Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник)

– Слушаю вас…

Всегда терявшийся при телефонных разговорах с невидимым собеседником, Самохин спросил, запнувшись:

– Это… э… квартира Бушмакиных? Мне бы Николая… э-э… Артуровича.

– По какому вопросу? – деловито, словно секретарша, осведомилась женщина.

– Да как вам объяснить… понимаете, я… э-э…

– Понимаю! – неожиданно пришла на помощь собеседница, смягчившись сразу. – Вы пациент?

– Да, – торопливо согласился Самохин и даже кивнул головой, что было совсем ни к чему в телефонном разговоре.

– Николай Артурович сможет принять вас в своем рабочем кабинете сегодня с десяти утра до часу дня.

– Спасибо. А… где его кабинет? – запоздало поинтересовался майор.

– В кожвендиспансере, конечно, – с легким удивлением ответила женщина и положила трубку.

Самохин вспомнил, что упомянутый в разговоре диспансер, кажется, находится неподалеку, в двух кварталах, и до обозначенного времени приема можно пройтись не торопясь, не связываясь с не слишком надежным общественным транспортом.

Майор выбрал маршрут по тихим улочкам, мимо состарившихся преждевременно пятиэтажных кирпичных хрущевок. Построенные лет тридцать назад, они ветшали стремительно, по стенам шли трещины, осыпалась штукатурка, но дворики успели зарасти могучими, будто вековыми, тополями и кленами, отчего выглядели уютно и тихо.

Кожвендиспансер располагался в приземистом двухэтажном здании дореволюционной постройки. Поднявшись на невысокое крылечко, Самохин решительно потянул на себя бронзовую витую ручку, но, шагнув внутрь помещения, замешкался у порога и, помня о специфике больных этого учреждения, украдкой вытер носовым платком ладонь, касавшуюся ручки.

В темноватом вестибюле он подошел к окошечку регистратуры и поинтересовался у пожилой медсестры:

– К доктору Бушмакину как попасть?

– Вы по записи или по частной договоренности? – равнодушно осведомилась регистраторша.

– По частной, – соврал майор.

– Девятый кабинет, второй этаж.

Самохин поднялся по узкой лестнице с мелкими, задирающимися ступеньками на второй этаж, отыскал дверь кабинета с цифрой «9» и табличкой, гласящей: «Без приглашения не входить», – устроился на жестком, обтянутом дерматином стуле. И здесь царил успокаивающий полумрак. Свет проникал сквозь единственное, расположенное в дальнем конце коридора окошко, но скоро гас, запутавшись в белых больничных шторах. Самохину отчего-то подумалось, что устроено так, должно быть, специально по причине деликатности болезней обращающихся сюда пациентов…

В коридоре было малолюдно, а у двери кабинета доктора Бушмакина и вовсе мялся единственный парень, поблескивающий массивным золотым перстнем-«болтом». Покосившись на пригорюнившегося юношу, майор вздохнул злорадно, решив про себя: «Так-то, мол, расплачиваются некоторые за сытую, безмятежную жизнь, в которой находятся деньги на такие вот бессмысленно-огромные перстни…»

Через минуту парень скрылся за дверью кабинета, сменив вынырнувшую оттуда миловидную дамочку в строгих старомодных очках, делающих ее чем-то неуловимо похожей на жену Валентину, и Самохин с запоздалым раскаянием вспомнил, что лечат здесь не только венерические болезни и ничего постыдного в посещении диспансера в общем-то нет…

Когда наступила очередь Самохина, он шагнул в кабинет, прикрыв за собой дверь, и оказался перед застеленным белой скатеркой столом, за которым восседал высокий, благообразный доктор в тщательно отглаженном медицинском халате и высоком накрахмаленном колпаке, напоминающем корону.

– Подойдите ко мне, – барственно поманил пальцем Самохина доктор, – показывайте…

– Ч-что? – растерялся майор.

– Что согрешившие вроде вас мужчины здесь показывают? – снисходительно улыбнулся доктор.

