Не вздумай влюбиться
Шрифт:
Ники, кажется, даже разобрала звук знакомых шагов, доносившийся из коридора через распахнутую дверь. Ребята оперативно вынесли Фому, вернув необходимую безопасность и тишину в дом Адамиди.
И вдруг высокая мужская фигура, одетая во все темное, выросла в дверном проеме. Ники непроизвольно поддалась вперед, готовая броситься в родные, надежные, крепкие руки.
Но застыла...
На пороге стоял дядюшка Ильдар. Отец Ри цепким профессиональным взглядом охватил комнату, всех собравшихся, приблизился к Ники.
Девушка все так же сидела
– Молодец, девочка, – скупо улыбнулся бывший киллер, а Ники на автомате кивнула.
А взгляд вновь метнулся к двери. Где же Самойлов? Почему так долго не идет? Давным-давно пора появиться. Она ведь в беде оказалась! Пусть уже спасает!
Но Яна не было. А в памяти всплыл недавний разговор с психопатом. Фома ведь что-то говорил о том, как подменил взрывчатку. И... И есть вероятность, что Ян действительно подорвался в том доме.
– Боже..., – выдохнула Ники, не сумев сдержать горькие слезы, и тут же отыскала взглядом отца.
Папа знает все! Папа поможет, решит все проблемы. Разве не так?
– Папа... Папочка! – прошептала Николета, глядя в родные и мудрые глаза отца. – Он... Его нет больше? Его правда больше нет?
Константин Адамиди молчал. Что сказать дочери, которая только что пережила стресс? Что ответить маленький принцессе, если врать Костя не стал бы ей никогда?
– Мы все выясним, – пообещал Адамиди, но для Ники такой ответ показался не достаточным.
– Папа! – всхлипнула дочка. – Это ведь простой вопрос! Он жив или нет?
– Мы не видели тела, – вместо отца проговорил дядя Лер, – Все пошло не по плану. Но тела мы не видели. Взрыв был, да. И Фома там мелькал. Но никаких доказательств того, что погиб именно Ян, мы не нашли. Кроме его одежды и часов. Но ты сама знаешь, шмотки легко подбросить.
Ники с остервенением вытерла горькие, не перестававшие литься по щекам слезы. И сама уже догадалась о том, какая фраза последует.
– Но и на связь он не вышел? – надрывно прошептала Ники.
– Да, должен был отзвониться, но пока тихо, – хмуро кивнул отец.
И вот здесь Ники накрыло эмоциями, истерикой, отрицанием происходящего. Девушка отказывалась принимать такие факты. Самойлова больше нет? Быть такого не может! Ники не согласна!
Он ведь говорил, что любит! Что даже смерть не остановит его! Что он всегда будет рядом с ней! Обещал же! И она поверила!
Выходит, обманул?
Ники скулила, рыдала, пыталась спрятаться от всего мира. Закрыла ладонями уши, только бы ничего не слышать.
Казалось, словно вместо сердца у нее образовалась черная дыра. Такая огромная, что смогла бы поглотить Землю. И эта рваная, уродливая пустота расползалась по телу, убивая Ники.
Девушка прикрыла глаза. Хотелось провалиться в беспамятство, забыться, не воспринимать этот мир. Но боль становилась только сильнее.
Ники рухнулась в кровать. Рыдания сотрясали ее тело, фоном слышались голоса родных. А потом – мгновенная боль от укола и долгожданная отключка.
– Пусть
немного поспит, – ласково проговорила тетушка Веста.Николета была ей благодарна за медицинскую помощь. В противном случае, ее психика не выдержала бы.
Или девушка уже сошла с ума? Да, вероятно так и есть.
* * *
Ники не хотела открывать глаза. Так и лежала, балансируя на грани сна и реальности. Там, в мягком обволакивающем дурмане ее ждал любимый человек. Улыбался ей. Говорил, как сильно любит. И какая она у него вредная и упрямая. Ники верила каждому слову, произнесенному с хрипотцой, вкрадчиво, завораживающе.
А здесь... Здесь ее ничего не привлекало. Больше – ничего.
– Я пирогов испекла, по бабушкиному рецепту, – тихий, ласковый, родной голос настойчиво тянул Ники обратно, в реальность.
Но даже забота и любовь родителей, родных, близких, не могли хоть на каплю заглушить ту боль, что уже больше месяца раздирала сердце, душу, сознание Николеты Самойловой.
Уже не Адамиди, да. Самойлова. Фамилия – это все, что осталось у нее от Яна.
Ники надеялась до последнего. Молилась всем богам. Умоляла высшие силы, судьбу, вселенную, только бы крохотная жизнь зародилась в ее теле. Но нет, «женские» дни наступили строго по графику, а Николета впала в глубокую депрессию.
Уже месяц со дня похорон Ники не выходила из своей комнаты. Лежала, бездумно глядя в потолок, в окно, в стену. Ей не хотелось говорить, думать, видеть улыбки близких. Она хотела утонуть в своем горе, хотела выть от раздирающей пустоты, которая с каждым вдохом только увеличивалась.
Адская боль. Такая, которую невозможно пережить.
– Я не хочу пирожков, мама, – не открывая глаз, произнесла Николета и отвернулась.
– Прав папа, тебе нравится себя жалеть, – упрямо расправив плечи, произнесла Элеонора Адамиди.
– Вам легко говорить! Папа жив, а у меня вместо Яна только чертово проклятье! – выкрикнула Ники с укором, упреком.
Мама поджала губы, глядя на дочь. А сердце разрывалось от боли за свою малышку. Невыносимо видеть, как страдает собственный ребенок. А еще тяжелее знать, что ничем не сможешь ему помочь.
Ники прикусила губу до крови. Зря она кричала на маму. Зря...
А слезы полились из глаз. Ники думала, что выплакала их все. Но нет, от соленых дорожек вмиг промокли щеки.
– Ма-а-а-м! Прости! Я совсем не то хотела... – захныкала Ники и тут же оказалась в ласковых материнских руках.
– Все хорошо, девочка моя, – ласково шептала Эля, баюкая Ники в своих руках.
Девушка горько рыдала, не заботясь о том, что слезы давно промочили блузку мамы. Не заботясь о том, как выглядит. Не заботясь о том, что все вокруг видят ее слабость.
Плевать на все. Только бы боль, сжигающая душу, хоть немного угасла
– Я не хотела в него влюбляться! Не хотела... – шептала Ники, рыдая навзрыд. – А теперь... теперь его... нет…