Небесный принц

Узнав об авиакатастрофе, в которой чудом удалось выжить моему Герберту, я решила немедленно лететь в Индию. Отец связался с госпиталем, и, узнав, что фон Шлиссену необходима сложная операция на позвоночнике, подключил к этому выдающегося немецкого нейрохирурга. Вскоре я вместе с доктором Лубинусом и его ассистентами летела в Нью-Дели...

Первые несколько недель после операции были для меня самыми тяжёлыми. Герберт мужественно боролся с болезнью, и видимо, чтобы отвлечься, неоднократно возвращался к своим видениям, каждый раз вспоминая новые подробности. Он говорил о необыкновенном обострении всех чувств, чрезвычайно детальной и цветной картинке, о том, которая была намного ярче той, что нас окружает в действительности. Он в подробностях описывал мистический золотой свиток, который держал в своих руках русский царь Иван в его сне. Наверное, он каким-то особенным образом запечатлелся в его воспаленном мозгу. Я полагала, что такой сильный акцент на подобные глупости не приведёт ни к чему хорошему, поскольку сознание Герберта соблазняется потусторонними наваждениями и не может им противостоять. Своими опасениями я поделилась с доктором Виджаем. Однако он настойчиво порекомендовал не перечить больному и ни в коем случае не спорить с ним по поводу природы его психоделических снов.

"У него сильнейшие головные боли, просто невероятные, и всё это последствия ужасной травмы! Герберт-сахиб очень мужественный человек, он никогда не жалуется, однако для облегчения страданий мы каждый день даём ему мощные обезболивающие. Прошу вас, госпожа Валленстайн, не надо его сильно напрягать, поскольку господину Герберту и так приходится несладко!".

Доктор объяснил, что психика Герберта и без того находится сейчас под большой нагрузкой: здесь и боязнь неизвестности, и неуверенность в благополучном результате операции, и страх навечно остаться инвалидом. Его мучают мысли о множестве проблем, которые придётся срочно решать после выздоровления. Если он хочет рассказывать о своих видениях - на здоровье, пусть рассказывает, возможно, именно в этом его мозг черпает силы.

Разумеется, я послушалась мнения лечащего врача, тем более, что Герберт хоть и медленно, но заметно шёл на поправку. Нужно всего лишь немного подождать.

Крепость города Пула, полуостров Истрия, август 326 года

– Ты не мог немного подождать, идиот?! Сын осла и свиньи! О, небеса, кто назначил эту тупую скотину на должность начальника тюрьмы?!

Центурион Марк Лициний наотмашь ударил кулаком по шее коленопреклоненного Руфуса Страбона.

Тот упал наземь, и, прикрывая лицо руками, сквозь разжатые пальцы посмотрел в глаза центуриона взглядом побитой собаки.

– Почему ты не снял с головы узника мешок? Разве тебе сказали вести его в верхнюю камеру? Зачем нужно было опускать помост башни?

– Но господин, сегодня я остался в тюрьме один! Все стражники с утра отправились на праздник в деревню, и принять узника было некому! Марцелл сказал, что это очень важная особа, поэтому я не мог ждать их возвращения и решил сам поместить его в самый надежный каземат!

– Как это случилось, животное?
– Марк пнул ногой распростертое тело.

– Я приказал ему стоять на месте! Опустил помост и пошел отпереть камеру. Я хотел снять с него мешок потом, чтобы он не увидел, где находится опускной рычаг!

Центурион и начальник тюрьмы находились на верхней площадке северной башни крепости. Посередине нее зияло прямоугольное отверстие, по трем сторонам которого располагался узкий карниз. На противоположной стороне находилась камера, попасть в которую можно было, только опустив деревянный помост длиной в 15 локтей.

– Продолжай!
– Марк Лициний вступил на помост и посмотрел вниз. На нижней площадке башни, среди обрушившихся досок деревянной крыши, лежало окровавленное тело Флавия Валерия Криспа. Падение с высоты десяти пассов не оставило ему никаких шансов.

– Услышав, что я распахнул дверь камеры, узник со связанными руками ступил на край помоста, сделал всего один шаг и упал вниз. Я не успел даже крикнуть!
– сидя в углу площадки, Руфус горестно замотал головой, разбрызгивая вокруг капли крови со своего лица, разбитого увесистым кулаком центуриона.

– Молись, негодяй, чтобы Цезарь приказал умертвить тебя быстро и безболезненно! Где предписание императора?

