Небесный принц
Шрифт:
Ульрих Шмидт. Вадуц. Лихтенштейн. 25 февраля 1980 года.
Я дописал фразу "...стала для меня настоящей трагедией" и смачно затянулся длинной и пряной сигариллой "Зино Давидофф".
Когда я работаю, то обычно отключаю телефон от телефонной розетки и отсоединяю клеммы дверного звонка. Моя добрая жена, видя, что наступает очередной приступ моего писательского трудоголизма, тоже старается досаждать как можно меньше. Детей у нас нет, так что в таких случаях она обычно, прихватив с собой ирландского сеттера Герцога, навещает свою матушку в Бад Рагаце, либо едет к младшей сестре на чудесное озеро Бодензее. Приносит продукты и делает уборку в квартире молодая кареглазая словацкая горничная Агнешка - у нее есть свой ключ.
Я предпочитаю крепкое курево, когда пишу, и сто грамм хорошего коньяку - это приводит мозг в состояние легкого дурманного тонуса, помогая погружаться в неведомые миры моих дорогих героев. В обыденной жизни я пью в основном красное вино или виски и курю "Мальборо". Сделав две затяжки, я хотел вернуться к Елене Августе, но тут раздался настойчивый раздраженный стук в дверь, наверное, моему незваному гостю уже надоело давить кнопку немого звонка.
На пороге стоял Джон Смит, и смотрел на меня с плохо скрываемым негодованием. Я впервые видел, чтобы этот молодой человек, можно сказать, почти юноша так явно выражал свои эмоции.
– Здравствуйте, герр Шмидт, я могу войти, - этот был скорее не вопрос, а утверждение.
– Да, конечно, - я отстранился от двери, пропуская его.
Мой гость порывисто вошел внутрь. Я достаточно хорошо изучил Странника за десять дней нашего совместного с Гербертом общения в замке Альтес Шлосс. У него есть довольно редкая черта, которая бы ему очень пригодилась, будь он разведчиком, заброшенным глубоко в тыл противника. Дело в том, что он, довольно привлекательный молодой мужчина и, естественно, видный, но, когда ему нужно, становится совершенно незаметным - и твой взгляд скользит через него и насквозь. Он может быть очень харизматичным и ярким, но, когда того хочет, как будто растворяется на месте. Джон Смит почти всегда скрытен и себе на уме, но при необходимости очень убедителен в разговоре и хороший рассказчик. Он бывает, вставляет в диалог весьма уместные и точные замечания, но никогда не перебивает собеседника. Временами глубоко посаженные глаза выдают сосредоточенную работу ума, но лицо его при этом может казаться простоватым и расслабленным. Однако таким возбужденным я его еще никогда не видел!
– Извините за бестактное вторжение, - начал он, - но вы не оставили мне другого выхода. Зачем вы искали Герберта, и как вам удалось найти замок? Что вы еще узнали о нас? Разве в нашем контракте не оговорены условия строжайшей конфиденциальности? Предлагая вам эту важную для нас работу, мы принимали во внимание не только ваше портфолио и очевидный литературный талант.
До нашей встречи мы внимательно изучили ваше досье. К вашим детям от предыдущих жён вы не испытываете никаких отеческих чувств и практически не видитесь с ними. Вы живете со своей третьей женой и вашим любимцем Герцогом, и вас, по-видимому, это устраивает. По линии жены у вас тоже нет близких родственников, и вы считаете двух ее племянников неучами и лоботрясами. Наконец у вас пошаливает сердце, и по этому поводу вы раз в год проходите курс лечения на водах в Баден-Бадене. Мы полагали, и видимо ошибочно, что вы не станете излишне любопытствовать!
В ответ на это я вкратце рассказал историю моих дедуктивных опытов. По глазам моего молодого посетителя я увидел, что он заметно успокоился.
– Поймите же, уважаемый господин Ульрих, наши шпионские страсти - это не просто детская игра. Оглашая родственникам свое завещание о передаче им контрольного пакета акций и, соответственно, руководства своим крупным промышленным концерном, Герберт взял с них письменные заверения, что они ничего не будут требовать сверх того, что там написано. Но мы не можем взять подобные обязательства у всех их потомков, которые еще не родились или не являются совершеннолетними.
