Неизбежность (Дилогия - 2)

Хозяева низко, раболепно кланялись, китайчата зверьками выглядывали из темноты. Переводчик, долго, старательно подбирая слова, говорил, и, пока он говорил, хозяева кланялись все ниже и ниже, доставая пол.

– Это отставить, - сказал Трунит.
– Ты им переведи: русские китайцам друзья, поэтому не надо так кланяться... Пусть сядут!

И свет пусть вздуют! Лампу ли, свечку...

– Ни лампы, пи свечки нету, товарищ гвардии старший лейтенант. Пламя костра - вот и все электричество.

– М-да... Ну, пусть сядут.

– Они говорят, что по могут сидеть в присутствии русских начальников. Японцы никогда не позволяли этого...

– Переведи: пусть забудут про японские порядки. Теперь порядки будут другие, японскому игу конец, они свободные люди.

Выслушав старшину, хозяева подошли к глиняному кану и присели на краешек. Здесь костерок освещал их лучше. Китаец был изможден, сутул, стрижен наголо, виски седые, на ногах - рваные матерчатые тапочки. Такие же тапочки были и на маленьких, изуродованных, как культи, ножках китаянки, - нам известно было, что маленькая, уродливая ножка здесь признак красоты и девочкам еще в детстве забинтовывают йоги, не дают расти; полуседые волосы китаянки были гладки и редки, просвечивал череп, странно было видеть полулысую женщину. Сколько же ей лет? Ответили: ему сорок, ей тридцать пять. А похожи на стариков.

Глиняный пол, глиняный кап, прикрытый соломенными циновками, никакой утвари, кроме глиняных же кувшинов и мисок, вместо трубы в верху фанзы дыра, окошко заклеено рисовой бумагой.

– Извиняются, что печем угостить, - сказал переводчик.
– Японцы дочиста обобрали.

– Да они без японцев нищие, - сказал парторг Симопенко.
– Советская власть им надобна! Тогда заживут как люди!

– Слушай, Микола, - строго сказал Трушин.
– В беседах с местным населением не вздумай устанавливать здесь Советскую власть. Наш принцип невмешательство во внутренние дела.

Сами разберутся, какую власть выбрать.

– Советскую выберут!

– Надеюсь... Но в беседах надо делать упор на освободительную миссию Красной Армии.

Я увидел, как солдаты потрошат свои вещмешки: достают хлеб, сахар, вручают хозяевам. Те - ладонь к ладони, руки к груди - кланяются, как заведенные. Сержант Спмонеико:

– Нехай пацаны сахар спробуют, небось за всю жизнь пе спробовалп...

– Вот что, - сказал Трушин.
– Деревню не соберем, а соседей можно. Переведи, старшина: пускай кликнет соседей сюда...

– Слушаюсь, товарищ гвардии старший лейтенант!
– И зевок во всю пасть.

Китайцы - один мужчины - - явились тут же, будто стояли за стенкой. Трушин рассадил их на пол, на кап, откашлялся:

– Переводи. Однако не части...

А я с автоматчиками выбрался на волю, посмотреть, что и как.

Японцев в деревне нет, да мало ли что? А если нагрянут с гор?

В темноте шумела чумиза, горбатился вал, окружавший деревню, как тюрьму, по-прежнему брихали собаки. Под сапогами чмокала грязь.

Минут сорок спустя из фанзы вышли Трушин и Симопенко, сопровождаемые галдящими китайцами. Трушин, довольный, скалал:

– Разбудил в них общественный темперамент, вопросами засыпали... Но главное - рады, что японское рабство сброшено...

Китайцы проводили нас до ворот, остались у вала, махая соломенными шляпами и крича:

– Шанго.! Шапго! [Хорошо! Хорошо! (кит.)]

– Ребятки, - сказал Симоненко с важностью, - до расположения два ли!

– Это с чем едят?
– спросил Миша Драчев.

