Не время для нежности

Другие отдалились от места причащения с приходом нового поколения Высших. Огненосные скаты, верные слуги пришельцев — нежеланных гостей, бессистемно выжигали плодородные земли севернее и южнее Сар-города, отчего катастрофически рушились рынки, а цены на продукты взлетали до небес.

Город тоже страдал от налетов пышущих жаром существ, о чем свидетельствовали опаленные крыши домов и чахлые безлистые деревца на улицах — неведомым образом в них все же теплилась жизнь.

Высшие редко показывались на глаза простому обывателю, но ходила упорная молва, что те нередко появляются в пределах города, а часть даже живет среди смертных, занимая ключевые посты в Ратуше. Впрочем, подтвердить слухи никто не мог, как и то, что пришлым подчинялась чуждая миру людей магия.

С давних пор народ Разделенного мира верил лишь в себя: в силу, которую мог противопоставить агонизирующему в предсмертных конвульсиях мирозданию, а еще — в ненависть, с которой просыпался каждый вечер и засыпал под утро.

Так думал Васер, входя под сводчатую арку парадного входа, украшенного фигурами дев в воздушных мантиях. Шлифованный мрамор бликовал в свете дня: за состоянием статуй ревностно следили послушники, время от времени натирая камень тряпочками. Ветер и песок никогда не оставят их без работы.

Внутри Храма, в составных канделябрах, горели свечи. Вдоль голой кладки стен только металл и сухое дерево. Окна, узкие и высокие, усыпанные цветными витражами со сценами созидания мира, частой спиралью уходили к расписному своду потолка. В центре его было изображено дневное светило — на картинке солнце выглядело гораздо дружелюбнее, чем на самом деле; когда-то оно дарило жизнь, а не отбирало ее.

Зал был пуст. Пройдя мимо строя жестких лавок, Васер подошел к усыпанному жертвенными дарами алтарю. Постоял у него немного, положив руку на святыню. До блеска начищенный медный диск — рукотворное отражение солнца, изображенного на сводчатом потолке — слегка холодил ладонь.

Бывший Смотритель ипподрома не верил в Последнего бога, но даже ему требовалось сейчас благословение. Затем собрал тронутое увяданием съестное и разложил по карманам. Снял с канделябра десяток свечных огарков; другой, что был поменьше, притушил, оставив одну свечу зажженной, и снял его с алтаря.

Убедившись, что никому не интересен, зал также оставался пуст, он зашел за алтарь и спустился в старую крипту: вход в нее, как предписывали богослужебные книги, по дневному времени надлежало держать открытым.

На последней ступени разжег воткнутую в шов между камнями лучину. Она давала мало света, но этого хватило вполне, чтобы безболезненно добраться до второй, а потом и до третьей.

Потолок был низок. Поперечные фундаментные балки, вырастающие на пути, норовили нанести неожиданный удар в лоб. Он пригибался, стараясь не смотреть по сторонам. Там не было чудовищ — они сторонились освященных мест, как будто не врали слухи об их родстве с потусторонними силами.

На самом деле Васер Лау считал, что чудовища являлись порождением того же мира, к которому принадлежал и сам. Вполне обычные — видоизмененные, и оттого смертельно опасные для человека — насекомые.

В стенах, обросших черствым на ощупь мхом, рядами были устроены ниши. В них пылились мощи святых. Лау косо смотрел на данную практику: по его разумению мертвецы должны были быть преданы земле, став частью извечного круговорота природы.

У пятой лучины в узком коридорчике, ведущем вглубь стены, обнаружилась подернутая паутиной дверь. В прежние времена, когда власть Храма над душами горожан была сильна, этим ходом пользовались довольно часто: плелись интриги и заговоры. А теперь, подумалось, что про него и вовсе забыли за ненадобностью.

От проржавелого металла веяло сыростью и прохладой. Васер провернул кольцо, толкнул створку плечом. Дверь скрипнула — по крипте пронесся жалобный стон, звонким эхом гуляя между столбами. Но она так и осталась стоять на месте.

Пришел черед стонать человеку. Это была его последняя надежда пробраться в подземелья незамеченным. Наверняка звук услышали наверху, и скоро тут будет не протолкнуться от разъяренных святотатством служителей Храма.

«Возможно, тут какой-то тайный запор?» — подумал Васер. Света лучины не хватало. Бросив на пол канделябр, впотьмах он принялся шарить по стенам.

Всюду пальцы встречали мокрый крошащийся кирпич, похожий на губку мох и невесомую паутину. Совсем отчаявшись, мазнул рукой по потолку, и тут что-то привлекло его внимание. Проверил еще: не сразу распознал фигурный барельеф из плотного сухого камня — вдавленный круг со сходящимися к центру лучами, знак предавшего бога.

От входа в крипту доносился многоногий топот и голоса…

Уперся руками, надавил — щелкнуло. Растянутая пружина передала усилие на скрытую систему рычагов и тяг. Загудело, зашуршало в стенах. Топот позади усилился, донеслась первая ругань. Кажется, служители Храма поняли, в чем тут дело, и теперь спешили остановить нарушителя.

Приготовившись к худшему, Васер вновь толкнул дверь, и та поддалась — как пушинка сместилась от прикосновения руки. Тьма за ней показалась частью существа, плотным шевелящимся сгустком, ожидающим, когда в его ненасытное нутро окунется живое, сотканное из плоти и крови — чтобы пожрать.

Схватив канделябр с пола, закрыв на миг глаза, — времени на раздумья больше не было, преследователи подошли к коридорчику, в котором укрывался Васер, вплотную — он шагнул через порог. По инерции сделал несколько шагов, остановился перевести дух — ничего с ним не случилось; и, не тратя времени на розжиг свечи, выставив руку выше головы, пошел дальше.

Хор голосов за спиной стих. В последний момент ему показалось, что кто-то пытается схватить его сзади за плечо, но он ловко извернулся, уверенно идя во тьму. Крепко затвердил в памяти первый десяток поворотов, на этом уровне ему ничто не угрожало. А вот служители Последнего бога идти следом побоялись.

Отсчитав полторы сотни шагов, Васер остановился перевести дух: сбитое спешкой дыхание никак не желало восстанавливаться; громко ухало, отдаваясь в ушах гулом, сердце.

Он присел на корточки и разжег свечу в канделябре. Тьма отпрянула на два-три шага, не больше. Впрочем, Васер и этому был несказанно рад. Детство, когда он вместе с Виоликой исследовал катакомбы — еще полный оптимизма и начисто лишенный страха смерти, давно минуло. На смену бесстрашию пришла разумная осторожность. Он старался не ввязываться в безнадежные дела, в которых выгода или отсутствие потерь не маячили хотя бы на горизонте. Результат поддавался расчету почти всегда.

Только сейчас выбора, как такового, у него не было. Делай, что попросили, лезь куда попросили, и, желательно, вспомни навыки выживания.

Всматриваясь во мглу впереди, он двинул дальше. Карманы плаща оттягивала украденная с алтаря еда. Нащупав там горбушку хлеба, сунул в рот — когда еще придется остановиться на полноценный привал? Воду в бурдюк он нальет позже. На карте Виолика заботливо обвела это место синим карандашом.

Ход вел от центра холма под уклон, постепенно удаляясь от площади Просвещения.