(не)Веселый космический Роджер

Но соблазн, конечно, был очень силен, Михаил вдруг отчетливо осознал позывы и их природу. Как с мордахами, хрокагами и прочими – право силы, право менять их жизнь, за счет превосходства в технике и развитии. Разве могли Сильные признать, что Ушедшие, исчезнувшие миллионы лет назад, превосходили их в чем-то? Те, кто признавал, наверняка ударялись в сектантство и попадали в другую категорию, тех, кому пиетет перед «богами» мешал действовать.

Без сомнения, имелись и те, кто находился посредине, пытался исследовать наследие Ушедших, не впадая в попытки давить силой, да вот беда, им мешали уже другие. Например, сектанты. В любом случае, это были лишь догадки Лошадкина, из которых следовало… да ничего не следовало, по правде говоря. Кроме понимания, что силой тут ничего не решишь, а наемников пригласили как мясо на заклание.

— Вы! Богохульники! – вскричал старший из пятерки сектантов.

— Все-все, - вскинул руки Михаил. – Уже идем мыться.

— Не поймешь этих землян, - проворчала Драммаха недовольно.

Но оружие все же отпустила, и они пошли совершать ритуальные омовения. Храм не то, чтобы вздохнул облегченно, но никаких предупреждений больше не выдавал. Двери распахнулись радостно, словно радостно подталкивая всех внутрь. Манопа, разумеется, записала все происходящее и его следовало проанализировать, но сейчас Михаилу стало не до того.

Он ожидал увидеть нечто вроде общего душа, как на Земле, но вдруг оказался один. Барьеры отделили его от остальных, создавая иллюзию – нет, настоящую приватность. Впору было ожидать, что сейчас хлынет вода, омовения же, но Михаил понял, что промахнулся и в этом вопросе. Само слово «омовения» внушило ему неправильную идею, еще один знак, что слова сектантов стоило бы фильтровать и перебирать, и перепроверять трижды.

— Кутимо, - вырвалось у него невольно.

Нет, вода не полилась (и слава Ушедшим, с них сталось бы подать кипяток!), но его явно облучали чем-то таким. Очищающим. Более того, храм, отгородив его от остальных, что-то вещал Михаилу на непонятном языке. Языке ли? Непонятно.

Право слово, окажись они вдруг все вчетвером тут голыми и начнись веселый перетрах под струями воды, все равно было бы легче. Можно было бы сообщить остальным, что все это ради их спасения – даже если бы ему не поверили. Нет, наверняка бы не поверили, но возможно, Хлоя дала бы выход каким-то своим чувствам, да и хвост Драммахи манил, напоминая о Пранте, жене из мордахов.

Которая, в свою очередь, напоминала обликом Дрею.

— Ты записываешь? – спросил он у манопы, хотя в этом не было никакой нужды. – Послушай, храм, пирамида, или как там тебя, ты бы перестроился под меня, а? Ну или хотя бы на современный галактик? Пообщались бы, обменялись слимками, записали друг друга в друзья?

Речь храма – поток образов, картинок, чего-то еще – изменилась, но понятнее не стала. Понимал ли он Михаила и сектантов? Как они вообще нащупали все эти ритуалы танца… ритуалы! Движения и звуки, да, образы? Электронное воздействие? Совокупность, которая дала бы ему возможность расшифровать эти вот «египетские иероглифы» Ушедших?

— Мы недовольны! – проскрежетал Бырг. – Очень недовольны!

— Нет бы сказать спасибо, - проворчал Лошадкин. – За показ новых картинок.

— Вы должны были слушаться наших братьев и сестер!

— Так я не понял, нас наняли для разведки или послушания?

— Вас вообще не нанимали! Вы выбили силой этот найм у Чимча, так покажите, что вы достойны Ушедших!

— Покажем, покажем, - упрямо продолжил ворчать Лошадкин.

Сектанты удалились, до перестрелки не дошло, но недовольны остались не только они.

