Небесная тропа

— Не уверена, что это хорошо. Да не волнуйся ты, вскоре тело заработает, как новенькое, даже следов соединений не останется. Глянь-ка в зеркало: шрам на щеке исчез.

ЭРик провел ладонью по лицу: в самом деле от пореза не осталось следа.

— Оденься! — Анастасия швырнула ему ворох одежды. — И добро пожаловать из пустого мира в мир наполненный. Я его королева!

— Надо же! Быть воскрешенным самой королевой! — ЭРик поклонился.

— Всех своих подданных создаю сама, — заносчиво отвечала Анастасия.

— Значит, я не только избранный, но уже и подданный?

— Жизнь не только для жратвы и дерьма. Так неужели ты думаешь, что земля только для людей?!

ЭРик поднял голову и посмотрел на синий, усыпанный звездами потолок.

— Думаю, что высокое мало кого интересует. А люди сами по себе слишком слабы. Их легко запугать, а еще легче купить. В конечном счете все решает чечевичная похлебка.

— Высокое должно обладать крыльями, иначе оно кажется смешным. Ну-ка, подними руки.

ЭРик повиновался.

— Нет, крыльев не получилось. Но ты можешь их вырастить. Рецепт у Барсика. Если, конечно, тебе хватит времени.

— Теперь я кое-что понимаю…

— Вряд ли, — покачала головой Анастасия. — Даже я пока ничего не понимаю. Одно ясно: Фарн примчался в Питер из-за тебя. По дороге он украл твой серебряный крестик и выудил из головы Арсения все, что тот знал о семье Крутицких. То есть о твоей нынешней родне. Но чем ты так круто насолил Фарну, я понять не могу.

ЭРик стал одеваться. Одежда была чужая и ему велика: джинсы пришлось затянуть ремнем, а рукава рубашки закатать. Только кроссовки остались его собственные, снятые с обрубков, со следами плохо отмытой крови.

Внезапно ЭРик скорчился от непереносимой боли под ребрами.

— Что это? — прохрипел он, не в силах разогнуться.

— Голод, — отвечала Анастасия будничным голосом. — Самый обычный голод.

Она протянула ЭРику ломоть хлеба, посыпанный крупной солью.

— Хлеб да соль, — сказала с улыбкой, наблюдая, как воскрешенный жует.

Боль почти сразу отпустила.

Анастасия открыла дверь в коридор и крикнула:

— Арсений, иди сюда. Твой подопечный ждет.

— Привет, братец! Не ожидал увидеть тебя здесь! — весело воскликнул ЭРик в то время как Арсений смотрел на него без тени приязни.

— Между прочим, это я притащил сюда твое тело в мешке. Зрелище, могу тебя заверить, было не из приятных.

— Мне нужна страничка из дневника, — прервала Анастасия начавшуюся перепалку. — Дай ее прочесть ЭРику.

— Увы, мадам, осталась только половина.

— Шуликуны? — нахмурилась Анастасия.

— Шуликуны, — подтвердил Арсений.

— Тогда иди ищи обрывки. Время у нас еще есть.

ЭРик вопросительно глянул на Анастасию:

— Мне казалось, я должен торопиться.

— Только в полдень к тебе вернется аура живого человека, и ты окончательно воскреснешь. Раньше этого срока тебе нельзя встречаться с Фарном. Или он тебя уничтожит.

— Я понял! Вы состряпали из меня зомби, чтобы я замочил этого беловолосого типа! — воскликнул ЭРик.

— Мой мальчик, ты сам выбрал этот путь. Ты назвался Эриком Крутицким. Более того, ты захотел им стать. А для этого надо получить новую душу, чего нельзя сделать без умерщвления тела. Так что нечего валить на других: ты сам все определил.

Глава 7

В тот вечер в «Камее» состоялась небольшая вечеринка. Все было просто, почти по-домашнему: водка, шампанское, соленья, бутерброды, плов на горячее. На сладкое смолотили огромный торт и три коробки импортного мороженого. Белкин любил такие сабантуи по старинке, напоминающие вечеринки в НИИ, где он когда-то работал. Только теперь это устраивалось не в складчину, а на деньги хозяина. Белкин благодетельствовал и подчеркивал при этом, что благодетельствует. Он требовал, чтобы работники считали друг друга родней, а фирму — отчим домом. Отношения так же должны быть родственными: отчет за каждую минуту, преданность делу и еще большая преданность хозяину. Перечливости Белкин не терпел и тут же пресекал ее в корне. Зато обожал лесть, самые дурацкие комплименты проглатывал, не морщась.

Когда время перевалило за полночь, веселье стало иссякать: кое-кто из мужчин упился и заснул, а женщины, из тех разумеется, кто обременен был семьей, выразительно поглядывали на часы и сладкими голосами выпрашивали деньги на такси. Белкин деньги обещал, но позже: ему самому домой идти не хотелось. Так пусть подчиненные веселятся вместе с ним. И тут секретарша протянула ему трубку.

— Николай Григорьевич, вас супруга. — Она скорчила неопределенную гримаску, Белкин не понял какую.

Что хотела выразить секретарша — недоумение или растерянность? Или… испуг?

Он сказал «да» и приготовился услышать несколько банальных сентенций. Но услышал визг — истошный крик перепуганного насмерть животного.

— Украли! — вопила Ирина. — Украли! Солнышко наше украли!

— Что украли? — спросил Белкин, уже зная, что услышит в ответ.

Где-то под костно-мясной броней екнуло сердце.

— Таню! Таню! — выкрикнула жена.

— Что значит «украли»? — Белкин отошел к окну, надеясь, что здесь его не услышат. — С чего ты решила?

Визг, всхлипы в ответ — понять что-либо было совершенно невозможно.

— Кто с тобой рядом?

— Тима, — с трудом выдохнула жена.

— Вот и дай ему трубку. Надеюсь, он все объяснит членораздельно.

Новый врыв эмоций, и наконец послышался голос Тимошевича:

— Слушаю, Николай Григорьевич.

— Это я слушаю! Говори!

— Только что явился студент из ее группы. Говорит, что Танчо у него на глазах похитили.

— Что значит «У него на глазах»? Кто он вообще такой?

— Староста группы, Виталий… Соловьев фамилия.

— Не помню такого. Чего он хочет? Денег? Он с похитителями в доле?

— Не похоже. Обычный парень. Хотя не откажется от вознаграждения.

— За что вознаграждать-то? Конкретно что он рассказал?

— Таня исчезла.

— Кретин, — прошипел Белкин. — Ладно, сейчас приеду.

Его охватила злость: все эти беспомощные тупоголовые людишки облепили его, как мухи. Жрут, пьют, сношаются и орут хором: «Денег! Денег!» Будто он, Белкин, не человек, а дойная корова. И почему только все эти вскормленные коммунистами люди, так полюбили деньги? Их же учили работать бескорыстно ради светлого будущего. Учили, да не выучили.

Он взял со стола бутылку и сунул в карман пиджака.

Вечеринка сразу увяла, сотрудники стояли, переминаясь с ноги на ногу, и смотрели на шефа пустыми глазами. Кто-то, прячась за спинами, срочно дожевывал буженину. Белкин знал, о чем думает вся эта шобла: ломают голову, как скажется похищение хозяйской дочери на их собственном благополучии? Не подрежут ли уплаченные за дитятко несколько «тонн» баксов их собственные доходы? Никому из этих тварей хозяина не жаль. Наверняка про себя злорадствуют: «Я — бедный, моих деток похищать не станут». Не волнуйтесь, дорогие вы мои, я вас заставлю глотнуть дерьма вместе со мной, это гарантируется.