Неизбежность (Дилогия - 2)

– А я уверен, офицеры штаба обеспечат своевременное и непрерывное управление войсками в любой обстановке. Поймите, ваши представления о характере наступательных операций устарели, вы сторонник осторожной войны... Правы вы только в одном: до предела увеличив темпы наступления, мы создадим для себя дополнительные трудности. Но зато это наиболее верный путь к победе. В случае малейшей задержки противник вынудит нас к затяжным боям, которые потребуют длительного времени и больших жертв.

– Да, да, и о возможных потерях надо подумать!
– Никифоров свеколыю покраснел, повысил голос.
– Как бы все ваши планы не обернулись большой кровью!

Исса Александрович в упор взглянул на пего; раздулись гневно крылья носа, сжались губы. Но выдержка не изменила ему, и в отличие от Никифорова он внешне спокойно сказал:

– Я убежден в том, что говорю вам. Знаю: меня поддерживают и офицеры штаба... Выслушайте теперь выводы из нашего разговора, который на этом и закончим... Мы должны всюду упреждать противника, бить его по частям, тем паче что у него на нашем направлении пет сплошного фронта. Запомните и постарайтесь попять и другое: борьба за время и пространство должна обеспечить победу .малой кровью...

– Бон рассудят нас, - невнятно пробормотал Никифоров.

– С этим я согласен. Война пас рассудит... Вы свободны, генерал...

Никифоров встал и поспешно вышел из землянки. Исса Александрович в задумчивости остался сидеть над картой.

Не сработались. Как же поступить? То, что генерал-майор Никифоров честно и прямо высказывает свое мнение, достойно уважения. А вот само мнение ошибочно, и вся сложность в том, что Никифоров не понимает этого. Или не хочет понять. Характер упрямый, неподатливый. Известно, что свон взгляды на предстоящую операцию высказывает и другим, не находя, впрочем, поддержки. Как его переубедить? Времени на эту педагогику уже нет. Поставить вопрос перед маршалом Малиновским? Никифорова только что, в спешке, прислали и, надо полагать, так же скоренько уберут. Но это значит расписаться в слабости. Пусть остается, штабист он опытный, будет исполнять что прикажут, "от и до". Жаль, конечно, что начальник штаба, твоя правая рука, не твой единомышленник. Твой противник. Нелепость? Как ни назови, легче от этого не будет. Но он, Плиев, уверен в своей правоте, в своих силах и возможностях. Хотя правоту эту проверит война. И от такой мысли делается неспокойно, очень неспокойно.

Глухое беспокойство возникло и в ту историческую ночь - с восьмого на девятое августа. В степи посвистывал ветерок. Тлели в ладонях, вспыхивали цигарки, освещая лица людей, которым предстоит бой, - суровые, ожидающие. Словно они озарялись светом боя: вспышками выстрелов и ракет, прожекторными лучами, разрывами. За сопками, на маньчжурской стороне, густая чернь, плотная тишина. На передовом командно-наблюдательном пункте Плиева все поглядывали на часы, и чаще прочих генерал Лхагвасурэн, заместитель по монгольским войскам. Плиев оторвался от часовых стрелок на юге полнеба полоснуло вспышками ракет, выстрелов, взрывов.

– Так, - сказал Плпев. кутаясь по фронтовой привычке в бурку: ночь свежа.
– Разведгруппы и передовые отрялы ударили по японским кордонам... Путь через границу расчищен. Пора и нам.

Заводи! По машинам!

Эта команла: "Заводи! По машинам!" - послышалась в разных местах. Перевели моторы танков и бронемашин, затрещали мотоциклы, заржали лошади. Нет прежней тишины, нет и тьмы: сотни танков, бронемашин, автомобилей, мотоциклов с включенными фарами двинулись вперед. Ослепительное море огня!

Гром и скрежет танков, гуление автомашин, стук конских копыт. Колонна за колонной проходили через границу с Маньчжурией. В лучах фар - поднятая колесами и гусеницами песчаная пыль. Все как в тумане.

Такой и запомнилась эта ночь Иссе Александровичу. А потом настал день, и взошло безжалостное солнце. Жара, безводье, необозримость сыпучих, переметаемых с места на место, гибельных песков Гоби. Эту чудовищную необозримость предстояло преодолеть, пустыню предстояло промерить километрами - по сто в сутки - и выйти к Большому Хингапу. И ведь преодолеваем, промериваем, невзирая на неимоверные трудности! И все больше отдаляется памятная ночь перехода границы.

Волнистые безбрежные пески. "Виллис" генерал-полковника Плиева обогнал колонну советской кавалерийской дивизии. Зной.

Пыль. Сушь. Исса Александрович заметил: кавалерист в выгоревшей гимнастерке вяло клонится к шее коня, обхватывает ее - не удержался, упал наземь. На помощь бросились товарищи, приподняли. Плиев остановил машину, вылез. Подошел поближе:

– Ты ранен, сынок?

– Никак нет, - еле слышно прошептал молоденький, безусый солдат опухшими, истрескавшимися губами.
– Что со мной, не пойму. Затмение какое-то, слабость...

– Возьми себя в руки, преодолей слабость.
– сказал Плпев.
– В бою советский солдат может упасть только мертвым!

Усилием воли кавалерист заставил себя встать на ноги. Стоял, шатаясь, боясь упасть. Тронул стремя, поправил. Плпев одобрительно сказал:

– Молодец, сынок! Ты поборол крайнюю усталость. Держись и дальше!

– Слушаюсь, товарищ командующий...

– Скоро будет вода... Японцы отравляют колодцы стрихнином, забивают трупами верблюдов. Мы копаем новые, но волы не находим... И все-таки она будет! И колодцы захватим, и самолетами подбросят, и реки скоро пойдут... Держись, солдат!

– Слушаюсь, товарищ командующий...

В эту фразу, повторенную дважды, безусый конник вложил столько взбадривающей самого себя надежды, что Плпев кивнул.

похлопал его по спине. И, поборов жалость к юнцу, неокрепшему, незакаленному, которого мог забрать в машину, но не забрал: чти за пример будет для остальных, все же устали, все на пределе, - Исса Александрович сел в "виллис"), поехал влоль колонны, не оглядываясь. Машину болтало и трясло так, что хватался за скобу, того и гляди вывалишься. Тряска прямо-таки выворачивала душу.

– Товарищ командующий, разрешите обратиться?
– сказам шофер.
– Как непонятно все ж таки устроен мир! Где холода, где жара, где воды - во, залейся, по горло, а где она на вес золота.

– Философ.
– усмехнулся Плиев.
– Господь бог так сотворил.

точнее - натворил... А без шуток: я вот сейчас частенько вспоминаю родные края, Северный Кавказ. Горный воздух, цветущие сады, бурные потоки, водопады, бесчисленные родники... В тех родниках вода слаще меда!

– Меда в данный момент не хочется, - сказал шофер.
– Хочется водички, аш-два-о...

– Будет. Только не тряси так. внутренности выворачиваешь.

– Такая дорожка, товарищ командующий.
– философически ответил водитель.

Поздним вечером на привале Плиев встретил Цеденбала. Оба были пропыленные, усталые, осунувшиеся. На юге отдаленно погромыхивал бон, из-под полога палатки пробивалась свежесть.

Плпев расстегнул ворот гимнастерки, глубоко вздохнул. Цеделиал сказал:

– Товарищ Плиев, я побывал в передовых монгольских частях. Высокий порыв! Стремятся не отстать от советских частей.