— Ты что творишь? – сердито спросил Нессайя.

— То, что считаю нужным, - спокойно ответил Лошадкин. – У вас есть программа действий, как добиться расположения храма Ушедших? Излагайте.

— Какого еще рас…, - глаза Нессайи сверкнули.

Не стал говорить о воровстве баз и что надо бы уносить отсюда ноги. Михаил, в свою очередь, не стал говорить о том, что сектанты явно готовы прибить наемников и принести их в жертву. Нессайя удалился, сердито топая и потрясая пузом, а Михаил пошел домой, к Дионаре.

Вот уж кому следовало бы возвести храм и сейчас Михаил собирался поклоняться ее телу!

Глава 37

В ночи Михаил проснулся, снедаемый каким-то странным чувством. Поднялся тихо, оделся и вышел наружу, замерев в первое мгновение, словно ему врезали по лбу. Три луны заливали все вокруг сочетанием разноцветных отблесков, словно создавали ореол вокруг пирамиды, которая тоже светилась. Мертвенная тишина и холодок вокруг, впору было превращаться в оборотня или просто выть на луну. На луны.

Лошадкин помялся, и понял, что тут нужно или выть, или курить и писать стихи, или совершить прогулку, например к пирамиде. Так он и сделал, попутно ощутив, что за ним наблюдают. Пираты возвели себе поселок быстро, из типовых блоков, не особо думая об эстетике и удобствах, но сканеры и камеры поставили, как и живых наблюдателей, в дополнение к электронике.

Михаил ожидал оклика, но его не прозвучало.

Он вышел за условную "границу" поселения (заборов, конечно, никто не возводил) и пошел к пирамиде, оставляя жилье сектантов по левую руку. По правую высились горы и Михаила немного тянуло туда. Будь он один, может и сбежал бы туда, дождался вырезания пиратов сектантами и потом вышел бы, прибился к ним и улетел прочь.

Идиотский, глупый план, не иначе как навеянный трехлунием.

Сектанты! В жопу сектантов! И пиратов туда же, пусть там подерутся и последний умрет от ран. Под ногами похрустывали какие-то местные веточки или камушки, трава, Михаил шаркал ногами, словно пытался оживить, разогнать мертвенную пустоту вокруг. Затем манопа подсказала ему, что впереди кто-то живой.

— Кудый-т!
– раздалось не совсем понятное.

Словно дальний родственник Бырга, оживший камень с глазами, поросший мхом и нацепивший... нет, разрисовавший себя в стилистике "Священных писаний", выскочил из травы и теперь целился в Лошадкина.

— Иду восхититься Ушедшими и их творениями, - произнес Михаил.

— Човой-т? Ты не товой-т!

— К храму нельзя приближаться ночью?
– поинтересовался Лошадкин.
– Не расскажете, почему?

— Товой-т! Наглый самка!

— Полегче, приятель, я же не называю тебя камнем, - притворно обиделся Михаил.

— Не камень-т! Сам-т! Плохой-т!

— Плохой, - согласился Михаил, садясь прямо на траву и подгибая ноги.
– Сегодня у меня ничего не вышло, хотя я пытался раскрыться навстречу величию храма Ушедших. Но все мы когда-то были плохими.

— Човой-т?

Камень держал Лошадкина под прицелом, при этом наполовину прикрывал глаза - глаза ли?
– словно боялся, что Михаил в них плюнет.

— Живые рождаются, не зная об Ушедших, - философски заметил Михаил, указывая на пирамиду и в небо.

Он откинулся и теперь полулежал, опираясь на одну руку. Отрегулировал скафандр и больше не ощущал холодка, и легко можно было бы вообразить, что он на Земле, в каком-нибудь походе на природу. Лежит и философствует в ночи, глядя на звезды. Здесь, на этой планете, их было видно в разы, если не на порядок больше, чем с Земли и это только усиливало ощущение величия.