Дрожащей рукой начальник тюрьмы развязал шнурок на поясе и протянул табличку центуриону.

– Здесь написано "Поместить в крепость до особого распоряжения, которое будет сообщено в ближайшие дни". Я не собираюсь провести их в ожидании собственной смерти! Сейчас же отправлюсь в Никомедию и доложу цезарю о том, что произошло. Если мы разминемся с гонцом, и ты получишь это самое распоряжение, садись на коня и скачи с ним в императорский дворец. Готовься либо доложить об исполнении, либо сложить свою голову! И чтоб до вечера узника похоронили! Вставай, негодяй!

Марк вцепился в ремешок на плече Руфуса и дернул его вверх. Старая амуниция не выдержала рывка, и ремень разорвался. Поднявшийся с земли Руфус инстинктивно попытался удержать расстегнувшийся пояс, из-за подкладки которого со звоном посыпались золотые монеты.

Лицо центуриона превратилось в маску бога смерти Плутона. Держа Руфуса за горло левой рукой, он выдернул из ножен короткий меч и всадил его по рукоять в грудь начальника тюрьмы. Отбросив труп ногой, Марк склонился над ним и снял тяжёлый пояс.

"Плата за убийство сына Императора! Что ж, этого следовало ожидать. Деньги солидные, и если я расскажу Августу о подкупе, мне придётся их отдать".

Марк Лициний собрал рассыпавшиеся монеты и ссыпал их в свой кожаный кисет вместе с вытащенными из пояса убитого. Затем он подошёл к трупу, и встав сбоку, чтобы не забрызгаться хлынувшей из раны кровью, с усилием выдернул меч из груди Руфуса

"Я передам Императору только то, что рассказал мне этот мерзавец. Скажу, что, он, испугавшись, в отчаянье поднял на меня свой меч. А я, не сдержав гнева, убил его из самозащиты и за нарушение приказа. А эти золотые монеты скрасят мне старость".

Прицепив меч обратно к поясу, Марк Лициний побежал по крутой лестнице вниз, щелкая по каменным ступеням кожаными подошвами сандалий...

Герберт фон Шлиссен. Каса до Сол, Агонда Бич, Гоа, Индия, март 1979 года

Сегодня я смог сам спуститься вниз по довольно крутой лестнице, чтобы встретить долгожданных гостей. Вместе со Странником ко мне приехал худощавый импозантный мужчина в европейском костюме, выглядевший, на мой взгляд, немного старше меня. Седина только слегка тронула его черные блестящие волосы, а глаза светились доброй заботой.

Как оказалось, это был Бхарат Догра, основатель известной тантрической школы, и ему недавно исполнилось шестьдесят пять лет! Утверждают, что он - ученик легендарного гуру Риши Йогираджа Девраха Бабы, которому якобы уже более двух тысяч лет, и его почтительно называют "Вечным йогом". Все это мне рассказала на следующий день словоохотливая Ананда, счастливая от встречи с таким почитаемым в западной части Индии человеком.

Поинтересовавшись моим здоровьем, учитель сказал, чтобы я пока что не ожидал многого. По его мнению, я всё ещё слишком слаб, чтобы активно приступить к урокам, и несколько староват, как улыбаясь, заметил гуру, ведь обычно его ученики начинают заниматься йогой с детства. Он вкратце ознакомил меня с четырьмя основными направлениями йоги и сказал, что мне следует начать с подготовительного этапа - знакомства с хатха-йогой, системой подготовки тела к следующим более сложным этапам. Освоив эту систему, я смогу в дальнейшем перейти к одному из основных направлений - раджа-йоге.

Учитель объяснил, что его обязанность - следить за тем, как ученик справляется с поставленными задачами, ведь человек сам, без посторонней помощи, должен осваивать предложенный комплекс. Он переоделся для занятий, и я поразился легкости и отточенности его движений. "Ты будешь ловким, как пантера, Герберт, и могучим, как бенгальский тигр!" - сказал он с теплой улыбкой, - "главное уметь терпеть и никуда не спешить!".

Мы не спеша провели первый урок, состоящий из довольно простых упражнений, которые, по мнению моего гуру, должны были способствовать укреплению поврежденной спины. Учитель подарил мне богато иллюстрированный атлас на английском языке, посвященный йоге, и пообещал навещать раз-два в неделю, чтобы делать очередные занятия и наблюдать, насколько успешно продвигается мое выздоровление.