Не смейся, ведь я люблю

Он и сам отлично понимает, что продолжает любить Эстер, и охвачен слепой ревностью, но

вместе с тем он переживает за нее чисто по-дружески. Как ни крути, Эстер его подруга, и он, Бруно, беспокоится за ее здоровье. Его волнуют ее чувства. Он тревожится из-за ее слез и печется о ее благе, потому что она и в самом деле очень важна для него. Эстер не только его немыслимая, невозможная

любовь, но и человек, который очень дорог ему. Эстер многое дала ему, но совсем недавно она

пережила трудный период, и тогда Бруно был ее жилеткой для слез. Родриго заставил девушку

страдать, причинив ей много боли. То же самое ждало бы ее с парнем вроде Самуэля.

Ну почему хорошие ребята не имеют таких возможностей, как плохие? Девушки предпочитают

парней, которые заставляют их страдать, приносят им одни огорчения, ничего не давая взамен. Таких, как Сэм или Родриго.

Он же, Бруно, наоборот, всегда старался бы сделать Эстер счастливой, потому что она значила бы

для него все, она была бы всей его жизнью. Он никогда не позволил бы ей страдать.

Он помнит ее плач, все ее слезы. Все вместе, и каждую слезинку по отдельности. Он помнит ее

тоску, от которой она отходила постепенно шаг за шагом на протяжении долгих месяцев. Да, он

отлично это помнит…

– Держись, Эстер. Давай, подбодрись. Ну-ну, все закончилось уже больше трех недель назад. Этот

парень уже в прошлом, он канул в лету.

– Тогда почему же я чувствую себя так, как будто все только что случилось?

– Потому что ты была влюблена в него.

– Я не понимаю, почему он так вел себя со мной. Ну почему он так поступил?

Этот вопрос она задавала каждый день. А Бруно каждый день выслушивал ее, не в состоянии

поднять голову, и страдал оттого, что видел ее такой удрученной. И еще как можно мягче и тактичнее

отвечал на ее вопросы. И ни слова жалобы, ни одного упрека. Все так, будто они впервые говорили на

эту тему.

– Не думай больше об этом. Родриго законченный сухарь, у него совершенно нет чувств. Ты

заслуживаешь кого-нибудь получше.

– Не знаю, возможно, это я была виновата.

– Да ни в чем ты не виновата! Ни чуточку!

– Я его любила.

– Ты была слепа и не понимала, каким он был на самом деле.

– А, может, я просто недозрела или вообще недоразвитая?

– Ты очень развитая, абсолютно нормальная. Тебе же только шестнадцать. Надо же – недозрелая!

Нужно было бы бить тревогу, если бы ты была слишком переспелая, разве нет?

Забавная картина, нарисованная Бруно, заставляет девушку улыбнуться. Он всегда так внимателен

к ней и, порой, ему удается заставить ее забыть о прежних отношениях.

– Думаю, да.

– К тому же, если ты недоразвитая, то какой же тогда я?

– Ты… ты просто прелесть.

Эстер обхватывает руками лицо парня, наклоняется и целует его в щеку. Бруно чувствует себя

перенесенным в другой мир, в другое измерение, когда губы девушки ласково касаются его лица, хотя

он понимает, что это не более чем благодарный поцелуй. Благодарный, такой и только такой.

У Бруно есть одна фотография, сделанная тем же вечером, сразу после поцелуя. На ней они с

Эстер вдвоем: она улыбается, несмотря на грусть, а он довольно серьезен, несмотря на радость

оттого, что рядом с ним – она. Парень выглядит сердитым, хотя на самом деле он был в

замешательстве и покраснел от смущения. Он и теперь продолжает хранить это фото в своем

смартфоне. Фотография напоминает ему о ласковом прикосновении губ Эстер к его разгоряченной

коже. По дороге к дому Бруно одолевает искушение взглянуть на нее, но его смартфон выключен.

Дело здесь отнюдь не в разрядившейся батарейке, а в нем самом. Теперь Бруно не хочет ни читать

слова, написанные Эстер, ни слышать ее голос. Он решил так, когда ехал в метро. Да, он принял

очень важное для себя решение: он хочет доказать самому себе, что не зациклен на Эстер, а если и

зациклен, то может жить, не видя и не слыша ее, и не зависеть от нее двадцать четыре часа в сутки.

70

По крайней мере, он должен попытаться не зависеть от Эстер, тем более если все опять повторится

сначала. Он не желает больше мучиться из-за нее, в то время как она страдает из-за другого. Мери

права: его чувства медленно губят его.

– Привет, ма, – говорит Бруно, когда Эсперанса открывает ему дверь квартиры.

– Как? Ты уже здесь?

– Угу. Разве ты не сказала, чтобы я вернулся рано?

– Да, но...

– Ну вот, я так и сделал, по-твоему, быстренько вернулся, – очень серьезно говорит парень. –

Ладно, пойду к себе. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Женщина недоуменно приподнимает брови и внимательно смотрит на идущего в свою комнату

сына. Что-то случилось. Сразу видно, что ему плохо. Мать очень точно подмечает такие вещи.

Возможно, он злится из-за того, что она сама взяла и пригласила его подругу. Конечно, иногда она

слишком настойчива и напориста, но ведь она думала, что Бруно обрадуется, если Эстер придет к ним

домой на ужин.

Ну уж нет, она это так не оставит. Эсперанса быстро направляется к спальне Бруно. Женщина

собирается войти в комнату, но вспоминает, что всегда говорит ей сын, и стучит в дверь.

– Да?

– Ты как? Я могу войти?

– Входи.

В голосе Бруно звучит вялое безразличие и смирение. Он всегда говорит с матерью именно так.

Эсперанса поворачивает ручку двери и заходит в комнату. Бруно сидит на кровати, даже не

переодевшись.

– С тобой все в порядке?

– Да, все отлично.

– Не ври мне.

– Мама, отстань, не будь такой занудой.

– Послушай, я же вижу, что ты... какой-то чудной.

– По-моему, ты уже должна была бы привыкнуть к тому, что я чудик.