Не твой герой

На радио объявили время — половина седьмого вечера. Диджей Томми Картер рассказывал о пробках на дорогах и обещал включить новый альбом Soundgarden после рекламной паузы. Голос у него был типично радийный — глубокий, бархатистый, с легкой хрипотцой.

Через полчаса из духовки начали доноситься божественные ароматы. Сыр плавился и пузырился, образуя золотистую корочку. Bechamel соединялся с мясным соусом, создавая идеальную гармонию вкусов. Аромат был настолько насыщенным, что слюнки сами собой текли.

Заглянул через стеклянное окошко духовки — лазанья приобретала аппетитный золотисто-коричневый цвет. Еще несколько минут, и можно будет доставать. На радио как раз включили «Black» от Pearl Jam — одну из самых проникновенных баллад группы.

Когда таймер наконец прозвенел, я достал форму из духовки. Лазанья выглядела идеально — румяная корочка, аккуратные слои, видные на срезе, аромат, от которого кружилась голова. Поставил форму на деревянную подставку остывать — Мэй всегда говорила, что лазанье нужно дать отдохнуть минут десять, чтобы слои схватились.

Тем временем приготовил простой салат из айсберга, помидоров и огурцов. Заправил оливковым маслом, бальзамическим уксусом, добавил щепотку соли и перца. Свежесть овощей должна была сбалансировать сытность основного блюда.

Разрезав лазанью на порции, я положил кусок на тарелку и отнес в спальню Мэй. Она как раз просыпалась, сонно потирая глаза.

— Питер? Что за аромат? — пробормотала она, садясь на кровати.

— Лазанья, — улыбнулся я. — Решил приготовить ужин. Голодна?

Глаза Мэй засветились от удовольствия:

— Боже мой, как пахнет! Ты становишься настоящим поваром, дорогой.

Мы поужинали на кухне, слушая радио и негромко разговаривая о прошедшем дне. Мэй рассказывала о работе, я — о школе и тренировках. Лазанья получилась действительно удачной — сытной, ароматной, с идеально сбалансированными вкусами.

За окном медленно опускались сумерки, а на радио играла музыка, которая навсегда останется саундтреком этого времени. Простые радости — домашняя еда, теплая кухня, близкий человек рядом. Иногда именно такие моменты и были самыми важными в жизни.

После ужина Мэй потянулась и довольно вздохнула:

— Знаешь что, дорогой? Давай возьмем мороженого и посмотрим что-нибудь хорошее по телевизору. Сегодня пятница, можно позволить себе расслабиться.

Идея показалась мне отличной. Направившись к морозилке, я достал большую упаковку мороженого «Хааген-Дазс» со вкусом ванили и шоколадной крошки — Мэй купила его на прошлой неделе как «маленькую радость для души». Мороженое было настоящей роскошью в нашем бюджете, но тетя всегда говорила, что иногда нужно баловать себя.

— Тебе в стаканчике или в мисочке? — спросил я, доставая из шкафчика две глубокие керамические пиалы с цветочным узором.

— В мисочке, конечно. И не жалей, — рассмеялась Мэй. — После такой лазаньи можно позволить себе и десерт.

Щедро наложив мороженое в пиалы, я добавил сверху немного шоколадного сиропа «Херши» и горсточку измельченных орехов. Мэй наблюдала за моими действиями с одобрительной улыбкой.

— Где ты научился так красиво подавать десерты? — поинтересовалась она, принимая свою порцию.

— Смотрел кулинарные передачи, — пожал плечами я. — «Фрюгал Гурмэ» и «Великие повара Америки». Джулия Чайлд знает толк в красивой подаче.

Мы перебрались в гостиную, где Мэй уже расстелила на диване большой шерстяной плед в шотландскую клетку — зеленый с красными полосами, еще дедушкин. Плед был старым, местами потертым, но невероятно теплым и уютным. Пах домом, детством и безопасностью.

— Что будем смотреть? — спросила Мэй, устраиваясь на диване и накрываясь пледом.

Я включил телевизор с диагональю экрана в двадцать пять дюймов, который занимал почти половину тумбы. Кинескоп был слегка выпуклым, а изображение иногда немного рябило, но в целом картинка была четкой. Пульт представлял собой массивную пластиковую коробку с большими кнопками, которые приходилось нажимать с усилием.

Переключив на NBC, мы попали как раз на вечерний сеанс. На экране появились знакомые титры и логотип кинокомпании — «Касл Рок Энтертэйнмент». Название фильма высветилось крупными буквами: «Бессонная в Сиэтле».

— О, это с Томом Хэнксом и Мег Райан! — оживилась Мэй. — Видела трейлеры, говорят, очень романтичная комедия. Как раз то, что нужно для пятничного вечера.

Мы устроились рядом под пледом, Мэй положила голову мне на плечо, а я обнял ее со всей нежностью и теплотой. Было удивительно уютно и спокойно — то редкое чувство полного умиротворения, которое я почти забыл за последние напряженные дни.

На экране разворачивалась история овдовевшего архитектора из Сиэтла, который переезжает туда с маленьким сыном, пытаясь начать новую жизнь. Том Хэнкс играл с той особенной теплотой, которая сделала его одним из самых любимых актеров Америки.

— Какая трогательная история, — тихо сказала Мэй во время сцены, где персонаж Хэнкса рассказывает сыну о покойной жене. — Напоминает мне о твоем дяде Бене. Как он умел любить...

Я кивнул, размышляя о том, как киноиндустрия Голливуда в последние годы все чаще обращается к семейным ценностям. После бурных восьмидесятых с их культом успеха и материализма, девяностые принесли тягу к простым человеческим чувствам.

— В последнее время я часто вижу таких мужчин, — продолжила Мэй, машинально поглаживая мое плечо. — Потерявших жен, оставшихся одних с детьми. И знаешь, что меня больше всего поражает? Как они учатся быть и отцом, и матерью одновременно.

— А ты никогда не думала о том, чтобы снова выйти замуж? — осторожно спросил я, понимая, что тема деликатная.

— Конечно, думала. Но знаешь... после Бена все остальные мужчины кажутся какими-то неполными. — Мэй помолчала, наблюдая за игрой актеров. — К тому же, у меня есть ты. И это главное.

Упоминание о дяде Бене всегда вызывало смешанные чувства. С одной стороны, теплые воспоминания о добром, мудром человеке, который заменил мне отца. С другой — болезненное осознание того, что его больше нет.