Не вместо

— Где-то я тебя видел раньше. Кто тебя послал? — рычит Саймон Роджерс. — Сволочь Эммерсон?

— Не имею отношения к Эммерсону, — отвечаю я побыстрее. — Я приехал, чтоб узнать про Эндрю по просьбе родных парня, который доставил вашего сына в больницу.

С губ мужчины срывается какой-то истошный, нечеловеческий вой, он тащит меня к выходу и вышвыривает за порог.

— Не вздумай снова здесь появиться! Иначе я вызову полицию! — рявкает он и захлопывает дверь.

Даже сквозь стекло мне видно, что Шерил плачет.

36. Поцелуй длиною в сутки

Шерил

Стефан наотрез отказывается ехать еще четыре часа в обратную сторону и сдавать меня на руки родителям, чтобы всю следующую ночь мы ругались или плакали дружным скопом.

Распахивая дверь номера в придорожном мотеле, я запоздало понимаю, что даже не попыталась настоять на уединении. Я так ужасно себя чувствую, что даже не подумала об этом. Может, оно и к лучшему. Может, я бы не хотела оставаться сегодня одна. Я не знаю. Я больше ничего не знаю.

Стефан очень коротко рассказал мне о том, что случилось, пообещав обсудить все детально, когда найдем ночлег. Я жду этого момента с нетерпением, потому что некоторые вещи для меня никак не сложатся. Я смотрю на Джеймса сквозь розовые очки и уже осознала это.

За спиной раздается какой-то скрежет. Обернувшись, я обнаруживаю, что Стефан сдвигает кровати.

— Прошу, — делает он галантный жест и сам плюхается на одну из них. — Или сначала поедим?

Я с трудом давлю в себе порыв на него наорать. Какая вообще еда? Он как будто готов жевать день напролет! Только что-нибудь соберешься с ним затеять — он опять голодный. Бесит. И его это безмятежное выражение лица явно не к месту.

— Ты сейчас дыру во мне прожжешь, — сухо бросает Стефан, как всегда тонко ощущая мой настрой.

Подчеркнуто раздраженно вздохнув, я плюхаюсь на вторую кровать и скрещиваю ноги по-турецки.

— Итак, восстанавливаем цепочку событий, — деловито начинает он как ни в чем не бывало. Мое дурное настроение игнорирует напрочь. — За три месяца до случая на маяке…

— Смерти Энди Роджерса, называй как есть.

— Депрессивная же ты девчонка, Звездочка, — закатывает глаза Стефан. — Итак, Энди Роджерс присоединился к компании твоего брата за три месяца до своей гибели на рифах. — Последние слова он говорит с нажимом. — Подружился с Эммерсоном, который в то время уже явно вовсю занимался свержением твоего брата и подбиванием клиньев к Лейси.

— Об этом история умалчивает. Может, они там с одного раза…

— Хочешь, чтобы я у нее выяснил? — напряженно уточняет Стефан. — Не думаю, что это важно.

— Нет, неважно, — мотаю я головой и перевожу взгляд за плечо Стефана. Да, меня коробит от мысли, что он будет трогать эту шлюху, чтобы разговорить. Отведет на свидание, подарит цветы, потом приведет к себе домой… и уж точно не на комод, а в спальню, потому что на комоде после… не посплетничаешь. Хотя что я знаю об этих заморочках? Стефан вот точно знает, а я так…

— Зак начал, как ты говорила, активно дружить со всеми, восполняя отсутствие таланта пьяными вечеринками, на которых, судя по всему, хватало и алкоголя, и дури. Ты в это время уже ушла из компании, верно?

— Да. Джеймс сразу почуял, что запахло паленым, и попросил меня держаться подальше. У меня не было причин ему не верить.

— Сразу после этого Энди изменился, и все указывает на то, что пристрастился к какой-то дряни. Затем случился случай с Лейси. Джеймс застал ее с Заком…

— Прямо под какой-то пальмой во время пляжной вечеринки. Они так увлеклись, что слабо волновались о возможности спалиться, — подсказываю.

Что я делаю? Стефан уже признался мне, что не горит желанием спать с Лейси, а я еще больше отвращаю его от этой мысли. Но ведь это нужно в первую очередь мне. Мне нужна правда. Правда, а никакой не Стефан. Ведь верно?

— Так, ладно. И что после этого твой брат?

— Кинул серфинг на пару недель. Пил, жалел себя, — закатываю глаза. — Все стандартно. Потом опомнился, вернулся, но по-прежнему-то не стало. Что-то сломалось, Эммерсон стал все больше перетягивать ребят. Джеймс начал сдавать позиции, а еще через месяц решил уйти из компании. Сказал, что больно видеть этих двоих. Да и ребята, по его словам, «двигались не туда».

