Небесная тропа

— Боится, что в следующий раз ему не дадут курсовик передрать, прокомментировала Катюша.

Танчо больше не отвечала на ее реплики — она деловито выстукивала стену.

— Ребята, меня тут осенило! А что если ребята Милослава, любят не только девочек, но и мальчиков, что тогда? — продолжал рассуждать староста Виталик. — Кем мы пожертвуем?..

— Заткнись! — рявкнул Алексей.

— Вот здесь! — объявила Танчо.

Приставив к стене стамеску, она грохнула по ней молотком. Поднялось облако пыли, посыпалась штукатурка. Зрители благоразумно попятились.

— А ну, посторонись! — крикнул Артем.

В кладовке он отыскал топор и теперь, размахнувшись во всю силушку, грохнул обухом по стене. Целый угол кладки, многолетне закрывавший дверной проем, вывалился в комнату к соседям. Второй удар значительно расширил отверстие. После третьего почти вся кладка рухнула. Пыль, долгие годы копившаяся в кирпичных порах, поднялась в воздух. Все чихали и кашляли, а Катюша плакала.

Первой в соседнюю комнату бесстрашно вступила Танчо, продолжая сжимать в руке молоток и…

И столкнулась нос к носу с Милославом. Тот стоял, по-наполеоновски скрестив руки и насмешливо смотрел на Танчо.

— Черт! — только и смогла выдохнуть Татьяна.

— Ого, мадам, вы так спешили на встречу с моими ребятами, что проломили стену! Переиначив классика, можно сказать: «Коня на скаку остановит, кирпичную стену пробьет!»

— Почему ты не сказала, что он здесь живет? — повернулась Танчо к Катюше.

— Меня никто не спрашивал, — ехидно отвечала та.

— Извините, накладочка вышла, — рассмеялась Танчо и, развернувшись на каблуках, изо всей силы влепила Милославу молотком в челюсть.

Удар получился сокрушительный. Хрустнули кости, Милослава отбросило к стене. Он медленно стал сползать вниз. Из носа струей хлынула кровь. При этом он так и не сумел разомкнуть сплетенных в эффектном жесте рук и теперь оседал на пол в наполеоновской позе.

— В следующий раз не будешь бить даму по лицу! — выкрикнула Танчо, но Милослав вряд ли ее слышал.

— Теперь нам точно хана, — изрек Артем.

— Идиотка! Ты его убила! — ахнула Катюша.

— Все, сматываемся, — оборвал дискуссию Алексей. — Пока его дружки-помощники не явились.

Они выбрались в коридор. Артем шел впереди, держа топор наизготовку. Но во всей огромной квартире, похоже, кроме Милослава, никого не было. Не без труда справившись с тремя замками, компания вывалилась на лестницу. Катюша ринулась к своей двери и вытащила ключ из замочной скважины.

— Уходим, уходим! — торопил Алексей.

— Катюша, открой свою дверь, — попросила Танчо. — Я сумочку в прихожей забыла.

— Ну уж нет! — Катюша демонстративно опустила ключ в карман брюк. Если есть желание — можешь топать через квартиру Милослава — путь свободен.

— Артем… — повернулась Танчо к своему верному оруженосцу.

— Чем скорее мы отсюда исчезнем, тем лучше.

— Открой дверь, не будь стервой!

— Сама такая! Психопатка! — Катюша запрыгала вниз через две ступеньки, и вся компания устремилась следом.

— Ну ладно, ладно, я могу и сама справиться! — И Танчо с решительным видом шагнула назад в квартиру Милослава.

Глава 5

Двухэтажный домик, где проживала Анастасия, помещался в крошечном проулке, зажатый с двух сторон массивными безликими зданиями. Домик был стар, с претензиями. На фронтоне, обшарпанные, резвились столетние амуры. В первом этаже за зеркальными стеклами многопереплетных рам проживал какой-то тип новокняжьей породы. А на втором этаже по червоточине коридора протекала иная жизнь.

Поднимаясь по лестнице мимо стальной двери, Арсений не удержался и мазнул окровавленным мешком по лакированной обшивке. Какое наслаждение! Жаль только, что эта дверь не в квартиру Белкина Николая Григорьевича! Арсений поднялся на второй этаж и открыл дверь полученным накануне ключом. Вдоль коридора тянулись фанерные, крашеные синей краской двери. Ну почему фанера, почему не дуб и черное дерево? И где серебристый шуршащий шелк, где темно-зеленый бархат, впадающий в изломах складок в бирюзу, где обтянутые тисненым шелком кресла, где? Ведь это все было здесь когда-то и оставило свой отпечаток. Еще чувствовалось. Витало.

Анастасии шла своему помощнику навстречу. Казалось странным, как она умудрилась вписаться в узость коридора со своей походкой вперевалку и тяжелой, косо сшитой клетчатой юбкой. Большие белые груди, похожие на надувные детские шарики, так и норовили вывалиться из глубокого выреза кофты. На лице Анастасии застыло сонно-ленивое выражение, даже глаза были полуприкрыты, будто она спала на ходу.

— А к тебе… — начал было Арсений.

— Т-с-с! — Она взметнула к губам полную белую руку, обсыпанную пыльцой золотых веснушек.

Одновременно с Арсением толкнула узкую фанерную дверь, и они очутились в большой квадратной комнате, приспособленной под кухню, спальню и ванную одновременно. Синий потолок с частым золотом звезд казался почти настоящим небом, а переплетенье бельевых веревок от угла к углу — ядовитой паутиной. Пучки душистых трав и кореньев, связки сушеных грибов и огромных, как яблоки, луковиц свисали с узловин паутины. Белая лампа под потолком вздувалась от напряжения и, казалось, вот-вот лопнет.

Анастасия сняла клеенку со стола и швырнула на пол.

— Клади, — приказала кратко.

Арсений вывалил обрубки из самодельного мешка. Анастасия внимательно оглядела по-мясницки разделанное тело и сморщила густо наперченный веснушками нос:

— Работенка будет не из легких.

Она тронула пальцами окровавленную голову, и веки слегка дрогнули в бессильной попытке приоткрыться.

— Жить ему хочется, — вздохнула Анастасия. — Очень.

От ее прежней сонливости не осталось и следа, в желтоватых глазах запрыгали озорные огоньки. Анастасия кивнула протянула Гребневу помятое ведро-десятилитровку.

— Воды набери.

А сама принялась срывать с веревок пучки душистых трав и, растирая на пробу листья меж пальцев, принюхивалась к источаемому аромату.

Арсений открыл кран огромной, как мамонт, дубовой бочки, и голубая струйка воды звонко ударила о дно. Вода слегка светилась, и к боковым стенкам ведра липли пузырьки воздуха. Арсений наклонился и хотел глотнуть родниковой воды, но услышал предостерегающий окрик Анастасии: «Отравишься!»

Он не понял, шутит она или нет, но почел за лучшее не рисковать.