– Ли - полкилометра. По-китайски.

– Ишъ ты, по-китайски... Ты, парторг, провожжался часик с китайцами и уже просветился.

– Он таковский, - сказал Кулагин.
– Но до чего ж бедно живут в Китае, трудно и представить.

– Представили в натуре, - сказал Свиридов.
– При эдакой житухе только революцию делать.

Логачеев подхватил:

– А что, сделают революцию! С нашей помощью!

– Логачеев, - с великой строгостью сказал замполит Трушин, - Что я толковал насчет невмешательства в китайские дела?

– Так мы же между собой, - простодушно сказал Логачеев.
– А на международной арене будем дипломатию разводить.

Миша Драчев фыркнул:

– Из тебя, Логач, дипломат, как из меня барышня!

– Из тебя барышня хреновая, а я б дипломатию соблюдал!

Однако ежель бы китайцы попросили о революционной помощи, не отказал бы!

– Уймись, Логачеев, - сказал Трушин.
– Это проблемы будущего. В настоящем же - разгромить Кваптупскую армию в сжатые сроки.

– Вы будете смеяться, по это мы понимаем, товарищ замполит...

За разговором незаметно преодолели километр, или два ли, как объяснял Микола Симоненко, и на склоне замаячили контуры танков и автомашин. .

Дождевые капли продолжали шлепать, словно срывающиеся с дуба желуди или пули на излете, по дождя так и не было. Я посветил фонариком на часы: полвторого. По монгольскому времени. А тут какое? В ростовской школе, в нашем классе часы были лишь у одной девочки, дочки директора мясокомбината, и она на пальцах показывала всему классу, сколько минут осталось до конца урока, - знать это было жизненно необходимо, если ты не выучил урока, а учитель вот-вот вызовет тебя.

Трушин уже свистел носом. Спи, дружок, да приснятся тебе хорошие сны!

Побудка была на сером рассвете. Ежась от сырости и холода:

ночи в горах - ой-е-еи, - мы кое-как ополоснулись из студеного ручейка, а до умывания наполнили фляги, воеифельдшер разрешил, снявши пробу воды. Умываясь, обнаружили друг у друга:

физии распухли от комариных укусов. Толя Кулагин разглядывал себя в карманное зеркальце, вздыхал:

– Мордализация! Разнесло, как с похмелья.

Шараф Рахматуллаев тоже гляделся в карманное зеркальце, качал головой и цокал. Да, видик у всех...

Позавтракали рано, до восхода, а с восходом колонна уже втягивалась в горы. Горловина заставляла ужиматься - давно миновало времечко, когда тапки и автомобили шли уступом, теперь только в затылок один другому. Кружили меж отвесных высот и трясин, доверяясь тропам. Они-то выведут. Но куда? Какая из них взберется на перевал Джадын-Даба? Или на прочий-другой, меня бы любой устроил, в конце концов. Да комбрига устроит далеко не любой. Даешь Джадып-Дабу!

По военной пауке полагалось бы идти но азимуту. А идем, куда велит тройка. Кружим, петляем, иногда возвращаемся назад, чертыхаясь нро себя и вслух. Группы разведчиков и саперов на мотоциклах выбирают отряду дорогу, но она совершенно же незнакома, нет-пет да и заведет в тупик - упремся в стометровую скалу, поворачиваем вспять. Не развернешься, и хвост колонны становится головой, и комбриг со свитой пробирается из конца в конец. Дальнюю разведку маршрута ведут легкомоторные самолеты, которых на Западе называли "кукурузниками", а здесь "чумизниками": летают низко, едва не задевая чумизу. Впрочем, и кукуруза тут есть, хоть и мало. "У-2" неплохо помогают ориентироваться, но не без накладок: иной раз проморгают, о тупике предупредят с опозданием. В таких случаях в отряде чертыхаются только вслух. Ибо теряют время, темп, силы.