Не созревшая рябина

С Нового Года пролетело несколько дней, за которые живой человек успел умертвиться, а его зомби успокоиться. Первое, что бросилось парням в глаза, была унылая фигура трупа, мерно покачивающаяся на веревке в углу комнаты. Покачивающаяся в такт движениям живых гостей.

Долгое время парни просидели в молчании. Чиж, покачнувшись, опустился на стул и в, ставшим позже привычкой, умоляющем жесте склонил на столе руки. Даня остался стоять рядом, перебирая в похолодевших ладонях ненужную колоду карт.

Похоронить мужчину оказалось делом нелегким. Просто закопать тело означало оставить неупокоенного человека посмертно гнить в земле. Как похоронить заживо. Чижу это казалось тошнотворным, но и окончательно добить старого знакомого рука не поднималась. Хотелось попросить кого-нибудь, чтобы избавить его от этого выбора, но люди вокруг были такими же нерешительными. Ваня и телом и душой чувствовал, как силы покидают его.

Большую помощь оказала Марина. Выглядела она так, будто не прекращала пить с самого Нового Года, а то и раньше, и, наверное, так оно и было. Она была первым человеком, к кому обратились парни. Ненадежная, но взрослая.

По ее предложению, парни насобирали с местных все горючее. Бензин, какие-то лаки, спирт с чьей-то легкой руки. Из-за этого они практически сделали самоубийство дяди Егора достоянием общественности. Также как в Новый Год эти люди радовались празднику, так же и теперь они все вместе собирали своего товарища в последний путь.

Кто-то высказал идею о других жильцах, что перестали показываться на улицах. Марина проверила их перепись, и с несколькими мужчинами прошлись по отсутствующим. Вернувшись, они привели с собой трех зомби, скрывавшихся в домах. Возможно, это последние похороны, которые они могут провести.

Никому не пришло в голову связаться с кем-то из города. Будто их поселок уже давно стал отдельным самостоятельным миром.

Могилы выкопать все же пришлось. Марина хотела сделать одну общую, рядом с курганом. И поставить такой же крест. Чиж воспротивился, настаивая на отдельных могилах. На самом деле это не имело большого значения, но Ване казалось, будто этой самой одной ямой они стирают последние следы личностей их товарищей. Даня его поддержал. Не потому что разделял мысли друга, а из страха, что тот развалится, если сделать по-другому.

Остальным было все равно, и вскоре рядом со старой насыпью появилось четыре небольших могилы. Земля мерзлая, почти не копается, пришлось приложить много сил, прежде чем выкопать хоть одну яму, но зима сама по себе тёплая, поэтому все оказалось не так плохо как могло.

– Это вам не крематорий, – бурчала Марина. – Останков будет много, но явно меньше чем от обычного трупа.

Сжигали на том же месте, где была свалка. Мертвецы послушно горели, и, наблюдая, как привычно сутулая фигура знакомого мужчины неестественно сжимается в огненном пламени, Даня понимает, что плачет.

Часть 4. В ожидании рябины

Глава 15. Весна слишком противное время года

Город, в котором жили Чиж с Даней, считается городом с умеренным климатом. Сами парни смеялись над этим, считая жизнь в нем невыносимой. Зимой – 40, летом + 40, весной грязь, осенью дождь, а нескончаемые ветра придавали городу особый вкус. Иногда с ощущением пуха во рту, но в основном земли, конечно.

Обычно городские ощущают приход весны не по возвращающимся птицам или теплеющему солнцу, а по покрывавшимся чёрной грязью сугробам. Снег при этом местами темнел противной на вид корочкой льда и грязными застывшими кристалликами. Белая поверхность проезжей части стремительно наполнялась клочками пыли, перекатывающейся с каждым движением автомобилей.

Привыкнув за два десятка лет к такому укладу, Чиж чувствовал себя некомфортно в этой новой весне. Больше машинами не пользовались, и никто не ездил по дорогам. На снегу не было ни черноты выхлопов, ни дорожной пыли, однако весна все также пачкала белизну сугробов в тёмный цвет.

Чем больше снега таяло, тем явственнее окружение покрывалось тёмными маслянистыми пятнами. Казалось, что тёмное вещество, которое раньше можно было увидеть только у зомби, пропитало саму почву. Чиж не решался выходить на улицу без маски. Он надеялся отыскать где-нибудь противогаз, потому что слабые медицинские маски не помогали от уличного загрязнения. Казалось, само пребывание на воздухе обращало тебя в мертвеца.

Пока Чиж удивлялся изменениям климата, Даня продолжал сохранять спокойствие. Еще зимой он не решался снимать шарф из-за тяжелого загрязнения, теперь оставалось только смириться и натянуть респиратор. Или платок, и ходить как байкер.

Парни надеялись на приход весны. Думали, что будут сажать овощи и зелень. Представляли, как с уходом холодов люди из «Бункера» начнут распространять вакцину.

Январь разрушил их ожидания. Привычная, нескончаемая до самого мая, зима закончилась в начале февраля. К десятому дню сошел последний слой снега, почва обнажилась. Ни единого ростка видно не было, наверное, вся растительность в земле ждала положенного ей срока.

От планов по земледелию пришлось отказаться – сказалось полное отсутствие навыков и нехватка чужих советов. Со дня похорон дяди Егора парни не разговаривали ни с кем из местных. Иногда можно было встретить кого-то на улице, но обходились простым приветственным кивком и расходились в разные стороны.

Радио парни забрали себе. Электричество включалось реже, и заряжать его почти не получалось, но иногда оно работало. Плохие новости не передавали. Не было даже упоминания преступлений или стихийных бедствий. Будто «Бункер» жил в собственном выдуманном мире, где все всегда хорошо. Возможно, СМИ запретили раскрывать случаи заражения или чего-то страшного, чтобы не подрывать моральный дух населения.

В надежде на это Даня без умолку трещит, вспоминая старые фильмы ужасов про кошмары на базах, где устраивают культ и едят людей. Первые три-четыре репортажа о проведенных праздниках шутки Дани казались даже смешными. Фантазия легко представляла, как над выжившими ставят опыты, и их жизнь еще хуже, чем серые будни парней на даче.

Вот только их продукты стремительно портились, и кроме запечатанных круп и консервов питаться было нечем. С водой повезло больше: водоснабжение не работало, и колодец дяди Егора стал всеобщим спасением. Мужчина запрещал пить сырую воду, заставляя парней ее дистиллировать. Даня хвастался, что у него есть специальные таблетки для очистки, но Чиж смеялся над ним. Упаковки не хватило даже на месяц зимы, а весной и подавно ничего не осталось.

И так, в очередной раз оставшись в темноте сгущающихся сумерек, наблюдая через окно за чернеющей пустынной землей и слушая, как надоедливое радио вещало о подготовке ко дню защитника Отечества, Даня мог только раздраженно вздохнуть. Чиж никогда не упрекал его за ту минуту слабости, но сам парень постоянно винил себя. Они могли бы теперь есть свежие фрукты и мясо, а не давиться сухофруктами и сухарями.

Даня любит свой дом. Он готов выть от одной мысли, чтобы покинуть его, покинуть все, что осталось от его семьи. Сердце болезненно сжималось всякий раз, когда он думал уйти отсюда, но продолжать жить так, было невозможно.