Небо нас ненавидит

А справа и слева — самые обычные городские домики в два этажа, с косыми черепичными крышами. Город спал и не замечал, что в его сердце спят мёртвые.

Куманская конница гарцевала у арки главных ворот. Они выглядели нервными удивительно чистыми. Похоже, им так и не удалось вступить в бой.

Прочие разгромленные повстанцы собрались здесь же, подтягиваясь переулками и палисадниками. Их было на удивление много, намного больше, чем он разглядел в замке.

Видимо, здесь были бойцы и из главного отряда. А может, и из других отрядов, ему неведомых. Квендульф недостаточно хорошо изучил своих соратников, чтобы это определить.

Все, не отрываясь, смотрели на то, что происходило у ворот. Новоприбывшие создавали небольшой шум, пытались понять, что происходит. Но в конце концов они пробивались достаточно близко, чтобы видеть, что происходит. И когда им удавалось разглядеть достаточно хорошо, они так и замирали, завороженные жутким зрелищем.

Квендульф обернулся и посмотрел на друга. Всё верно, Лейдольф тоже это почувствовал. Старший друг стоял, покачиваясь, словно пьяный, и оскалив зубы от предвкушения.

Квендульф разделял его чувство. Что-то в воздухе этого места возвращало боевой дух. Нелепая битва на мосту, огонь в Койванском замке, армия узурпатора, что наступает где-то совсем рядом — всё это не имело значения, словно осталось по другую сторону задёрнутого занавеса.

Сейчас Квендульф просто жаждал сражения. Ещё сильнее, чем на мосту. Он был готов сокрушить десятки, сотни, тысячи врагов.

Но надо осмотреть оружие. Чтобы оценить свою способность к убийству.

От первого же взгляда на рапиру у юноши застонало в животе. Похоже, металл лезвия оказался не особо хорош. Или юноша недостаточно ловко его вытащил из плоти врага. Он ещё слишком мало бывал в бою, чтобы научиться обращать на это внимания.

Лезвие рапиры переломилось — примерно на двух третях, ближе к рукояти. Рукоять по-прежнему была при нём, с коротким обломком, который сошёл бы за короткий кинжал, будь он хоть на толщину пальца шире.

Смотреть на него было настолько невыносимо, что Квендульф немедленно его спрятал. Каким-то чудом обломок держался в ножнах.

А вот трофейный меч радовал. До этой минуты юноша не успел даже толком рассмотреть свой трофей.

Надо сказать, посмотреть тут было на что.

Меч был старый и как раз по руке, по-настоящему проверенный временем. Его выковали ещё прежде правления узурпатора, — а может, и прежде эпохи Старой Империи. Рукоять была простая и отшлифованная, без гербов и рун, а клинок отплетали вошедшие прямо в металл серебристые полоски.

Если бы он бывал в священных городах, он опознал бы змеиный узор — тот самый, что украшал гадательную чашу Кити-Лишара.

Лезвие было изумительно острым. Похоже, его наточили прямо сегодня, днём и не успели пустить вход. Даже малоопытный глаз Квендульфа определил, что его точили специально, чтобы убивать человека без брони, в одной одежды. На панцирь или дикого зверя заточка нужна другая.

Откуда у гвардейца такая диковина? Квендульф боялся даже предположить. Возможно, он убил офицера. А ещё вероятней, узурпатор полагался на армии пограничных баронов и вооружил гвардию всем, что удалось найти в арсеналах Старой Империи. А сохранилось там, несмотря на полтора десятилетия воин, очень немало.

Если его схватят с этим мечом в руках, то повесят даже без установления личности. Этим, конечно, Квендульф сильно огорчит свою маму. Но он уже огорчал её не раз — и когда присоединился к мятежу, и ещё раньше, когда родился.

К тому же, человека с таким оружием совсем непросто схватить. О да, совсем непросто.

Несколько огорчённый потерей рапиры, но всё же довольный трофеем, юноша опять повернулся в сторону кладбищенских ворот.

