Не стать насекомым
Шрифт:
И далее рассказчик пытается разгадать, что же это за человек: с одной стороны, герой рок-н-ролла, а с другой, тихий и не совсем живой субъект; он засыпает Михаила вопросами, спрашивает о детях. «Бог миловал…» — следует ответ. В конце концов «ни в чём не уверенный» герой расстаётся с музыкантом, взявшись помогать случайному мальчику собирать рассыпавшийся искусственный снег.
Я думаю, проблема, мерцающая в рассказе (в лоб какие-либо проблемы в этом сборнике Прилепин вообще не поднимает, и в этом явный рост его как писателя), очень важна. Действительно, невозможно понять, почему человек, вкусивший славы, бывший звездой, вдруг по собственному желанию становится тем, кого не узнают и почти не помнят? Он может, если возникнет лично у него потребность, вернуться
Я, прочитав этот рассказ, тоже задал себе вопросы: «А отпущу ли я ухваченную за хвост какую-никакую, но известность? Откажусь ли от поездки, встречи, телепередачи, которые поддержат мою известность, или вместо этого попытаюсь что-то написать или просто пожить?»
Сергей Беляков набросал схему писательской судьбы, поначалу жутко меня разозлившую. Вот она: «Молодой писатель должен чем-то удивить, чтобы прославиться. Мэтр уже может не утруждать себя. Пусть критики-злодеи что-то долдонят про «измельчавшего» или «исписавшегося» классика, читатель всё равно его книжки раскупает: ты работал на имя, теперь имя работает на тебя». Да, я разозлился, но тут же остыл — а ведь так и существуют многие наши писатели.
Лев Толстой говорил о необходимости освобождения от подчиняющих форм и пытался снова и снова себя освобождать. Мы же стремимся не потерять ухваченное за хвост и удивляемся тем, кто берёт и по своей воле теряет.
Человек, написавший такой тонкий и глубокий (глубина не сразу видна из-за тонкости) рассказ, как «Герой рок-н-ролла», вряд ли последует вышеприведённой схеме. По крайней мере — в ближайшее время…
И теперь несколько слов о пресловутой прилепинской небрежности (разговорам о которой, правда, он сам дал отличный повод, заявив как-то, что пишет левой ногой).
Я, например, совершенно не понимаю, что есть небрежность, а что брежность в художественной литературе. Сколько у нас художников, пишущих так брежно, так высокохудожественно, но после чтения двух-трёх страниц произведений которых скулы начинает выворачивать зевота, а кишочки мозгов скручиваются в узел? А тех, кто пишет вроде небрежно, но от чьего текста не оторвёшься?.. Почти все «серьёзные писатели», кажется, умышленно пишут так, чтобы их повествованиями невозможно было увлечься, получить от них удовольствие. Прилепин — одно из исключений. Его хочется читать дальше, зная, что если сюжет и не станет острым, то найдёшь впереди или интересную мысль, или свежий образ, или неожиданное и яркое сочетание слов.
Николай Крижановский детально отследил в единственном — и то частично — понравившемся ему в «Ботинках…» рассказе «Бабушка, осы, арбуз» смысловые неточности и «нелепости». Я мог бы поспорить по поводу почти всех приведённых примеров (и о том, что арбуз под ножом может не только трещать, как утверждает критик, но и всхлипывать, как написал автор, и о том, что рассохшаяся лодка может держаться на плаву (рассохнуться до щелей могут борта, а днище ещё дюжить), и о том, что верёвка, которой она соединена (пока ещё, до ближайшей бури — в том-то и дело) с мостками, может быть истлевшей), но уверен, что это дело пустое. Каждый человек воспринимает читаемый текст индивидуально, и для кого-то знаменитый «круглый стол овальной формы» Достоевского — вопиющий ляп, а для кого-то сильный, чуть ли не гениальный образ… Художественная литература не поддаётся логическому разбору, в том-то и её прелесть. Прозу Прилепина тоже невозможно разложить на детальки, рассмотреть под лупой и понять, как она устроена.
