Не вся la vie

– Теперь меня все будут дразнить, – канючила Катя. – Я самая старшая, и меня рвало. Ужас.

– Не переживай, скоро про это забудут.

– Такое не забудут. Позор.

– Вот увидишь, никто и не вспомнит.

Действительно, вечером следующего дня все обсуждали, как вырвало Сашу. Дети нашли детскую площадку и решили покататься на карусели. Леша раскручивал.

– Сильнее, сильнее, – орали все.

Леша крутил. Сашу вырвало на Ваню. Ваня пытался увернуться и свалился с карусели. Ударился копчиком. Мальчишки ржали.

Ваня вообще человек-авария. Шел по коридору и врезался лбом в угол. На лбу ссадина, огромная шишка.

Стоял на балконе. Чтобы было удобнее, поставил ногу на железную перегородку. Нога застряла. Ни я, ни Вера вытащить не могли. Уже собирались поливать Ваню подсолнечным маслом, но Леша сказал Ване, что ногу придется отрезать. Мальчик от испуга вылез сам.

Забыли ключи от ворот. Ворота высокие, со щелями. Пролезли все, кто мог. Даже я попробовала, но застряла грудью. Попы у меня из-за кроссов уже не было, а грудь осталась. Дети кричали: «Маша, давай, Маша, давай!» Но не получилось. Ваня лезть не хотел, соразмерив свой объем и ширину между щелями забора. Но после меня тоже полез. Застрял. Ни туда, ни назад. Еще и рюкзак забыл снять, так что застрял вместе с рюкзаком.

– Давай его туда подтолкнем, – предложил Леша.

– Нет, давай на эту сторону, – сказала Вера. – Сейчас ключи принесут, откроют.

Ваня покорно стоял между прутьями.

– Ничего, постоит и похудеет, как Винни-Пух, – сказал Сева. Все засмеялись.

– Сева, я тебя сейчас на забор за штаны повешу, – рявкнул Леша.

Кое-как Ваню выпихнули. Он сдерживал слезы.

На набережной, когда возвращались с тренировки, я решила взвеситься и измерить рост. Там стоял такой столбик и весы двадцатилетней давности. Правда, сейчас еще и давление можно измерить, чего раньше не было.

Стопталась на два сантиметра и сбросила четыре килограмма. Не знала, радоваться или расстраиваться.

– Ваня, иди тоже взвесься, – крикнула Вера. Ей нужно было для отчетности. Его мама просила «похудеть» ребенка, Вера хотела выполнить пожелание. Ваня сбросил три килограмма.

– Нормально, – сказала Вера, – еще неделя впереди.

Ваня стоял на весах и плакал. От горя или от голода?

– Ничё, приедешь в Москву, наберешь, – подбодрил его Леша.

Я вернулась в детство. Пончики, весы, туалет… А еще – вырезанный ножницами из бумаги профиль. Мы привели детей на экскурсию. Пока они бегали, я присела на бордюр. Палатки с сувенирами – бусики, ракушки, мыльные пузыри. Около одного лотка сидела женщина и говорила красивым, глубоким голосом. Не зазывала, а просто говорила:

– Игрушки нашего детства, игрушки нашего детства…

Женщине было под шестьдесят. Но игрушки были моего детства. Свистульки-соловьи. Она брала соловья и выводила трели. Я вскочила и побежала к ней. Да, тот самый соловей – наливаешь воду и дуешь. Соловей булькает, как будто поет песню. Я купила для Васи. Женщина налила мне воды в соловья, проверила, чтобы не текло. Я дунула. Свистит. Вася вылил воду и свистел без воды.

– Вася, надо с водичкой, – говорила я.

– Нет, – отвечал сын.

Такой соловей – желтого цвета, который подарила мне когда-то бабушка, – был моим любимым. Вася забыл своего – я ему купила тоже желтого цвета – на лавочке в зоопарке и даже не вспомнил о пропаже.

