(не) твой ребёнок
Шрифт:
Для него жизнь и судьбы людей… это какая-то игра.
Абсолютный пустяк!
Мы не люди, мы — игрушки. А он — главный кукловод.
Я иду по коридору, не зная, что делать. Меня водит из стороны в сторону, поэтому я не могу собраться и сжать волю в кулак. Наверно, нужно найти Арину и всё ей объяснить. Попросить зарплату, разорвать контракт и попрощаться с детьми. Но перед этим позвонить в аэропорт и заказать билет.
Внезапно, мысли прерываются звонком моего телефона. Я вытаскиваю его из кармана юбки, вижу на экране мамин
— Алло, — слабым голосом отвечаю я, прижимаясь плечом к стене.
Ноги вообще не держат тело. Неприятная дрожь опасной волной разносится от затылка к пяткам.
— Катя, Катенька! Беда, Господи!
— Что с-случилось?
Как раз в этот момент дверь в комнате Олега отворяется, и он выходит в коридор. Увидев меня, ускоряет шаг, двигаясь строго навстречу.
— Мишенька… Скорая забрала. Всё очень плохо. У нас есть несколько дней. Операция слишком дорогая. И донора нет!
Перед глазами темнеет.
Становится нечем дышать…
Пошатнувшись, я роняю телефон из рук и падаю в черную пропасть.
— Очнись, ну же, Катя! Приди в себя!
Шлепки по щекам.
В нос бьёт неприятный запах аммиака.
Я распахиваю глаза и делаю судорожный вдох.
Картинка более-менее обретает чёткость. Я вижу позеленевшее лицо Олега, склонившееся точно над моим телом, лежащим на диване в гостиной. В руке он сжимает маленький стеклянный флакон, который находится слишком близко к моему лицу.
— Врач скоро будет. Что с тобой происходит, девочка?
Теплые и мягкие ладони мужчины падают на мои щеки, нежно их поглаживая.
— Ч-что произошло? — зажмурив глаза, пытаюсь вспомнить.
— Ты потеряла сознание. Ты чем-то больна? — грозно спрашивает он.
Память стремительно возвращается. Я вдруг вспоминаю разговор с мамой по телефону.
— Миша, Мишенька! — резко дергаюсь вперёд. — Я д-должна срочно позвонить. Сколько я лежала без сознания?
— Десять минут. Кому позвонить?
— Миша, мой сын. Его скорая забрала! — в сердцах выкрикиваю я.
Лишь потом думаю…
— Боже, что с ним?
— Не могу сказать, — всхлипываю.
Олег хватает меня за плечи, с силой их сжимает.
— Говори! Я смогу помочь! Ну же!
Я больше не могу скрывать правду.
Ситуация критичная.
Я, как мать, это прекрасно чувствую. Интуитивно…
Материнское сердце чувствует все, что происходит с родным ребенком. Даже, если нас разделяют тысячи километров.
Набравшись мужества, я отвечаю:
— Мне деньги очень нужны. Мой сынок болен…
Лицо Олега одновременно испытывает весь спектр эмоций, какой только существует на сегодняшний день.
— Глупая! Почему раньше не сказала? Слишком гордая?!
— Это мои проблемы, ясно?! Зачем мне грузить ими абсолютно постороннего человека?
Мужчина
тяжело вздыхает.— Ладно, какие планы? Чем мне тебе помочь? Деньгами?
— Мне нужно позвонить маме, дай телефон, пожалуйста.
Слабость никак не отступит.
Получив телефон, я набираю ее номер.
Жду.
Не отвечает…
Паника усиливается. За эту минуту я уже столько всего гадкого себе накрутила, что не понимаю, как вообще ещё держусь? Наконец, со второй попытки, я слышу усталый голос мамы.
— Мама, это я! Что у вас происходит?
Стараюсь говорить так, чтобы Олег не слышал, но он словно намеренно подсел ближе и прислушивается к каждому звуку.
Сквозь слёзы мама пытается мне что-то объяснить, но я практически ничего не понимаю.
— Говори яснее и успокойся. С Мишей что?
— С-сейчас я позову к телефону в-врача.
На пару секунд воцаряется тишина, затем я слышу строгий мужской голос.
— Добрый день, Екатерина. Что ж, скажу всё, как есть… Ситуация критическая, нужна срочная операция.
Я становлюсь белее мела за секунду. Олег быстро выхватывает телефон из моих рук и сам начинает вести беседу, вероятно, опасаясь, что я вновь лишусь чувств.
— Сколько у нас есть времени?
— А вы кто?
— Друг, — Волков прочищает горло. — Какая нужна сумма для операции?
Мои губы искусаны в кровь. Слушая разговор с врачом и настоящим отцом больного ребенка, я будто прохожу через все круги ада.
Держись, Катя!
Держись…
Нужно бороться до последнего!
Всегда!
В ушах шумит, в глазах пляшут черные точки. Я больше не слышу разговор Олега с врачом, лишь обрывками. Мне становится очень плохо. Я не знаю о чем они там смогли договориться.
Когда мужчина сбрасывает вызов, он поворачивается ко мне, нежно касается тыльной стороной ладони моей щеки, смахивая слёзы, утешающе шепчет:
— Я всё решил. Насчет денег договорился. Сейчас позвоню в аэропорт и закажу самолёт. Они сказали, у нас есть всего лишь сутки… Но ты держись! Всё будет хорошо. Я подключу связи, мы спасем твоего Мишу.
Олег подается вперёд и целует меня в лоб.
— Не плачь, я с тобой.
— Ты что же, тоже летишь? — едва шевелю языком.
— Обязательно.
— Но…
Он накрывает мой рот ладонью:
— Позвоню знакомой няне, она тебя подменит. Или Арину попрошу посидеть с Денисом и Софийкой.
— Я могу сама полететь!
— Исключено. Я поеду с тобой, хочу тебя поддержать. А если ты опять сознание потеряешь? Послушай, это лучшее, что я могу сделать, чтобы загладить вину перед тобой не словом, а делом. Я оплачу лечение, дам столько денег, сколько врачи скажут.
— Но ты можешь сделать это все дистанционно.
— Нет, я хочу видеть лично то, за что плачу. Я ведь бизнесмен, привык так, сама понимаешь. И вообще, ты так яро сопротивляешься, будто что-то скрываешь от меня?