Небо нас ненавидит

Прямо перед цепями над воротами в святая святых — затемнённый алтарь с призмой и свечёй. Вокруг свечи — ореол радуги. Даже Квендульф знал, что это символизирует иллюзорность нашего мира. Он не больше, чем видимость, разложение на ореол

Над ними — изображения Бога и Богини. Они были изображены в виде серых вихрей, похожих на смерчи. Ведь Бог и Богиня не имеют человеческого облика. Как не было у них и имён. Те, кто им поклонялся, верили, что других богов просто не существует.

Квендульф посмотрел на них ещё внимательней и подумал, что могущество Новых Богов, конечно, велико, но само их учение довольно нелепо. Как говорить с тем, кто настолько на тебя непохож? Разве он сможет понять человека с руками, ногами, неустроенным сердцем? Откуда вообще эта странная идея, что бог не имеет формы?..

Много позже, в обжигающих пустынях юга, что окружают Священные Города, он узнал ответ на этот вопрос.

В храме не происходило ничего. Квендульф подумал, почесал нос и решил, что он видел достаточно.

Юноша вышел на крыльцо и увидел, что мимо кованой ограды проходит давно не стриженный блондин с тренировочным деревянным мечом. Квендульф посмотрел на него и перехватил насмешливый взгляд голубых глаз.

— Мальчик, — произнёс, чуть улыбаясь, блондин, — в твоём возрасте надо не о богах, а о войне думать. Есть желанье потренироваться?

Квендульфу было четырнадцать. И он полностью согласился. Без единого слова сошёл со ступеней и присоединился к новому приятелю.

Домой он вернулся поздно, весь в синяках и настолько счастливый, что мать даже не стала задавать вопросов.

Позже Квендульф всё-таки рискнул спросить друга, в каких богов он верит.

— Я не поклоняюсь ни старым, ни новым богам, — отвечал Лейдольф, — и мне всё равно, какие из них существуют. Чтобы жить, мне хватает удачи, и она меня пока не покинула.

— А что будешь делать, если покинет?

— Исчерпается удача и я погибну. — ответил Лейдольф, а потом добавил:- Ну и наплевать!

Позже Квендульф увидел и его отца. Это был пожилой и всегда немного печальный офицер городской стражи, навсегда застрявший в невысоких чинах. Сыночек уже вымахал выше его на голову, и приходил домой только ужинать. Отец по-своему гордился сыном и верил, что он увидит падение короля-узурпатора, которого называл свинопасом. Не просто же так он дал ему такое благородное имя.

Для себя стареющий офицер не ждал ничего. В отличии от сына, отец Лейдольфа не верил даже в удачу.

И вот наступила ночь, когда вере его друга предстоит серьёзное испытание. Квендульфу хотелось верить, что удачи у его друга достаточно. Так что хватит и на эту ночь, и ещё на много лет, что наполнены приключениями.

Так они познакомились. И теперь стояли плечом к плечу посреди ночной столицы, чтобы сражаться и погибнуть.

Квендульфу казалось, что его тело облегает непробиваемая каменная броня. И он двинется на противника, как всесокрушающая каменная глыба, и ему не страшны ни мечи, ни стрелы, ни копья.

Он вдохнул поглубже, чтобы до конца ощутить эту каменную мощь. Опустил глаза и вдруг ощутил, что каменная кожура дала трещину.

Перед ними стояла Геста. Он узнал её, как только увидел кудри рыжих волос, что рассыпались из-под шлема.

— Монах Хакон уже здесь, — сообщила она, — Он делал гадание. Говорит, шансы велики. И городской совет, если что, за нас. И даже в гвардии не все согласны умирать за свинопаса.

— Узурпатор и сам понимает, что лучшие люди — здесь, — ответил Лейдольф, — Я думаю, многие сдадутся сразу, без боя. У моего отца все сослуживцы так и говорят — с земляками воевать не будем.

— Плохо, что у нас так и нет кандидата на трон.

— После победы выберем достойного. У нас что, мало благородных людей в стране? Нет никого, кто смог бы править лучше свинопаса?

Геста послала ему очаровательную улыбку, а потом повернулась к Квендульфу.

— Готов умереть? — спросила она.

— Готов побеждать.

— Разве это не одно и то же?

— Сегодня ночью, — как можно серьёзней ответил Квендульф, — умирать будут наши враги.

Геста потрепала её по плечу. Руки были в новеньких перчатках из чёрной кожи с опушкой из сверкающего чёрного меха — и от этого казались ещё изящней.

А потом Геста нырнула в ночь. Квендульф посмотрел ей вслед и вздохнул.

…А на что он рассчитывал? Ей девятнадцать, она на три года старше. Точнее, с сегодняшней ночи уже на два — но это ничего не меняет. Для её он всё равно здоровенный, но ребёнок.

Пастырь Регинмод тоже был тут. Его чёрная, с бурым отливом мантия так удачно сливалась с зыбкой тьмой, что казалась магической.

Он ходил от отряда к отряду, внимательно выслушивал, кивал и произносил в ответ пару слов одобрения. Никто уже не ждал открытия тайн. Все предварительные приказы были отданы. А приказы по ситуации они получат в бою.

Наконец, он опять остановился у входа. Казалось, он пользуется моментом, чтобы полюбоваться своей армией.

Но тут к нему подошла Геста. В руках она держала что-то смутно-белое, похожее на большую мраморную голову. Стало ясно — он дожидался её, чтобы совершить некий ритуал.

Геста развернула ткань и подала пастырю белый предмет. Это была широкая низкая чаша без ножки, вырезанная из незнакомого дымчато-белого камня, похожего на агат.

Регимонд провёл над ней руками, бормоча заклинания. И после несколько пассов в чаше вспыхнуло пламя.

Это был совсем не тот огонь, что горит на мосту. В медных чашах плясало привычное, алое пламя, то самое, что мы видим в костре или печке. А это пламя рвалось в верх, таяло и снова рвалось, словно частокол льдинок.

Его отблески ползали по дымчато-белым краям чаши, словно крошечные пламенные червячки.

Было заметно, что огонь — неожиданность даже для пастыря. Он вздрогнул и с удивлением посмотрел в новорождённый огонь. А потом продолжил.

Заклинания были теперь другими. Слова в них сталии корочи, а звуки — мелодичнее. Похоже, он перешёл на немыслимо древний язык, ещё древнее стародраконского.

Огонь выдохнул и из чаши взлетела птица. Стремительная, сотканная из пляшущих языков пламени и с немыслимо длинным, вьющимся завитками хвостом и сверкающими глазами, похожими на два чёрных алмаза.

Это было чудо. Одно из чудес, которыми Бог и Богиня одаривают своих слуг. Для многих сегодня ночью оно станет последним в их жизни.

Она была прекрасна — как бывают прекрасны только существа, сотворённые из чистой стихии. А в ряби языков пламени, что бежали по её крыльям и туловищу, можно было разобрать знаки древних алфавитов, рукописи на которых уцелели лишь в гигантских библиотеках Священных Городов далёкого юга.