Не такая, не такой
Шрифт:
Останавливается, вынимает мой член изо рта, чтобы передохнуть, но вместо того, чтобы просто подрочить рукой, высовывает язык и щекочет им край головки. Легкие касания, трепещущие как крылья бабочки. Они запускают реакцию — и с этой секунды любое прикосновение отдается эхом нежного этого трепетания, ведет к неизбежному.
Когда она снова надевается ртом, как может глубоко, вся кровь тела, кажется, стремится в одну точку. Острое удовольствие растет так быстро, что я даже пугаюсь на секунду, кладу руку ей на голову, чтобы приостановить. Но она понимает это совершенно иначе, ускоряет движения,
Вот в этот момент я точно не выдерживаю этого якобы невинного орехового взгляда, этого зрелища ее на четвереньках с моим членом во рту, покорности и вызова.
Удовольствие концентрируется, густеет, сжимается в одну невыносимо сияющую точку, и мне кажется, что я дохожу до невероятных уровней температуры, моментально, как градусник в мультиках, взрываюсь, выплескиваясь чистой лавой прямо на ее высунутый язык. В последнюю секунду не выдерживаю и запускаю руку ей в волосы, чтобы не дать отстраниться, но она и не собирается — наоборот.
Это избавление от наслаждения — наслаждение не меньшее, чем оно само.
Соня ставляет меня опустошенным, размазанным по кровати и бессильным. Меня словно переехал каток, не поднимается рука — разве что обнять ее, когда она, облизываясь, устраивается у меня под мышкой.
И немного притянуть к себе, чтобы поцеловать припухшие губы:
— Ты охренительная женщина.
— Ты вкусный.
Мне нравится.
Мы еще валяемся в постели, пока мои мышцы наконец не возвращаются в боевое состояние из того желеподобного, в которое их вогнала одна прекрасная женщина.
Очень хочу отплатить ей тем же, но она протестует и требует душ, чистить зубы и завтрак.
Филомена из-за двери мявом и царапаньем напоминает, что у кошечки тоже есть потребности.
Так что разврат приходится немного отложить. Ничего, еще успеем. Как там Соня сказала: «рано еще разнообразить»? Значит, будет еще и поздно. Еще много-много у нас будет ночей и пробуждений вместе. Все успеем.
— Я ничего не взяла с собой… — растерянно смотрит Соня на свою вчерашнюю одежду. Я бы так и оставил ходить голой. Но пока не заикаюсь. Не спешу.
Выдаю ей свою футболку, и она в ней тонет. Горловина превращается в роскошный вырез, который обнажает округлое плечико, на котором я тут же оставляю десяток горячих поцелуев. Но эта женщина непреклонна — душ и зубы!
Не хочу отпускать ее одну даже в собственную ванную, так что мы чистим зубы вместе. Любуюсь тем, как мы смотримся в зеркале, ловлю в отражении ее взгляд, и она так забавно смущается, что явно думала что-то похожее.
Давно у меня не было такого счастливого утра.
— Давай съездим купим тебе зубную щетку, Сонь.
— Вот же она!
— Это гостевая, нормальную, правильную. И домашней одежды. И полотенце повеселее моих серых. И шампунь какой-нибудь.
— Мне нравятся твой!
— Это не мой, это гостевой, — провожу я ладонью по бритой голове и смеюсь, когда она смущается. — Тебе нужны здесь кремы, косметика, духи, наверное…
— Я особо не пользуюсь этим всем.
— Ничего не знаю, ты же девочка. Купишь, что тебе надо.
— Да не надо ничего!
Прекрасный повод для утренней перепалки. Соня
утверждает, что прекрасно обходится одним кремом «для всего», я предлагаю не скромничать, хочу, чтобы у меня ей было уютно. Она упрямится и утверждает, что нисколько не скромничает, я замечаю, что видел ее ванную, и не верю, что все эти баночки принадлежат одной маме-пенсионерке.Так мы доходим до кухни, где приходится включить подогрев полов, потому что там плитка, а Соня босиком.
— И тапочки! — подытоживаю я список покупок.
— Перестань!
Открываю холодильник.
Повара вызывать не буду, у нас глубокое погружение, никаких посторонних. Завтрак буду готовить сам. Достаю грудинку и размышляю. Мне-то лучше омлет, а вот Соню чем кормить…
— Что ты ешь на завтрак?
— Что бог послал, — пожимает Соня плечами, накладывая кошке корм.
— А все-таки?
— Ну, яблоко или что осталось с вечера.
— Завтрак — это важно.
— Давай, я приготовлю? — Соня тоже заглядывает в холодильник.
— Ты? — достаю свои смеси для белкового омлета, выкладываю на сковородку бекон.
— Я умею готовить! — возмущается она.
— Нисколько не сомневаюсь, но ты же у меня…
— В гостях? — коварно улыбается она.
Вот ехидная ехидна. Сделала.
— Да, уже не в гостях… Ладно, за продуктами тоже заедем, купишь все, что хочешь приготовить, раз уж тебе неймется вести хозяйство. Но, извини, мне нужен белок, так что я буду корректировать.
Как я и думал, мой атлетский завтрак не вызывает у нее диетических протестов. Так постепенно вернем Сплюшку к нормальной еде, а не этим глупостям с листиками салата. Кто ж так худеет? Это вредительская диета для уничтожения мышц, а нам нужна, наоборот, крепкая и сильная Соня. У меня на нее много планов.
— Одежду тоже купим, — комментирую я, пока она одевается после завтрака.
— Я привезу свою, я просто растерялась, — протестует она.
— Ага… — легкомысленно киваю. На месте разберемся, кто кого переупрямит.
Надо будет ей выделить место в гардеробной. То, что у Сони будет свое местечко не только у меня в сердце, но и у меня в доме, наполняет меня теплом. Момент, когда женщина переезжает к тебе и опушается, обустраивая все вокруг под себя, даже приятней момента, когда въезжаешь в новый дом сам.
Мы все-таки выбираемся из бункера, и я всерьез первые несколько километров опасаюсь, что сейчас кто-нибудь обломает наш беззаботный выходной, и в принципе морально готов достать из багажника и держать поближе хорошо заточенную саперную лопатку. Но никто не мешает — или вовремя соображают про лопатку — поэтому до торгового центра мы добираемся без приключений.
Соня направляется в супермаркет, я тяну к магазинам одежды. Что бы она там на себя ни наговаривала, у меня масса больше, я побеждаю.
— Как тебе это платье? Зеленый подойдет к твоим глазам.
— Нет, — твердо отвечает Соня.
— Ты ведь была в похожем на юбилее? Не нравится? А это?
— Нет, — еще тверже отвечает Соня.
— Ну почему? Может, примеришь? Ты ведь в принципе носишь платья?
— Ношу, — бурчит она и отворачивается.
— Тогда в чем дело, Сонь?
Поднимаю ее подбородок и смотрю в глаза.