Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!

Рузвельт подтвердил в речи в Сан-Диего 2 октября 1935 г.: «Американский народ имеет лишь одну заботу, выражает лишь одно чувство: что бы ни случилось на континентах за морем, Соединенные Штаты Америки будут и должны, как о том давным-давно молились отцы-основатели страны, оставаться не связанными ни с кем и сохранять свободу рук… Мы не только искренне стремимся к миру, нами движет твердая решимость избежать тех опасностей, которые могут поставить под угрозу наши мирные отношения с остальными странами». Остальное известно. 3 октября 1935 г. итальянские войска вторглись в Эфиопию. 5 октября была опубликована прокламация президента США о «нейтралитете». Ни Англия, ни Франция не приняли никаких мер по оказанию помощи жертве агрессии, а американский «нейтралитет» оказался выгодным Италии. Она не нуждалась в вооружении и боеприпасах, но объем ее закупок в США стратегических материалов, в первую очередь нефти, резко возрос. Правительство США не ограничило ее импорт.

Франклин Д. Рузвельт полагал, что эта политика наилучшим образом отвечала национальным интересам и его собственным политическим видам: «изоляционистские» настроения-де особенно сильны на Западе и Среднем Западе США, а с этими штатами нужно считаться в предстоявшей избирательной кампании. Личная крупная цель удобно рационализировала неизбежный результат взятого курса – воцарение на международной арене нравов джунглей, наглого разбоя агрессоров.

Между тем был другой путь, встать на который Советский Союз неустанно звал мир. В Соединенных Штатах ответом на осложнение международной обстановки был взрыв «изоляционистских» настроений, в Советском Союзе ЦК ВКП(б) еще 12 декабря 1933 г. принял решение о развертывании борьбы за коллективную безопасность. Правительство Рузвельта видело выход в том, чтобы вывести из-под огня только собственную страну, объективно разжигая аппетиты агрессоров. Советское правительство сформулировало доктрину – «мир неделим», предлагая остановить сползание к войне коллективными действиями против агрессоров. Как говорил М. М. Литвинов в 1934 году, все пограничные столбы на всех границах «являются опорами мира и удаление хотя бы одного такого столба повлечет за собой падение всего здания мира». Соединенные Штаты отнюдь не стремились вступить на путь, на котором настаивал Советский Союз. Больше того. Как подчеркивал советский полпред в США А.А. Трояновский, «Я, разумеется, следую строго данным мне указаниям и указываю только в разговорах и речах, что американская политика нейтралитета и изоляционизма в настоящее время возможна только благодаря мощи Красной Армии, которая противостоит агрессивным намерениям фашистских государств»7. ФДР не мог не понимать этого и наверняка прикидывал, как пустить в ход механизм «баланса сил», но гласно не желал ничем связывать себя.

В ежегодном послании конгрессу 3 января 1936 г. президент указал: «Остальной мир, увы! Вот где зарыта собака. Если бы мне пришлось сегодня обращаться к американскому народу с посланием по случаю вступления на пост президента, я не мог бы ограничиться одним абзацем, посвященным международным делам. С большим сожалением я был бы вынужден посвятить большую часть послания международным отношениям. Начиная с лета 1933 года события развернулись так, что создалось положение, когда народы Америки должны принять во внимание рост недобрых чувств, явную тенденцию к агрессии, увеличение вооружений, нетерпимость. В этой обстановке уже присутствуют многие элементы, которые ведут к трагедии всеобщей войны». Выводы? Никаких.

IV

Пришел 1936 год, и снова выборы. Позади три года «нового курса». В актив записано немало, но в стране 9 млн. безработных. Многие представители крупного капитала поносили президента, 85 процентов газет выступало против ФДР. Реакционеры кричали на всех перекрестках, что коммунисты двигают «новый курс» Эти утверждения, как выяснилось позднее, отражали взгляды близоруких, привилегированного меньшинства.

Народ в целом одобрял сделанное президентом. Девять миллиардов долларов, истраченных через PWA, WPA и другие федеральные и местные органы помощи, оставили ощутимый след. Закон о социальном обеспечении и закон Вагнера сбили волну недовольства.

В 1935 году ряд профсоюзов во главе с объединенным профсоюзом горняков Дж. Льюиса резко порвал с АФТ. Их руководители звали к организации производственных профсоюзов, объединяющих рабочих не по «цехам» (профессиям), как было в узкокастовой системе АФТ, а в масштабах предприятий и целых отраслей промышленности. Это предвещало большую сплоченность американского рабочего движения. Комитет по организации производственных профсоюзов (КПП) начал активную кампанию, связывая ее успех с переизбранием ФДР. КПП основал рабочую беспартийную лигу, призывавшую голосовать за Рузвельта.