…У Сергея Белякова есть такая привычка — он постоянно сравнивает (без особых объяснений, зачем) писателей, начавших публиковаться недавно, с теми, кто давно увековечен историей, и делает вывод: нет, не то. Особенно часто сравнениям у Белякова подвергается Прилепин. «Прилепин не
Шолохов», «Прилепин на Дизраэли не тянет», «Прилепин не Пастернак»… Естественно, что Прилепин не является ни одним из перечисленных; он, на мой взгляд, также и не один из многих писателей Ивановых, и не один из Новиковых, не один из Кочергиных, не Сенчин, не Шаргунов. Даже не Алексеев Алексей Алексеевич. Он Захар Прилепин. Первый и последний. Как-то там юноша Михаил Лермонтов написал: «Нет, я не Байрон, я другой, / Ещё неведомый избранник»…Такая фигура в нашей, мягко говоря, не слишком живой литературе давно ожидалась. Фигура и притягательная, и неудобная. Её невозможно не замечать, и потому она уже сейчас многих раздражает. Раздражение, уверен, будет расти. Каждая новая книга будет объявляться слабее предыдущей, любой шаг будет расцениваться как уход куда-то в сторону и т. д.
Что ж, это удел такого калибра писателей. Их долбят и справа, и слева, и по центру с обеих сторон. История оставила нам примеры, когда писатели бросались на долбящих, защищались и нападали сами, а в итоге запутывались, сбивались с пути и тихо увядали под контролем бдительного окружения, другие же шли своей дорогой, не обращая внимания на уколы, удары и уговоры.
Как ни банально это звучит, следующая книга прозы Захара Прилепина покажет… Не знаю, что именно она должна показать, но уверен, что что-то покажет.
Октябрь 2009 г.
Питомцы стабильности или грядущие бунтари?
Дебютанты нулевых годов
Помнится, в 1999 году возник спор, когда праздновать наступление миллениума — 1 января 2000-го или через год. Учёные вроде бы убедительно доказали, что новый век и тысячелетие наступит 1 января 2001 года, но в сознании простых людей важнее оказался сам факт смены единицы на двойку, и приход 2000 года встречали куда активней следующего.
Не знаю, кто оказался прав, но вот наступление новой эпохи в нашей литературе, по-моему, началось в 2000-м.
Какой она будет в целом, эта эпоха, короткой или продолжительной, плодотворной или скудной, прогнозировать сложно. Но первое, уже завершающееся, десятилетие, по крайней мере, оказалось не таким уж плохим. Пожалуй, с «оттепельных» конца 50-х — начала 60-х не было в нашей литературе столь богатого на открытия, на новые имена периода.
О них, о писателях, дебютировавших в 2000–2009 годах, юных и не очень, громко заявивших о себе и тех, кто остается в тени, и хочется поговорить в этой статье. Впрочем, исчерпывающая панорама вряд ли получится — всего нового, что появилось в литературе даже за столь короткий отрезок времени, как десять лет, обозреть невозможно.
1. Создание атмосферы
Именно в 2000 году большинство литературных изданий как-то дружно озаботилось привлечением на свои страницы новых имён. Тогда же была учреждена премия «Дебют» для авторов не старше 25 лет. Поначалу многим затея эта показалась не очень-то серьёзной: ну что, дескать, стоящего почти ребёнок может написать? Бывают, конечно, в мировой литературе ранние таланты, но их по пальцам пересчитать, не обязательно для их выявления создавать целый премиальный институт.
Но «Дебют» очень быстро доказал свою значимость и даже необходимость в литературном процессе. И, что характерно, для большинства лауреатов награда стала не авансом возможных будущих творческих достижений — награждали за действительно сильную прозу, стихи, пьесы, статьи… Приведу на память несколько лауреатов и финалистов «Дебюта», без кого современную русскую литературу уже очень сложно представить: Аркадий Бабченко, Василий Сигарев, Сергей Шаргунов, Андрей Иванов (Юрич), Андрей Нитченко, Анна Логвинова, Анна Русс, Валерия Пустовая, Владимир Лорченков, Олег Зоберн, Александр Снегирёв, Денис Осокин, Наталья Ключарёва, Игорь Савельев, Егор Молданов, Лев Оборин. По-моему, внушительный (и притом неполный) список.