Небесный принц
Шрифт:
Я уверен, что главным мотивом её поступка стала месть. Мария платила за свою поруганную жизнь, за несчастную женитьбу, за убийство сына и долгие годы иноческого уединения. Она не смогла утешиться и простить. Признав самозванца Лжедмитрия I своим сыном, решила вернуть должок ненавистным Годуновым и Шуйским, которые так люто страшились польской интервенции. При этом вернуться в Москву, побыть еще некоторое время царицей-матерью в Кремле - это был для нее приятный дополнительный резон. Что же, она отомстила своим обидчикам, как смогла.
Чувствуя ноющую боль в спине, я осторожно поднялся с кровати и, тихо ступая, вышел на балкон. Внизу, в садике, Мария срезала
Еще недавно я испытывал к Марии лишь чувство глубокой благодарности, но видя ее бескорыстие и жертвенность, ощущая преданную заботу, убедился, что она относиться ко мне вовсе не как к другу. Всё чаще я ловил на себе её влюблённый взгляд, и понимал, что в моём сердце зарождается ответное чувство...
За завтраком я рассказал Марии то, что узнал из книг о русском царе и его окружении. Видимо, я слишком увлёкся, так как она взяла меня за руку и с тревогой посмотрела мне в глаза.
– Дорогой, ты слишком много читаешь! Твой мозг пребывает в постоянном напряжении. Ты как будто стремишься услать свою душу из тела на поиски новых видений. Я опасаюсь, что дьявол специально прельщает тебя картинами, тешущими гордыню, чтобы привлечь твою душу на свою сторону.
– Возможно, ты права. Я просто хочу сказать, что царь Иван отнюдь не был таким чудовищем, как его принято считать! И то, что он к концу жизни был одержим припадками гнева - это тоже можно объяснить! Насильственная смерть родителей, предательские убийства его жен и детей, вероломство ближних бояр - фактически Государь всю свою жизнь провёл одиноким человеком, однако невзгоды не сломили его. Он был личностью, заслуживающей уважения потомков! Ты не представляешь, какие жестокости творились в то время. Вельможи и после смерти царя вели себя, как пауки в банке, устраняя не только своих конкурентов, но и их наследников!
– Герберт, в православии есть очень интересная мысль. Если мы попадем в рай, то удивимся трем вещам: мы не увидим в раю тех, кто там должен бы быть по нашим человеческим понятиям; мы увидим тех, кого вроде бы там быть не должно; и, наконец, мы удивимся, что сами там оказались. Хорош или плох был русский царь, для меня не важно. Но ты так увлекся Иваном Грозным, что скоро потребуешь обращаться к тебе не иначе, как "Ваше царское величество", и мы все при твоём появлении должны будем падать ниц и лобызать края твоих одежд!
Тебя как будто радует сама мысль о том, что якобы в прошлой жизни ты был столь известной исторической личностью, Грозным царем Московии. Поверь мне, не стоит становиться Иваном IV, ведь я люблю тебя за то, что ты Герберт фон Шлиссен, добрый, умный, талантливый и мужественный человек! Я понимаю, ты возмущен несправедливостями, происходившими 400 лет назад, но разве с тех пор их стало меньше? Люди, отрицая существование Бога, ведут себя так, будто бы для них не существует никаких норм и правил человеческой морали. Всегда были и всегда будут те, кто хранит Господа в своём сердце, равно как и те, кто изгнал его оттуда! И главное, уверяю тебя - не существует никаких прошлых жизней, есть только одна - здесь и сейчас!
Я засмотрелся на разгоряченную спором Марию - такой прекрасной я еще её не видел! Раскрасневшись, она возбужденно и в то же время плавно жестикулировала изящными руками. Учащенное
дыхание вздымало её полную волнующую грудь, устремляя мой взволнованный взгляд в глубокий вырез блузки. Она смотрела на меня, сидящего в инвалидном кресле, взглядом, который я не берусь описать. Казалось, её широко открытые глаза излучали целую гамму чувств - страсть, заботу, желание любить, надежду, что я отвечу ей взаимностью.Передо мной была женщина, которая буквально светилась нежностью. Я был уверен, что Мария способна одарить меня любовью, о которой поэты древности слагали оды, что она отдаст себя всю, без остатка!
Прикрыв на мгновение глаза, я понял, как сильно меня возбуждает даже её голос. Неистовство, с которым она пыталась убедить меня в своей правоте, почему-то воспринималось мной как неутолённое желание близости. Сама того не желая, Мария окутала меня чарами любви, сопротивляться которым я был не в силах.
Я понял, что не смогу продолжать наш разговор. Мои мысли приняли совершенно другое направление - я представил, как впиваюсь в её полные чувственные губы долгим поцелуем, как обнимаю её и расстёгиваю маленькие перламутровые пуговки выреза белой блузки. Не в состоянии более сдерживаться, я притянул к себе Марию и страстно поцеловал её.
– Герберт, ты абсолютно меня не слушаешь, хотя сам начал этот разговор! К тому же ты выглядишь усталым!
– сказала она, шутливо отстраняясь от меня.
– Предлагаю продолжить разговор в спальне! Там я смогу лечь и дать отдых спине, о которой ты так переживаешь! Пойдём, ты же знаешь, больному нельзя перечить!
Поднявшись наверх, я пропустил Марию вперед и прямо с порога принялся расстёгивать пуговки. Она выскользнула из объятий, оставив блузку в моих руках.
– Герберт, помни про позвоночник!
– Мария стояла у кровати, стыдливо прикрывая ладонями обнажённую грудь, и в её глазах плясали сумасшедшие огоньки.
Скинув с себя халат, я подошел к ней и стал неистово покрывать поцелуями её лицо, шею, грудь. Мария опустила руки и сбросила юбку на пол.
Я прижался к ней всем телом, чувствуя, как в мою грудь упираются её затвердевшие соски, обхватил ладонями ягодицы и впился поцелуем в её губы. Мария застонала, и я ощутил, как её тело охватила дрожь. Никогда прежде я не чувствовал такого сильного желания близости!
Сев на кровать, я потянул её на себя и осторожно откинулся на спину. Мария оказалась сверху, и её распущенные волосы водопадом хлынули мне на лицо. "Герберт, любимый, не двигайся, тебе пока нельзя!", - прошептав это, Мария встала надо мной на колени и принялась покрывать поцелуями мою грудь, спускаясь всё ниже. Я раскинул руки, и, стараясь не прислушиваться к болезненным ощущениям в позвоночнике, отдался её ласкам...
Часа через два, изможденные и счастливые, мы лежали, обнявшись, под лениво вращающимися лопастями вентилятора. Мне не хотелось ни разговаривать, ни думать о чем-либо, кроме того, что только что произошло. Я осторожно провёл пальцем вдоль ложбинки на её спине и поцеловал любимую в плечо, округлое, теплое и такое родное.
Утром Мария улетала в Мюнхен, чтобы принять участие в заседании правления "Шлиссен АГ" - я ввел её в состав совета директоров концерна и дал нотариальную доверенность на право представлять меня на совете, так как сам пока что был не в состоянии полноценно управлять компанией. Мне очень не хотелось её отпускать - казалось, что после катастрофы я никогда уже не избавлюсь от страха перед авиаперелетами. Однако никакого иного выхода не было - дела не могут ждать моего выздоровления.