То, что самой логикой борьбы труда и капитала американское рабочее движение пошло по дороге производственных профсоюзов, подтвердило правоту коммунистов. Со дней основания коммунистической партии они боролись за это, указывая, что гигантским трестам необходимо противопоставить единые, сильные профсоюзы в монополизированных отраслях промышленности. Компартия сыграла выдающуюся роль в трансформации американского организованного рабочего движения, начавшейся в 1935 году. Рост производственных профсоюзов был бы невозможен без деятельности коммунистов, в свою очередь коммунисты возглавили мощное левое крыло КПП. Коммунистическое движение в США стремительно развивалось, к 1938 году партия достигла максимума своей численности – около 80 тыс. членов, и еще 20 тыс. человек объединял комсомол.

Компартия США добилась известных успехов в проведении тактики «народного фронта» в американских условиях. Даже в высшей степени консервативный историк Э. Робинсон нашел: «Естественно, что многие, думавшие о новой Утопии, в которой американцы смогут опять достигнуть равенства, видели возможных союзников в коммунистах, а в государственной форме – в России. Главный аргумент тех, кто чувствовал, если прямо не думал о необходимости открытой революции, заключался в том, что никто не был уверен в завтрашнем дне. Безусловно, следует отыскать новую дорогу в будущее. Некоторые доктрины коммунизма в этих условиях легко одобрялись и принимались, а тактика «народного фронта» сделала возможным для американских радикалов утверждение, что коммунизм является естественным развитием демократии»8. Деятельность КПП считалась в США коммунистической, хотя это было основательным преувеличением.

Рузвельт очень серьезно относился к этим тенденциям. В кампании 1936 года он приложил большие усилия, чтобы доказать, что не имеет ничего общего с коммунистическими целями, как обвиняли президента правые критики. Дж Льюис никогда не был коммунистом, но печать уже создала соответствующую репутацию возглавлявшемуся им КПП. В начале избирательной кампании он явился в Белый дом с чеком на 250 тыс. долл. в фонд демократической партии и с фотографом, дабы запечатлеть исторический момент: посланец рабочего движения передает трудовые доллары на избирательные нужды ФДР.

Рузвельт сиял, благодарил, жал руку, шутил, улыбался, а чек не взял. «Нет, Джон, – убедил он Льюиса, – оставь деньги у себя, я обращусь к тебе, если понадобится покрыть кое-какие мелкие траты «Льюис ушел ни с чем, бормоча, что его обвели вокруг пальца. Так и случилось. В кампанию 1936 года помощники ФДР выудили 500 тыс. долл. из касс профсоюзов КПП. Льюис безуспешно пытался получить письменную просьбу президента. Рузвельт ограничился телефонными разговорами, по большей части шутливыми.

В августе – сентябре 1936 года Рузвельт провел три сверхсекретных совещания с К. Хэллом и директором Федерального бюро расследований Э. Гувером. Помимо внимательного наблюдения за фашистскими организациями президент приказал установить слежку за коммунистической партией. Э. Гувер, не видя ничего удивительного в этом, попросил только письменного распоряжения ФДР. Президент отказался. Он предложил иную процедуру: документ, написанный лично им, будет храниться в сейфе Белого дома. В нем будет указано, что в соответствии со старым законом, по которому ФБР подчиняется государственному департаменту, он отдал указание К. Хэллу распорядиться об установлении слежки за крмпартией. Старик Хэлл вызвался написать такой приказ Гуверу. Рузвельт, однако, запретил, настаивая, что об этом должны знать лишь они трое. В директиве Федерального бюро расследований, вменявшей своим агентам в обязанность следить за коммунистами, указывалось: «По понятным причинам вести работу самым незаметным образом и в строжайшей тайне». Политический сыск в США расправлял крылья!

Об административных восторгах президента страна, естественно, не знала, но в первой же речи во время президентской кампании в Сиракузах в конце сентября 1936 года ФДР заявил: «Я не искал, я не ищу, я отвергаю поддержку любого сторонника коммунизма или любого чужого «изма», стремящегося честными путями или обманом изменить нашу американскую демократию. На том я стою. На том я стоял. На том я буду стоять». Президент также сообщил, что «новый курс» спас страну от «угрозы коммунизма», созданной социальным и экономическим крушением 1932 года. Однако ФДР отверг советы некоторых из своих помощников обрушиться в речи на центр международного коммунистического движения – Советский Союз9. Он мыслил по-государственному.

Еще в 1932 году, сразу после избрания президентом, Ф. Рузвельт заверил единомышленников либерального толка: «Нам предстоит пробыть в Вашингтоне восемь лет. К концу их демократической партии может уже не быть, а будет существовать какая-то прогрессивная партия». По глубокому убеждению ФДР, президентство не было только административной должностью. «Это прежде всего место, откуда исходит моральное руководство. Все наши великие президенты были лидерами в духовной области». Выборы 1936 года явились прелюдией к давним планам ФДР (которые так и не осуществились) реорганизовать политическую жизнь США, создав новую, крепкую партию. Он-де выступил как кандидат всего народа. «В этой кампании лишь один вопрос, – заявил ФДР Р. Моли, – народ должен быть либо за меня, либо против меня»10. Противники президента самой логикой ФДР зачислялись в разряд врагов народа.