Не так древен Рим, как его малюют

Карл, тем не менее, не оставил попыток наладить отношения с Востоком и легализовать свою коронацию. В 812 году путем переговоров с тогдашним византийским императором Михаилом I ему как будто удалось устранить неприятный эффект от папской инициативы, для чего пришлось пожертвовать даже захваченными ранее Венецией и Далмацией.

Этот факт говорит о чрезвычайной важности для него решения этого вопроса. Выходит, зависимость так называемой «империи Запада» от Константинополя ни в коей мере не была на тот час преодолена, что бы ни говорили по этому поводу прозападные хронисты. Признавал все-таки предводитель франков в базилевсе вышестоящее начальство, а, значит, был ниже его по рангу и не самостоятелен в своих поступках.

Да, кстати, а почему «империи Запада», а не «Западной Римской империи»? Именно потому, что и была она только «западной», а отнюдь не «Римской». «Империя франков» тоже подходит. То есть не просто так в названии не хватает слова «Римская». Это была оговорка по Фрейду. Историки сами себя изобличили, осторожничая с названием.

Да и, собственно, какой там «римский император»? Ведь им был Михаил I, а до него Никифор I, сместивший Ирину. Карл-то тут при чем? И в каком качестве его здесь можно представить? Разве что в качестве самозванца. Его римское императорское достоинство, таким образом, повисает в воздухе и все попытки комментаторов наделить его им выглядят неуклюжими и политически мотивированными.

Такими же надо считать и попытки приписать ему «возрождение» «Римской империи». Ничего он не возрождал. Да и нечего было возрождать. Все это прекрасно существовало и без него в виде Византии.

Интерес в данном контексте вызывают также попытки сближения пап с Византией и в целом подобострастная позиция пап по отношению к Империи. Это тем более вызывает изумление, что, судя по россказням историков, представители «апостольского престола» вполне самостоятельно осуществляли коронования еще со времен династии Меровингов.

Так реймсским архиепископом Ремигием без всякой оглядки на Константинополь был коронован и крещен самый видный из Меровингов – Хлодвиг I. Причем, крещение это, как сказывают, было не византийского толка, а латинского, что призвано укрепить нас в мысли о полной эмансипации Запада в ту давнюю пору.

Почему-то, правда, не укрепляет, а только наводит на мысль, что случился сей инцидент гораздо позже – в ту пору, когда произошло действительное, а не мнимое разделение Церкви и Империи, следствием которого и стала полная эмансипация папства. Я имею в виду XI век и спор по поводу филиокве.

На этом фоне Меровинги выглядят королями эпохи крестовых походов. И этому можно найти убедительное подтверждение. Вот некоторые детали коронации Хлодвига в описании Григория Турского: «Епископ с превеликой радостью велел приготовить купель для крещения. На улицах развешивают разноцветные полотнища, церковь украшают белыми занавесами, баптистерий приводят в порядок, разливают бальзам, ярко блестят и пылают благовонные свечи, весь храм баптистерия наполняется божественным ароматом. И такую благодать даровал там бог, что люди думали, будто они находятся среди благоуханий рая. И король попросил епископа крестить его первым. Новый Константин подошел к купели, чтобы очиститься от старой проказы и смыть свежей водой грязные пятна, унаследованные от прошлого. Когда он подошел; готовый креститься, святитель божий обратился к нему с такими красноречивыми словами: «Покорно склони выю, Сигамбр, почитай то, что сжигал, сожги то, что почитал»…

…Так король признал всемогущего бога в троице, крестился во имя отца и сына и святого духа, был помазан священным миром и осенен крестом Христовым. А из его войска крестились более трех тысяч человек. Крестилась и сестра его Альбофледа, которую спустя немного времени взял господь… Обратилась и вторая его сестра, Лантехильда, до этого сторонница ереси ариан; признав единосущность сына и святого духа с отцом, она была миропомазана».