— То есть он совсем не появлялся больше на вечеринках и собраниях?

— Нет, насколько я знаю. Ему хватало друзей в университете, он даже начал интересоваться мотоспортом. Ну, там, прыжки всякие, ты наверняка лучше меня знаешь. Но я не успела посмотреть на это: он слишком быстро уехал. Проще говоря, у Джеймса сменилась тусовка.

— И вдруг в ночь гибели Энди он оказался на маяке.

— Сюрприз, — развожу я руками. — Лейси прибежала к нам на следующий день, ломилась в двери, просила Джеймса спуститься, но так ничего и не сказала. Кроме того, что он был на маяке. Она выглядела какой-то полоумной. И я, памятуя об Эммерсоне, начала копать. И сразу вышла на него в больнице. Этот инцидент не скрывали.

— Полиция спрашивала тебя про Энди?

— Нет. Я вообще о нем узнала от Эйдана недавно. Мы не были знакомы.

— Вот как вижу случившееся на маяке я. Роджерс уехал в пятницу, разбился в субботу. Скорее всего, они всей тусовкой ночь напролет зажигали у Эммерсона, едва стояли на ногах. А потом кто-то на спор подбил всех покататься в шторм. Типа кишка тонка. Кто-то отказался, не побоявшись прослыть слабаком, но не новенький, неказистый парень, ищущий благосклонности Зака. Это был его звездный шанс. Покори он штормовые волны — стал бы героем. И Энди заплыл на рифы, скорее всего не один. За это время кто-то умный и, вероятнее всего, трезвый, кинул sos единственному человеку, который мог угомонить этих идиотов: твоему брату. Не знаю, что было дальше и почему он решил, что в ответе за гибель Эндрю, возможно, потому, что пытался оказать ему помощь, поломал ребра, но кроме этого ничего не добился. Тогда он, видимо, обвинил во всем Эммерсона и надавал ему. А дальше случилось то же, что на вечеринке у Масконо. — Грустно улыбается Стефан и берет меня за руку. — Серфингисты разбежались и затаились, беспокоясь только о собственных задницах. Пьяные, обдолбанные трусливые идиоты. Они бросили пострадавшего приятеля. Поэтому полиция и не допрашивала никого по делу Энди. Я почти уверен, что именно твой брат привез Эндрю в больницу, сдал на руки врачам. А потом, пока им было не до личности таксиста, взял вещи и сбежал.

— Почему ты считаешь, что в больницу доставил Эндрю мой брат?

— Потому что единственный, кто позаботился о Питере Аштоне у Масконо, — ты. Едва ли у вас с братом сильно разнятся представления о порядочности. Одни родители на двоих все же.

— Но ничто из этого не отвечает на вопрос, почему он считал, что это он виноват!

— То есть Лейси? — спрашивает Стефан с заметным напряжением.

Я отвожу глаза.

— Стеф, я тебя поняла. Ну, то, что ты пытался мне сказать. Но… все очень сложно. Если мы говорим сейчас начистоту, то я… Я просто хочу с тобой целоваться сутки напролет. Пока это все. И я не знаю, может ли это измениться, пока я понятия не имею, что будет с моей жизнью в ближайшие месяцы. Я даже по-своему рада, что теперь осознала отсутствие перспектив в отношении Докери. Это хоть что-то упрощает. И станет еще проще, если я, наконец, узнаю, что натворил мой брат!

— Я тебя понял, — кивает Стефан. — Давай целоваться сутки напролет.

Моргнув от неожиданности, я недоверчиво смотрю на него.

— Давай, — говорю.

Он плюхается на кровать лицом ко мне и хлопает по соседней подушке.

Стараясь не обращать внимания на то, что это очередной случай «из ряда вон», которых нынче у меня прибавилось примерно с нуля до ста процентов, я делаю то, что говорит Стефан. Мы подтягиваемся ближе, касаемся друг друга губами… и тут выясняется, что это совершенно неудобно, когда кровати разные. В итоге Стефан перетаскивает меня к себе. Места маловато, мы лежим очень близко. Какое-то время вместо поцелуя он гладит мою скулу большим пальцем. Отвернуться невозможно: только смотреть или в глаза, или на его губы. И ничто из этого не безопасно. Наконец он подтягивает мое лицо ближе и целует вновь. Долго, мягко, утешающе, вливая таким образом свое тепло в мое промерзшее от страха тело.