Если всему миру станет известно о том, кто есть на самом деле Герберт фон Шлиссен, как на самом деле называется трастовый фонд, который мы называем "Фонд Небесного Принца" и где он расположен, то наша игра сразу прекратится. Даже одного только точного названия концерна "Шлиссен" будет достаточно для того, чтобы все тайное стало явным. Начнутся долгие судебные тяжбы, и любой прямой наследник нашего героя даже через тридцать лет отсудит деньги фонда в свою пользу.Взглянув на меня, гость сделал многозначительную паузу, а затем продолжил разговор.
– Господин Шмидт, я вас убедительно прошу, если вы не хотите проблем, в том числе судебных, а желаете, чтобы вам был выплачен полностью ваш гонорар - прекратите бессмысленное детективное расследование и сосредоточьтесь на своей работе! Поверьте, мне очень неловко это вам говорить, вы гораздо старше меня, но я вынужден повторить - не пытайтесь узнать то, что не нужно вам и может действительно сильно навредить нам!
Я невольно краснел, чувствуя себя школяром, которого застукали на списывании контрольной у соседа по парте, и заверил своего внезапного гостя, что с этого момента обуздаю свое ненужное любопытство. Джон Смит попрощался и вышел, а я, выпив небольшими глотками грамм семьдесят тридцатилетнего "Леро", наконец облегченно выдохнул плотное кольцо табачного дыма.
Пожалуй, работа на сегодня закончена, продолжу завтра с утра!
Герберт фон Шлиссен: Августа Елена. Дворец Диоклетиана, Никомедия, декабрь 326 года
Звук приближающихся шагов прервал мои воспоминания, и я положила Свиток на место. В залу стремительно вошёл мой сын Константин.
– Пожалуй, работа на сегодня закончена, продолжим завтра с утра!
– жестом руки я отправила Максимуса прочь. Заметив свободную скамью, сын присел на неё и расправив складки белой императорской тоги.
– Константин, мне нужно серьёзно с тобой поговорить!
– Снова о Криспе? Мне казалось, что мы уже всё обсудили. Я не хочу возвращаться к этому болезненному вопросу!
– Ты называешь смерть своего первенца, убийство законного наследника "болезненным вопросом"? Ты не хочешь затруднять себя расследованием причин произошедшего?
– я еле сдержалась, чтобы не перейти на крик.
– Причина известна и мне, и тебе! Мой сын и твой внук посягнул на своего императора и на честь благороднейшей женщины, которой является его супруга!
– Флавия Максима Фауста! Это её ты называешь благороднейшей? Она предала своего отца, раскрыв тебе его заговор, с легкостью приняла смерть своего брата, Максенция, и всё это для того, чтобы стать Августой! Она родила тебе трёх сыновей и ради их будущего благополучия решила устранить конкурента в лице моего любимого внука Криспа! Как ты мог поверить её клевете, ведь всё так очевидно! Крисп мешал ей, он был твоим преемником, и если бы стал императором, ей пришлось остаток жизни провести в тени, без привычной неограниченной власти раболепного поклонения бесчисленных подданных!
– Но мама, Фауста никогда не давала мне повода для подозрений!
– Она заботится только о себе, неужели ты до сих пор этого не понял? Ради личного благополучия она погубила опору и надежду империи, ради собственной выгоды расчистила своим сыновьям путь к престолу! Я слишком хорошо знаю эту интриганку, поэтому она меня боится! Вспомни о том, как меня пытались отравить, подсунув мне сдобренные аконитом сочные персики, зная, как я их люблю. Мне повезло, что я к ним почти не притронулась, в отличие от моей несчастной Валерии! Неужели трудно было догадаться, чьих это рук дело? Как ты мог с такой легкостью поверить такой чудовищной клевете?
– Она сказала, что Крисп давно домогался её благосклонности, пользуясь моим отсутствием. В последний раз её рабыня стала свидетельницей того, как он набросился на Фаусту, желая овладеть ею, и лишь неожиданное появление служанки спасло её от бесчестия!
– Ложь! Служанка подкуплена! Мне удалось добиться от неё правды - в отличие от тебя, я никогда не сомневалась в добропорядочности своего внука!
– Но я не виноват в его смерти! Я всего лишь приказал арестовать его, сослать в Пулу и поместить там в крепость, где и произошёл несчастный случай.