Негасимое пламя

«И такие люди еще надеются воздействовать на общественное мнение!» — с досадой подумал Дэвид.

И тотчас же упрекнул себя. «Но ведь эти люди уже давно принимают участие в движении. Даже если они и утратили свой былой задор, кто я такой, чтобы обвинять их? Ведь сам я только что проснулся и делаю первые шаги!»

Он понимал, что этот комитет только один из многих. Другие, по всей вероятности, действуют более энергично, внося в дело свежую струю. Как-то утром в понедельник он отправился с членами комитета в прибрежный район и был удивлен количеством собранных подписей. Свыше трехсот! Таков был результат их утреннего обхода, радостно обсуждавшийся Шарн и ее друзьями. «Такая горсточка людей сумела повлиять на такую массу! — поразился Дэвид. — Чего только не добьются люди, если соединят свои усилия в борьбе за жизнь, которая положит конец войне!»

После полудня все уже были свободны. Шарн заранее предупредила Дэвида, чтобы он захватил с собой купальный костюм; она собиралась взять с собой сандвичи, чай в термосе и устроить завтрак на берегу моря.

Был знойный летний день, надвигалась гроза; тусклое море покрывала пелена дыма от лесных пожаров; временами порывистый ветер морщил эту пелену, солнечный свет пронизывал воду, и тогда отмели становились золотыми и зелеными, аметистовые тени ложились у подножия скал, и сапфир глубин, темнея на горизонте, превращался в индиго. Чайки с красными лапками, рассеявшиеся по отмели, взмывали в воздух при порывах ветра, издавая резкие крики. Сверкая белыми крыльями, они описывали в воздухе круги и камнем падали вниз.

Быстро скинув платье и натянув на себя купальник, Шарн сбежала вниз по песку и бросилась в воду. Когда Дэвид неторопливо спустился за ней, Шарн была уже далеко в открытом море. Опа плыла оверармом, сверкая быстрыми и сильными взмахами рук. Не в силах угнаться за ней, он уже начал беспокоиться, сознавая опасность таких далеких заплывов.

— Эй, Шарн! — крикнул он, — Я не стремлюсь угодить в пасть акуле!

Шарн не расслышала его слов, по, увидев, что он вышел из воды, повернула обратно, выбралась на берег и, с трудом переводя дыхание и отфыркиваясь, шлепнулась рядом с ним на песок; ее волосы свисали мокрыми прядями, поношенный купальник лип к груди и бедрам.

— Чудесно, правда? — по-детски восторженно воскликнула она.

И, вытирая лицо полотенцем, процитировала Суинберна:

Я вновь вернусь к великой ласковой матери, Матери и возлюбленной людей — морской стихии.

Эти строки всегда приходят мне на ум, когда я плаваю.

— Забывая об акулах?

— Забывая обо всем, — весело крикнула она, — кроме того, что чудесно плыть в открытом море, быть свободной и ни от кого не зависеть!

— Я, возможно, излишне осторожен, — признался Дэвид и рассказал ей, какой страх пережил он здесь однажды, будучи подростком. Он купался в этой самой бухте, за скалистым мысом, и вдруг заметил скользящее рядом с ним большое серое чудище. В следующее мгновение чудище повернулось, обнаружив белое брюхо и острые, как пила, зубы. — Я стал отчаянно бить по воде руками и ногами и завопил что было мочи, — рассмеялся Дэвид, — акула, видно, испугалась не меньше меня и уплыла в море. Но я запомнил этот случай на всю жизнь.

Прошли целые годы с тех пор, как он последний раз загорал у моря на песке, в обществе молодой девушки. Дэвид испытывал некоторую неловкость за свою нетронутую солнцем белую кожу и худые ноги. Впрочем, Шарн едва ли ожидала увидеть античного бога, подумал он. Хотя руки и ноги девушки были совсем темными от загара, тело ее, когда она стягивала с себя свой старенький купальник, сверкнуло белизной. Она куда лучше без одежды, чем в своих плохо сшитых платьях, решил Дэвид. Интересно, зачем она затеяла эту экскурсию? В ее поведении нет кокетства. Значит, не ради того, чтобы обзавестись пожилым поклонником, — скорее, просто решила вовлечь его в круг своих политических интересов, продолжал размышлять он.