А еще эта женщина вырезала портреты – давно забытое искусство. Да. Моя бабушка тоже заказала мой портрет. Вырезал меня мужчина. На набережной.

– Подними подбородок и смотри вон на тот листик.

Две минуты – и бабушка показывала мне меня. С разворота листа я видела очень красивую девочку в профиль – с кудряшками, длинными ресницами и заколкой в волосах, которой у меня не было в реальной жизни. Эта черно-белая красавица вообще не была на меня похожа. Но она была такая красивая, что я думала, что это я такая. Ведь в профиль я себя не могла рассмотреть. Бабушка поставила мой портрет за стекло в сервант и хранила до своей смерти.

Я не выдержала и опять подошла к женщине – за портретом. Пока расплачивалась, рассматривала стенд – пожелтевшая вырезка из газеты с фотографией молодой счастливой пары. Мужчина держал в руках ножницы, женщина – листок бумаги.

– Это мой муж. Покойный. Вообще-то он вырезал. Был настоящий мастер. Я у него научилась. А когда он умер, взяла его ножницы, этот лоток и вышла вырезать. Сейчас уже лучше стало – больше желающих. А когда фотоаппараты появились, так вообще работы не было. И свистульки эти… Никто уже не помнит. Особенно молодежь. Странно, что вы помните. Детям теперь спайдерменов с лазерами подавай. Поднимите подбородок и смотрите на тот листик, – попросила она.

Она вырезала мой портрет и аккуратно приклеила на лист картона с надписью «Крым». Я получилась красавица – с неестественно длинной шеей, ресницами, как у Дюймовочки из мультика, кудрями и заколкой-бантиком. Это не я. Или я?

– Мама, это ты в молодости? – спросил Вася.

– Пойдем фотографироваться в костюмах, – предложила Вера.

Еще одно детское воспоминание. На набережной я просила маму сфотографироваться в шляпе с перьями и с веером в картонной карете. Мама говорила «нет». Она считала, что это пошло и вообще лишняя трата денег. На самом деле я не хотела фотографироваться. Я хотела только померить шляпу с пером и подержать веер. Но просто так было нельзя. Только если фотографироваться.

Теперь на набережной расположился целый костюмерный цех – три трона, одна романтическая беседка и еще что-то. Висели роскошные, расшитые фальшивыми камнями платья. Парики, шляпы, веера. Девочки побежали наряжаться. Очень смешные. Спереди в платьях, а сзади торчат шорты и майки. У платьев нет спины. Шлепки, которые здесь все называют сланцами, как раньше, прикрывают искусственными цветами.

– Тебе не идет черный парик, – сказала Капризуля Кате.

– Это тебе не идет, – огрызнулась Катя. – На, забирай, если так хочешь.

Нет, Катя отдала свой парик не по доброте душевной. Просто она увидела парик блондинки, который не усмотрела Капризуля.

– Какая из тебя блондинка? – фыркнула Капризуля.

– Нормальная, – ответила Катя.

Вася захотел быть мушкетером. На него надели костюм и нацепили парик – длинные завитые кудри. Вася стал похож на девочку.

– Снимите с него парик, – кричала я с лавочки.

Но Вася уже заполз на высокий трон и отдавать парик отказался. Теперь у нас есть фотография – сидит чужой ребенок в перьях, с цветами, на троне.

Девочки уже называли меня на «ты». Я бегала с ними в кусты переодеваться. Они почему-то все время надевали кофточки шиворот-навыворот. Я завязывала им купальники, советовала, что купить в подарок маме и какой браслет больше подходит к платью. На прогулке они сгружали мне в сумку кошельки, заколки, кепки, телефоны…

Уже под самый конец опять случился кризис. Сева спрятал свою кепку.

– Где твоя кепка? – кричала Вера. – Мы опаздываем на корты. Если не найдешь, останешься в гостинице. Без кепки нельзя.