Небеса наоборот

– Надежда Петровна, заканчивай истерику. Я тут.

Она подпрыгнула на месте выше обычного. Остановилась.

– Где тут, Ванечка?.. Вон же ты, на носилках лежишь… весь израненный. Бедный мой… а-а-а…

И слёзы брызнули из глаз, и подкосились ноги.

– Успокойся, Надя, не реви, я под кустом лежу. Помоги лучше подняться.

– Под каким кустом, Ваня? – завертела головой. – Под этим?.. Сейчас, сейчас, дорогой мой, сейчас помогу.

Не обманул профессор математики супругу, действительно под кустом оказался. Побитый, поцарапанный, пиджак без рукавов. Выпрямился, подхваченный под локоток верной спутницей Надеждой Петровной, покачал головой и произнёс многозначительно:

– Вот уж не думал, матрёшка моя, что нас с тобой такой конец ожидает. Я когда в молодости мечтал с тобой в один день умереть, мне иная картина представлялась. Съездил Ваня за границу. Как кто-то умный сказал: «Сбылась мечта идиота». Это он про меня, Надя, сказал.

И старички, как ни пытались, не смогли удержаться от смеха. Но сделали они это, конечно, неслышно, глубоко внутри, чтобы не задеть чувств присутствующих скорбящих.

– Это мы, Ваня, с тобой умерли, что ли?.. – спросила Надежда Петровна, положив голову на плечо супругу.

– Да, Надя, мы умерли. Так это и происходит.

Какое-то время молча стояли обнявшись. Мимо пробегали люди, кричали, спешили, а они стояли обнявшись.

– Смотри, Ваня, вон нашего соседа понесли. Я его по розовой рубашке узнала.

– Точно, он. Как его звали, напомни.

– Вэрико. Фамилию не помню, какой-то «беридзе».

– Точно, Вэрико Тузберидзе. Отчаянный грузин. В Египет к родной сестре летел. Не долетел, получается.

Надежда Петровна заохала:

– У московского грузина в Египте сестра родная… ничего себе.

– Покойся с Миром, Вэрико, – сказал серьёзно Иван Максимович, провожая взглядом носилки.

Ещё немного постояли.

– А это… ой, смотри, Ваня! Это же певец Леон Сомов!.. Подожди, или это не он?.. Получается, Сомов летел с нами в одном самолёте, что ли?.. Вот это да! Мне бы Валентине Дмитриевне об этом рассказать!.. И как это я не заметила его?.. Или это всё-таки не он?.. Подожди. Скорее всего, не он, ошиблась.

– Скорее всего, ошиблась, – погладил профессор жену по голове.

– Точно, ошиблась. Не он.

Ещё постояли, потом ноги устали, присели.

– А за границей тебе, Ванечка, так и не удалось побывать. Жалко, – с лёгким вздохом произнесла Надежда Петровна и прижалась к мужу ещё сильнее.

– Да, не удалось побывать. Видимо, не суждено.

– Видимо, не суждено, да, – покивала, подумала. – И мне, видимо, не суждено.

Иван Максимович удивился:

– Почему, тебе не суждено? Ты же была с сестрой за границей.

– Да разве Белоруссия – это заграница? – отмахнулась старушка. – И летали мы всего на два дня. А тут Египет… другая Жизнь. Но, видимо, как ты говоришь, не суждено, – приподняла головку. – И остальным погибшим в этом самолёте, Ваня, тоже, получается, не суждено… Так, что ли?..

Иван Максимович остро почувствовал запах жареного и поспешил объясниться:

– Я имел в виду, Наденька, что мне не суждено за границей побывать. Мне. Я кроме себя никого не имел в виду.

– Как это на тебя похоже.

– Что?..

– Ты в своём репертуаре, Ваня, – скороговоркой заговорила супруга. – «Ничего не знаю, моя хата с краю». Будто ты вовсе ни при чём!

– А при чём здесь я, Наденька? – непонимающе заморгал глазами профессор Туманов. – Я, что ли, самолётом управлял?.. Я рядом с тобой, дорогая моя, сидел. Сидел и ручку твою добрую гладил.

Попытался погладить ручку, но Надежда Петровна отошла в сторону:

– Неужели ты опять ничего не понимаешь, Ваня?!

– Что опять?.. – У Ивана Максимовича разболелась голова. – Что ты там опять себе придумала?..

– Я ничего не придумала, Ваня. Я же тебя предупреждала, я же тебе говорила, нам нельзя лететь, но ты, как всегда, меня не послушал и сделал всё по-своему!

– Что я по-своему сделал? Успокойся, бога ради.

– Я зеркальце, Ваня, разбила! А ты под дурака косишь!

– О боже! – взревел Иван Максимович. – Куда бежать мне от этого бреда?! Надя, умоляю, хотя бы после Смерти не рви мне нервы!

– Я тебе говорила! Я разбила, значит, нельзя нам лететь!

– Ну, если ты разбила, может, ты тогда во всём и виновата?! – прикрикнул на жену интеллигентнейший Иван Максимович и даже добавил сверху редкое, но крепкое мужицкое словцо.

Пожилая супруга оскорблённо раздула ноздри:

– Ах, вот как ты заговорил со мной! Не ожидала от тебя, Ваня, не ожидала.

– Ладно, Надя, извини.

– Не извиню, Иван Максимович.

– Да ты не поняла…

– Я всё поняла. Давай сделаем так: я пойду немного прогуляюсь, успокоюсь, а ты, когда приведёшь себя в Порядок, найдёшь меня. Договорились?

– Надя, не делай глупостей. Перестань обижаться.

– Я не обижаюсь. Мне твоё отношение надоело.

Зашагала прочь по поляне.

– И это всё из-за какого-то разбитого зеркальца?! – крикнул профессор Туманов вслед удаляющейся фигуре. – Надежда, обернись!

Не обернулась.

? ? ?

– Где мои ноги?! Я не чувствую собственных ног! Верните! – бежал по каменной поляне и ревел огромный бородатый мужчина в кожаной куртке.

– Где моя жена?! Маша! Маша! Ты где?.. – бежал навстречу бородатому молодой парень в белой перепачканной футболке.

– Дениска! Сынок!.. Простите, вы не видели моего сына? – обратилась молодая девушка к парню. – Мальчик маленький, три годика всего. Я не могу его нигде найти.

– А я жену свою не могу нигде найти, – растерянно ответил парень и почесал на груди нарисованного рваного голубого котёнка. – Тут такой бардак, ничего невозможно разобрать…

И побежал дальше по поляне.

– Маша! Маша, ты где? Любимая, отзовись!..

Девушка проводила парня взглядом и продолжила свои поиски.

– Простите, вы не видели маленького мальчика? – спросила она у рыдающей тётки в разбитых очках и обожжённом пальто.

– Ах, я ничего не видела, милочка. Я вообще спала! – Новая волна рыданий. – Какой ужас! Какая трагедия для всех моих коллег!

Белые кроссовки побежали дальше:

– Вы маленького мальчика не видели? У меня сын пропал… я уже с ног сбилась его искать, – обратилась к незнакомому мужчине в розовой рубашке.