Небо остается синим

«Вот семья, где не существует никаких проблем, — мысленно пожимал я плечами, — Ни один из этих людей не мог бы стать даже второстепенным героем моего романа». О том, что это живые люди, а не просто материал для литературного произведения, я в то время как-то не думал. И впоследствии горько пожалел об этом.

Первым камнем, всколыхнувшим застоявшуюся, как мне казалось, однообразную жизнь Скалистых, была телеграмма.

— Ты обязательно поедешь, — настаивал Петро. В руках он держал пакетик с семенами, которые высаживал в ящик. Мне показалось, что за его напускной строгостью таилась мольба.

— Ну что ты меня принуждаешь! — раздраженно отмахнулась Марта.

Я невольно залюбовался ее смуглым лицом и густыми черными, как горная ночь, косами.

— Смотри, пожалеешь! — коротко бросил Петро.

Телеграмма была от брата Марты. Он приглашал сестру на свадьбу. Жил он далеко и тревожить понапрасну родных не стал бы. Петро беспокоился: не кроется ли между строк телеграммы еще что-то? Не случилась ли какая беда? Ведь наломал же он немало дров в прошлом году, этот непутевый человек!

Петро решительно вышел из кухни и вернулся, держа в руке пачку денег.

— Вот, на дорогу. Пальто подождет.

Марта уехала. Отношения между ними до последней минуты оставались напряженными. «Может быть, здесь кроется какая-то тайна?» — невольно подумал я.

Жизнь в Скалистом доме совсем замерла. Несколько раз я заставал хозяина возле приемника. Он слушал, какая погода в тех местах, куда уехала Марта. Петро подобрел и даже с отцом стал ласковее.

Я целыми днями бродил по селу, искал и никак не мог найти новой сюжетной нити для очередной главы. Вначале я был уверен, что без труда распутаю сложный и таинственный клубок жизни этого горного села. Но вскоре убедился в своей излишней самонадеянности. Я встречался с людьми, подолгу разговаривал с ними, а с некоторыми даже подружился.

В один из воскресных дней, после обеда, я зашел к своим новым друзьям. Там собралась небольшая компания — рабочие лесхоза. Слушая их разговоры, я понял, сколько у них нерешенных вопросов. А мне-то казалось, что в этом селе уже решены все проблемы! Как эти люди обеспокоены и вместе с тем по-хозяйски уверены в себе! Да, да, по-хозяйски! Об огромных лесных массивах они рассуждают столь же свободно, как некогда о жалких клочках земли шириной в ремень. Заговорили о международном положении. Все их волнует, — о Кубе они тревожатся, будто о близком добром соседе. В разговорах, спорах присутствовала какая-то внутренняя радость, словно пастушеские костры в ночи.

Только один Бодо, как всегда, недоволен. Вечно он на что-то жалуется. Лицо у него красное, злое.

— Сейчас никому и дела нет до того, кем был раньше старый Бодо, — ворчливо говорит он. — Ни в грош не ставят человека! — Он обводит глазами товарищей, ища сочувствия.

— Да кто тебя обижает? — резко обрывает его один из собеседников. — Тебе ведь предлагали лесосеку «Полонина»? Или ты запамятовал? — Его товарищ угрожающе шевелит большими, как лопата, руками.

— Т-то п-правда, — заикается Бодо и краснеет еще больше. — Велика честь — лесосекой руководить!.. Куда как много храбрости надо! Вот когда мы полсотни жандармов держали в страхе, — это было дело!

Его больше не перебивают. Глядя на лица собеседников, я понимаю, что Бодо не впервые кичится своими партизанскими заслугами. И товарищи снисходительны к этой слабости Бодо. Как-никак в те годы он действительно был боевым парнем!

— Ну, это ты уже слишком! — упрекнул кто-то расхваставшегося Бодо. — Ведь на это дело должен был идти Скалистый.

Я насторожился: впервые в разговоре упомянули о моем хозяине.

Разгорелся жаркий спор.

— Постой, как же это было?.. Ага, вспомнил. Не Микола, а Петро должен был поехать на поезде…

— Ты что, забыл? У него была взрывчатка!

Воспоминания разгорались.

— Помнишь, с Петром в последнюю минуту случилась беда: что-то попало ему в глаз. А Микола, — рассказчик обратился ко мне, — знаете, как он любил своего брата! Поезд уже тронулся, Микола не долго думая выхватил у Петра из рук пакет, два прыжка — и он в вагоне.

— Это была его последняя поездка, — задумчиво произнес мой сосед. По голосу его я понял, что он до сих пор не может примириться с тем, что произошло. Видно, много отдали бы эти люди за то, чтобы Микола хоть на минуту оказался среди них. Но они молчали. Только глаза их говорили об этом.

А я вспомнил о фотографии, которую видел в комнате Скалистых. Так вот кто был снят рядом с Мартой! Не Петро, а Микола, его родной брат!

Разговор продолжался. На Миколу больше месяца велась облава. Жандармы с петушиными перьями на шляпах прозвали его грозой Карпат. Сколько раз он ускользал от них! И вот наконец его заметили в поезде. Микола понял, что его выследили, и на полном ходу выскочил из вагона. Но поздно. Раздался выстрел, он был ранен. Так жандармы схватили одного из опаснейших своих врагов.

С ним расправились без суда — привязали на шею большой камень и сбросили со скалы смерти. Труп Миколы нашли случайно. Какой-то паренек заметил цветущий на обрыве эдельвейс. Полез за ним и наткнулся на мертвое, искалеченное тело…

…Обратный путь к Скалистым показался мне бесконечным. Впрочем, они и вправду жили далеко от села. Я шел по тропе, и горы, гордые и безмолвные, провожали меня. Я думал о том, что это они были немыми свидетелями трагедии Миколы. Каждый куст, каждое дерево, казалось, нашептывали мне о гордом верховинце. И сейчас в тишине спускающегося вечера стали по-новому дороги мне эти величественные горы, древние леса, шумные реки…

В тот вечер мои новые друзья несколько раз называли имя Марты. Она была невестой Миколы. Почему же она стала женой Петра? «Впрочем, что тут удивительного?» — прервал я сам себя.

Дома я никого не застал.

А через несколько дней вечером появилась Марта. Она приехала не с тем поездом, с которым ожидал ее Петро. Долго не могла протиснуть в дверь большой чемодан, забыв в рассеянности повернуть его. Старик, сидевший на своем обычном месте у печки, смерил ее недружелюбным взглядом.

— Зачем сдвинули шкаф? — спросила Марта вместо приветствия. — Он ведь никому не мешал! Темнее стало в комнате, — добавила она и сбросила пальто.

Потом вытащила из чемодана книгу по пчеловодству и протянула мужу. Взглянув на меня, она смутилась, снова нагнулась над чемоданом и вынула блузку — подарок дочке.

После поездки Марта изменилась, словно ее сломило что-то. Погас огонек в глазах, она все время суетилась — казалось, старается заглушить в душе какое-то тягостное чувство.