Покосившись на молоденькую сестричку, мывшую в раковине какие-то гремучие медицинские причиндалы, майор кашлянул нерешительно.

– Ничего, не стесняйтесь, друг мой, здесь все врачи, – игриво подбодрил его доктор.

– Да я… Николай Артурович, не по этому… Мне бы с вами наедине переговорить…

– Понятно, понятно, как же, – картинно замахал руками доктор, – тут все, как вы изволите выразиться, по этому… Снимайте, показывайте, мне некогда.

– Как шкодить – так все они орлы! А тут стеснительность нападает! – встряла в разговор медсестра и не оборачиваясь передернула возмущенно плечами.

– Да нечего мне показывать! – разозлился Самохин. – Из следственного изолятора я, насчет сына вашего!

Прервав на лету свой картинно-возмущенный всплеск руками, доктор застыл, словно сдаваясь в плен, и, оставив игривый тон, стрельнув глазами в сторону медсестры, прошептал:

– Мы же на сегодняшний вечер договаривались… Я к тому времени все приготовлю… – и попросил громко: – Надечка, оставьте нас на минутку. Видите, товарищ стесняется…

Медсестра в досаде звякнула стеклом в раковине, стянула упруго щелкнувшие резиновые перчатки, сказала мстительно:

– Стесняться надо было там, где раньше штаны скидывали…

– На-дя-я… – укоризненно покачал головой доктор и, проводив медсестру взглядом, опять обратился к Самохину, на этот раз озабоченно, вмиг утратив свой гонор и вальяжность: – Так что случилось? Где Валерий Леонардович?

– Какой… Леонардович? – в свою очередь удивился майор.

– Валерий Леонардович Скляр, капитан, или кто он у вас там по званию.

– А-а… – догадался Самохин, перехватывая инициативу, шагнул мимо неуютной, предназначенной для посетителей табуретки, прихватил стоящий в сторонке стул с расслабляюще изогнутой спинкой, пододвинул вплотную к доктору, сел плотно, по-хозяйски водрузив локти на врачебный стол и подперев подбородок руками, пристально и проницательно, как киношные сыщики, посмотрел в глаза собеседнику: – Вот об этом сейчас вы, Николай Артурович, мне и расскажете. Что у вас за дела такие с начальником оперчасти следственного изолятора?

– А вы – кто? – растерялся доктор.

– Служба внутренних расследований, – жестко отрекомендовался майор, поднеся близко к лицу Бушмакина и тут же захлопнув, едва не защемив докторский нос, удостоверение в красной корочке. – Советую вам быть со мною откровенным. Естественно, что о нашем разговоре не должен знать никто. Разглашение для вас, сами понимаете, чревато… Итак, как вы познакомились со Скляром?

Бушмакин задумчиво потер переносицу, стянул с головы колпак, поставил его бережно, как вазу, на стол и сразу сделался меньше ростом, старше, обнажив окруженную серебристым венчиком седины лысину на темени и макушке.

– Как познакомился? – посмотрел в потолок, припоминая, доктор, потом вздохнул обреченно: – Обычно, лечился он у меня… Дело молодое, все эти связи неразборчивые… Я надеюсь, вы понимаете, что речь идет о врачебной тайне?

Самохин сосредоточенно кивнул.

– Клиентура у меня, знаете ли, обширная, – продолжил, понизив голос, Бушмакин, – разные люди попадаются. Все мы, знаете ли, не без греха. Иной раз… – доктор молитвенно поднял взор к потолку, – естественно, сюда они не приезжают. Приходится проявлять отзывчивость, понимание. Кое для кого это вопрос жизни и смерти! Однажды начальник большой, из вашей, кстати, системы, обратился. Я его в служебном кабинете осматривал, как бы на дому… Оказалось, ничего страшного, ложная тревога. Так он после этого перекрестился, достал из ящика стола пистолет, показал мне и говорит: если бы вы, доктор, у меня сифилис обнаружили – вот бы чем я себя вылечил…