Не та профессия. Тетрология
Шрифт:
– Очень больно, – жизнерадостно покивал старик, явно не играя.
– Я слуга лишь своему господину, – пожал плечами Нурислан, не смотря на неудобное положение. – Пока оснований предавать не вижу.
Девчонка-персиянка что-то бодро шептала на ухо дочери Хана, явно переводя на туркан беседу с пушту.
– Ты убил людей. Украл лично у меня. Украл у города, – перечислила претензии младшая дочь Хана на восточном туркане (который Нурислан тоже отлично понял). – Не слишком ли много преступлений в честь какого-то бая?
– Ты
– Идея продать нас в Иран пришла в в а ш и головы намного раньше, – с толикой любопытства ответил лысый, снова на пашто. – А предыдущий наместник, посаженный вами над людьми, как над скотом, так и вообще… Человеколюбивым и отеческим такой поступок Султана не назовёшь. Уже молчу про заранее отправленного на верную смерть «родича», имею ввиду её отца. – Лысый выжидающе смотрел на Нурислана.
Судя по некоторым деталям, здоровяк либо действительно имел ранее отношение к военной службе, либо даже был чем-то сродни Нурислану: дочь Хана не говорила на пушту, это в городе знали все.
Сам же здоровяк говорил и на пушту, и на forsii tojiki (правда, плохо), и на туркане.
Язык он сейчас выбрал специально такой, чтоб его не понимала его же сестра (если они с ханшей действительно родственники, потому что на вид не похоже).
Упоминая её отца, покойного Хана, он ни словом, ни жестом не выдал внимание к сестре. Явно пытаясь не обратить её внимания на неприятную для неё деталь разговора. Впрочем, кое-что здоровяк всё же упустил: персиянка моментально перевела услышанное, и дочь Хана чуть нахмурилась.
Вслух же Нурислан сказал следующее:
– Ты сейчас судишь о вещах небесной вышины, с таким же бездумным безумием. Эта куртка, что на тебе, твоя по праву? – далее Нурислан впился в лицо здоровяка, ловя малейшие оттенки эмоций того (поскольку со служивым этого уровня можно было попытаться договориться. Не раскрывая особо секретов Службы).
– Смотря о каком праве говорить, – весело ответил лысый. – Это мой трофей, взятый в честном бою. Потому – да, она моя по праву.
– Ты не боишься…? – от удивления, Нурислан даже продолжать дальше мысль не стал. – Перечень возможных неприятностей из-за этой куртки, надетой не по праву, слишком велик. Или ты просто дурак? Знаешь, что будет с тобой, встреться ты с сослуживцами её хозяина? Особенно если они из той же сотни?!
– У меня урегулированы все имущественные претензии и с владельцем этой куртки, и с его сослуживцами. Особенно из одной с ним сотни. – Спокойно ответил здоровяк, как будто проваливаясь в какие-то неприятные воспоминания. – Поверь. Вот железяки да, тут ты прав… – Лысый каким-то плавным и слитным движением отстегнул три нагрудных знака и бросил их в карман. – Это действительно было лишним, хотя и в той ситуации необходимым… А что до неприятностей, знаешь, я отчего-то не боюсь тварей, воюющих с детьми и женщинами, и травящих собственный народ заразой. Но обо всём этом я поговорю не с тобой, а действительно с сослуживцами этой «куртки», если увижусь ещё раз… – лысый похлопал себя по животу. – Сколько человек подчинено тебе в городе?
Нурислан почему-то как завороженный наблюдал за руками лже-сотника, поражённый пренебрежением того к высшим наградам Султаната. Потому в первый момент не сдержал определённых чувств, получив в лоб такой вопрос.
Это не укрылось от здоровяка:
– Ха, я был прав, – в каком-то ребяческом удовольствии, брат молодой ханши хлопнул себя по штанам. – Так сколько?
Нурислан, естественно, только сплюнул в ответ (вернее, попытался, поскольку во рту пересохло).
– Ладно, тогда скажи самые главные регулярные задачи, которые они должны выполнить в твоё отсутствие? Разовые?.. Постоянные?.. – Лысый пытливо смотрел на Нурислана, как будто ожидая ответа. – Как они связываются между собой?.. Пределы их самостоятельности в принимаемых решениях?.. Какие запасные варианты связи с теми, кто может им отдать команду помимо тебя?.. Как будет строиться иерархия в твоё отсутствие?..
Лысый сыпал своими дурацкими вопросами с частотой метронома. Слева и чуть позади него тарахтела девка-персиянка, кажется, переводя всё дочери Хана.
Наконец, Нурислану надоело слушать «в одно ухо»:
– Ты правда считаешь, что вы – жильцы на этом свете? – он пренебрежительно обвёл взглядом присутствующих, не смотря на собственное положение. – После всего этого? Передача провинции шаху – тайна не моя. И не того, кто мне отдаёт приказы. Вы себя похоронили в тот момент, когда только сунули нос в это дело…
– Можно подумать, иранский Шах, придя на эти земли, с нас бы пылинки сдувал, – весело фыркнул лысый. – А так мы ещё посмотрим, чем окончится…
– Я закончила, – неожиданно перебила мужчин персиянка на столичном туркане. – Он повторяется. Мысли по третьему кругу. Я дважды перепроверилась…
А Нурислан в этот момент с ужасом понял, что менталистом был не лысый здоровяк, которому, даже судя по его роже, таковое действительно было не по чину.
Менталистом была эта персиянка, которую до самого города именно поэтому и гнали слуги Шаха, бесславно закончившие свой путь на базарной площади (судя по всему).
Кстати, если это так, то это во многом объясняло некоторые вопросы взаимоотношений с «коллегами» из Ирана: если девка имела возможность видеть мысли напрямую…
Простак-Хуссейн, конечно, и партнёром, и противником был достойным. Но некоторые его крайне нестандартные ходы и решения теперь получали твёрдое и разумное объяснение: он просто з н а л, о чём думали его собеседники.
В какой-то отчаянной досаде Нурислан взделся на ноги малоизвестным обычным людям прогибом со спины. Это ему бы никак не помогло со здоровяком, но лежать и ничего не делать было невыносимо.
Ноги ему оставили несвязанными. Оттого он с удовольствием и с оттяжкой врезал подъёмом стопы между ног пуштуну.
Старый дед, на удивление, на редкость живо скрутился вдоль воображаемой вертикальной линии и хороший удар бессильно пришёлся вскользь по бедру.
Старик-пуштун отмахнулся на противоходе длинным кинжалом, зацепив горло Нурислана лишь самым кончиком. Разваливая, впрочем, трахею; перерезая крупную артерию.