Мысли Дэвида вернулись к тем далеким дням, когда Нийл и Роб были еще мальчиками и он приезжал с ними в Блэк-Рок на уик-энд; здесь, среди чайных деревьев, они разбивали палатку. Невдалеке от мыса стояла хижина, где жил рыбак-итальянец, Нино. У него они нанимали лодку на целый день или же отправлялись вместе с ним рыбачить вдоль побережья.

Мальчики научились у Нино «управлять судном в открытом море», как говорил Нийл. Какие то были славные дни, вспоминал Дэвид, дни, проведенные им вместе с сыновьями! Загорелые, окрепшие от морских купании, радостно оживленные, все трое наслаждались привольной жизнью; их увлекало бегство от скучной рутины школьных уроков, учебных занятий, службы. Странно, что он вспомнил мальчиков именно сейчас, когда рядом с ним девушка так на них непохожая — впрочем, она так же страстно увлечена своим делом, как Нийл своей работой в больнице. А Роб… Глубокая печаль овладела Дэвидом.

— Однажды утром я наблюдал здесь чудесное зрелище, — заговорил он, заставив себя встряхнуться и отогнать грустные мысли: ему не хотелось омрачать Шарн удовольствие от прогулки. — Это случилось после сильной грозы, такой сильной, что наша палатка, прикрепленная к чайному дереву, обрушилась на нас. На рассвете мальчики побежали к морю посмотреть, не унесло ли бурей лодку Нино. Вдруг Роб стремглав прибежал обратно.

«Скорей, скорей, папа! — кричал он. — Кораблики! Пино говорит, они редко подплывают к этому берегу. Он никогда не видел их так много сразу!»

Я бросился вслед за ним к берегу. После грозы море и небо были спокойны: серебряная гладь отливала розовым. И из сверкающей дали к берегу плыли они — целая флотилия перламутровых раковин, словно крохотные сказочные ладьи под поднятыми парусами; их щупальца двигались, как весла, и будто гребли к берегу. Они плыли и разбивались о скалы. Песок был усеян обломками перламутровых раковин и тельцами моллюсков: молочно-опаловые, переливчато-розовые, розовато-лиловые и голубые, они напоминали маленьких спрутов.

— О, — огорченно воскликнула Шарн, — как это жестоко! Такие красивые и такие беспомощные создания!

— Но ведь то же случается и с людьми: они так же гибнут в жизненных бурях! — насмешливо пробормотал Дэвид. — Разве вы можете помешать этому, Шарн?

— Вы имеете в виду грозы, молнии, землетрясения и циклоны — так называемые стихийные бедствия — да? К чему говорить об этом! — с возмущением ответила девушка. — Вы знаете не хуже меня, что тут люди бессильны. По в мире существует много бессмысленной жестокости — впустую растраченные, трагически сложившиеся жизни, — многое такое, что можно было бы предотвратить, не правда ли, Дэвид? Да и вас не тревожили бы атомные бомбы и война, если бы вы сами не испытывали сострадания к людям.

— Вы правы, — признался Дэвид, пристыженный справедливым упреком.

Они шли к станции по тропинке, огибавшей скалы, через рощу чайных деревьев, и Дэвид с интересом следил за тем, как мгновенно переходит она от страстных обвинений расизма, антисемитизма, фашизма и дискриминации аборигенов к восхищению природой, радостно восклицая при виде моря, сверкавшего в просветах между деревьями. Время от времени она в детском восторге останавливалась перед изогнутыми стволами чайных деревьев, которые, столетиями сопротивляясь натиску ветра, казалось, застыли в мучительной агонии, с отчаянием и мольбой простирая к небу свои искривленные сучья. Размяв в пальцах крохотные округлые листочки, сорванные с густых ветвей, бросавших на землю глубокую тень, она жадно вдохнула их терпкий аромат.