Трое, что были в часовенке, теперь стояли в воротах, очерченные их полукругом — как заставочный картуш на первой странице очерчивает название книги. Они казались совершенно одинаковыми в этих длинных мантиях, с опущенными головами и красными поясами, которые, казалось, слабо сияли в ночном полумраке.

Несколько человек, тоже в монашеских рясах, подпоясанные верёвками, держали фонари. Их лица терялись во мраке, но недавно побелённая арка ворот проступала в ночи удивительно ярко, словно нарисованная белилами.

Сейчас что-то будет, — подумал Квендульф. И оказался прав.

Тот из троицы, что стоял справа, скинул капюшон и вышел на свет. И Квендульф узнал его, хотя видел во второй раз в жизни.

Это был монах Сибби. Его невозможно не узнать.

Вытянутая, как фасолина, бритая голова с ледяными, цепкими глазами. На левой скуле глубокий шрам, похожий на молнию. Шрам остался со времён Старой Империи, когда он сидел в одной башне с пастырем Оскером, который теперь стал советником в южном королевстве. Тонкие губы сжаты так плотно, словно скрывают змеиный язык.

Он говорил и двигался настолько механически, что казался скорее големом, которым управляет некий маг, что пожелал остаться неизвестным. Юноша подозревал, что так думают многие и что среди мятежников наверняка есть фракция, которая тоже так думает. Он просто провёл среди них недостаточно много времени, чтобы таких найти.

Признаться, Квендульф не доверял этому человеку с самого начала. И был удивлён, когда узнал, что беглый монах взял на себя командование главными силами.

— Он же не военный! — возмущался юноша.

— С этим ничего не сделаешь.

— Он же глуп, как пень!

— С этим тоже ничего не сделаешь.

— Он всё провалит!

— Те, кто за ним стоят, не дадут ничего провалить, — заявил Лейдольф — и даже сам на какое-то время в это поверил, — А за ним, поверь, стоят очень серьёзные люди. Элита! Монах Сибби отдал весь свой ум ради спасения королевства — а себе оставил только страдание. Вот увидишь, ему не дадут навредить слишком сильно. Одного узурпатора нам достаточно.

Когда-то монах Сибби был человеком неглупым — раз был принят в столичных обителях и рискнул нырнуть в те бездны тайных знаний, которые и привели его к мятежу. Но теперь всё было по-другому. Исследования запретных областей магии превратили Сибби в существо, словно пришедшее из другого мира. Соратники обращались с ним бережно и боязно, — ведь наш мир был для существа чужд, и в любое мгновение мог раздавить его в порошок. Но с другой стороны, именно такое существо и могло помочь в их деле.

И вот он стоит перед ними. Сейчас мы узнаем, на что действительно он способен.

Но пока ничего не происходило. Даже не прозвучало ни единого слова.

Квендульф снова обернулся к другу, чтобы спросить его мнение. Но Лейдольф выглядел ничуть не менее удивлённым. Похоже, друг тоже не понимал, что здесь происходит.

И тут вступил в дело второй из магов. Он шагнул вперёд, развязал полыхнувший в свете фонарей алый пояс и одним движением руки сорвал с себя лёгкое облачение.

Третий, последний так и остался в тени, но никто не придавал этому никакого значения. Все смотрели во все глаза на зрелище, которое им открылась.

Это была Геста. И она стояла перед ними совершенно голой. На ней не было даже перчаток.

Он видел её до боли отчётливо, словно обнажённое тело девушки нарисовали углём. И сильные ноги с крепкими ягодицами, и великолепная, какая бывает у скульптур линия таза, и тугие груди, и прекрасное, бешеное лицо с глазами, полными экстаза.

А ещё юноша заметил, что её ноги — самые обыкновенные. Они свободно стояли на песке мостовой, ещё теплым после вечерней жары. Ему только показалось, что они не идут, а летят.