Не твой герой

— Феромоны? — задумчиво произнес я, рассматривая молекулярную структуру. — Или что-то еще более сложное?

Дальнейший анализ показал поразительную вещь. Эти вещества могли воздействовать на поведенческие центры мозга других людей, вызывая подсознательное доверие и готовность следовать указаниям. Не полный контроль сознания, но достаточно мощное влияние, чтобы формировать лояльность и командную иерархию.

— Ген подчинения альфе, — усмехнулся я, записывая наблюдения. — Природа предусмотрела все. Паук-самец должен не только охотиться, но и контролировать свою территорию.

Это многое объясняло. Почему Флэш так быстро изменил отношение ко мне. Почему футбольная команда беспрекословно принимала мои советы. Почему даже тренер Кравчински стал относиться с уважением. Мое тело вырабатывало биологические сигналы, которые на подсознательном уровне устанавливали меня как лидера группы.

Звук шагов в коридоре заставил меня поспешно спрятать образцы и переключиться на официальную работу. Когда доктор Коннорс вернулся, я как ни в чем не бывало мыл лабораторную посуду.

— Как дела, Питер? — спросил он, снимая пиджак. — Надеюсь, ты не скучал в одиночестве?

— Все отлично, доктор. Как прошло совещание? — невинно поинтересовался я, продолжая работать.

— Очередная бюрократическая волокита, — махнул рукой Коннорс. — Комиссия по этике опять докапывается до наших экспериментов. Боятся, что мы зайдем слишком далеко.

Он не знал, насколько был прав. И насколько далеко уже зашел я сам, изучая тайны собственной мутации. Информация о феромонах альфа-доминирования открывала новые возможности. Если я смогу усилить этот эффект или научиться контролировать его сознательно...

— Доктор, — сказал я, заканчивая уборку, — а что вы знаете о социальном поведении пауков? О том, как они устанавливают иерархию в группах?

Коннорс удивленно посмотрел на меня:

— Большинство пауков — одиночки, Питер. Но некоторые виды действительно демонстрируют сложное социальное поведение. А что тебя заинтересовало в этой теме?

— Просто любопытство, — улыбнулся я. — Хочу лучше понимать биологические основы лидерства.

Если бы он только знал, как близко к истине подошел в своих словах о том, что мы можем зайти «слишком далеко». Но пути назад уже не было. Мутация развивалась, способности росли, а вместе с ними — и амбиции.

Покидая кампус, я столкнулся с какой-то бледной голубоглазой блондинкой с крайне милым личиком. Девушка несла стопку учебников и явно торопилась, но при виде меня остановилась.

— Извините, — произнесла она мелодичным голосом с легким акцентом. — Вы не Питер Паркер случайно? Лаборант моего отца?

Я удивленно поднял бровь. Коннорс никогда не упоминал о дочери, хотя в лаборатории иногда можно было заметить семейные фотографии на его рабочем столе.

— Верно, это я. А вы?..

— Беатрис, — улыбнулась она, протягивая свободную руку для пожатия. — Беатрис Коннорс. Папа очень хорошо о вас отзывается. Говорит, что у вас редкий дар к науке для старшеклассника.

Пожимая ее прохладную ладонь, я невольно отметил, насколько она отличается от отца. Где доктор Коннорс был весь в работе, постоянно напряженный и сосредоточенный, его дочь излучала спокойствие и какую-то особенную грацию. Белокурые волосы аккуратно собраны в косу, голубые глаза смотрели с искренним интересом.

— Приятно познакомиться, — ответил я. — Ваш отец тоже упоминал... — соврал я, поскольку Коннорс держал личную жизнь в строжайшем секрете. — Вы тоже изучаете биологию?

— Химию, на втором курсе, — кивнула Беатрис. — Но биология тоже интересна. Особенно то, чем занимается папа. Регенеративная медицина может изменить мир, не правда ли?

В ее голосе слышалась гордость за отца, но и что-то еще. Беспокойство? Или просто любопытство к работе, которую она понимала лишь частично?

— Определенно, — согласился я. — Ваш отец — выдающийся ученый. Работать с ним большая честь.

— Скажите, — неожиданно спросила она, поправляя ремень сумки, — он не выглядит переутомленным? Последнее время папа почти не бывает дома, только работа, работа, работа. Мама беспокоится.

Этот вопрос заставил меня задуматься. Действительно, за последние дни доктор Коннорс стал еще более одержимым своими экспериментами. Зеленая сыворотка, странные побочные эффекты на лабораторных мышах, его пристальное внимание к моим предложениям по альтернативным методам исследования...

— Наука требует жертв, — дипломатично ответил я. — Но я слежу, чтобы он не перерабатывал. Обещаю.

Беатрис одарила меня благодарной улыбкой, от которой что-то тепло шевельнулось в груди. Девушка была действительно красивой, но красотой не яркой, а какой-то утонченной, интеллигентной.

— Спасибо, — сказала она. — А вы... не хотели бы как-нибудь выпить кофе? Я имею в виду, просто поговорить. Мне интересно узнать больше о работе папы, а он сам рассказывает очень мало.

Предложение было неожиданным, но и заманчивым. С одной стороны, сближение с семьей Коннорса могло дать доступ к дополнительной информации о его исследованиях. С другой стороны, в голубых глазах Беатрис читался искренний интерес, не только научный.

— С удовольствием, — ответил я. — Может быть, завтра после занятий? Знаю одно хорошее кафе неподалеку.

— Отлично, — обрадовалась она. — Встретимся здесь, у главного входа, в четыре?

— Договорились.

Мы попрощались, и я проводил взглядом ее стройную фигурку, пока она не скрылась в одном из корпусов. Интересный поворот событий. Дочь Коннорса могла стать как ценным источником информации, так и... чем-то большим.

Возвращаясь домой на автобусе, я размышлял о новых возможностях. Беатрис явно волновалась за отца, а значит, замечала изменения в его поведении. Если мои подозрения верны, и доктор действительно приближается к опасной черте в своих экспериментах, она может оказаться союзницей в попытках его остановить.