Понятия о Троице и единосущности Сына с Отцом суть выражения Никейского Символа веры, принятого христианством в 325 году. Это вроде бы говорит в пользу факта крещения Хлодвига в 496 году. Но, как было отмечено выше, никейское понимание христианства никак не могло распространиться ранее крестовых походов, поставивших точку в доминировании Востока над Западом. Даже официальные источники пестрят сообщениями о вопиющей непоследовательности Константинополя в этом вопросе, об иконоборчестве и прочих антихристианских «ересях», в которые впадали византийские императоры, начиная с Константина, все первое тысячелетие. А ведь именно позиция императора, а не какого-то там римского папы, была доминирующей в Империи. То есть, если такое понимание и существовало, то лишь в рамках карликовой секты, преследуемой официальным Константинополем и обладающей влиянием разве что на своих немногочисленных адептов. О крещении королей в таких условиях даже речи быть не может.

К тому же даже «никейским» такое незрелое, «катакомбное» христианство назвать сложно. Лишь иудео-христианская доктрина могла лежать в его основании. Поэтому, не правы также и те, которые, основываясь, вероятно, на монополии Константинополя в духовной сфере в ту пору (что, впрочем, абсолютно справедливо), утверждают, что Хлодвиг был крещен в православие.

Возможно, поводом для этого послужило и уподобление его в тексте Константину Великому («Новый Константин»), основанное скорей всего на сходстве между собой двух эпизодов из жизнеописаний правителей. По преданию перед битвой с алеманнами, Хлодвиг, подобно Константину перед битвой с Максенцием, пообещал, что в случае победы примет христианство.

Впрочем, это сравнение скорей всего надо отнести на счет заинтересованности католика в возвеличивании единоверцев, в подчеркивании их незаурядности и могущества.

Да и не был Константин православным. Несмотря на данное перед битвой обещание, он крестился лишь перед самой смертью и не в православие, а в арианство. Согласно «Жизни Константина» («Vita Constantini») Евсевия Памфила, его крестил арианский епископ Евсевий Никомедийский – факт, который долгое время не позволял католикам отнести Константина к лику святых. Самое замечательное, что он сделал для христианства – это объявление свободы вероисповедания в Империи в виде Миланского эдикта 313 года.

Итак, проявление самостоятельности папой в случае с Хлодвигом удивлять нас не должно. Это просто традиция такая – изображать пап всегда и везде полностью самостоятельными во всем.

Собственно, даже в случае с Константином Великим можно наблюдать попытку следования этой традиции – правда, неудачную. Согласно упомянутой выше грамоте «Константинова дара» Константина крестил не Евсевий Никомедийский, а римский папа Сильвестр I (314-335), и не где-нибудь, а в Риме (итальянском, конечно). Константин согласился на это, будучи излеченным папскими молитвами от проказы. В придачу к согласию на крещение папа получил – ни много, ни мало – права на управление Италией в статусе, практически равном императорскому.

А вот еще один момент, подчеркивающий могущество и самостоятельность пап – правда, теперь уже современников Карла Великого. Короновали они «императоров», оказывается, не чем-нибудь, а короной того же Константина Великого. По свидетельству Дитера Хэгермана папа Стефан IV именно этой короной короновал повторно Людовика Благочестивого – сына Карла Великого.¹²

Какими же коронами в таком случае пользовались византийские императоры? Неужто самоделками? Вот уж не верится в наличие императорской короны у пап. Да и в то, что католика могли короновать короной схизматика, каковым был Константин Великий, верится не очень. Но и сказать, что больше доверия вызывают сведения о заискивании папства перед базилевсами и о короновании по их представлению, было бы опрометчиво. Верится на самом деле в то, что и могущество пап и их раболепие имели место, но в разные эпохи.

То есть, коронация Хлодвига, как, собственно, и Карла Великого, являются просто вставками позднесредневековых реальных инцидентов в историю раннего средневековья.

Чего стоит в этом контексте титул императора какой-то другой империи, кроме Византийской?

Все это касается и державы, созданной Оттоном I в 962 году и претендующей на преемственность от империи франков. Относительно заключительных этапов ее существования, когда она превратилась в конгломерат полунезависимых немецких княжеств, Вольтер как-то высказался следующим образом: «Государственное образование, именовавшееся Священной Римской империей, не было ни священной, ни римской, ни империей». С этим можно согласиться лишь отчасти: на самом деле эта характеристика применима практически ко всему периоду ее существования.