Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
В этой же главе приведены два письма к Ю.В. Андропову, дающие представление о теплых отношениях, установившихся между ними в конце 1960-х годов. Юрий Владимирович творчество отца ценил и любил.
За несколько лет «работы на перестройку» (его выражение) отец сделал немало хорошего. Гонорары за свою книгу «Ненаписанные романы», изданную в основанном им советско-французском издательстве ДЭМ, передал в фонд «афганцев», отправил внушительные суммы в Детский фонд, в Армению, пострадавшую после землетрясения, в 15-ю городскую московскую
Много хороших акций проводила и основанная им газета «Совершенно секретно». О своем материальном благополучии Ю. Семенов не беспокоился — на- значил символическую зарплату рубль в год.
Работал, как это ясно видно из писем к Горбачеву, на страну, отложив личные интересы на потом, а ведь мог, как другие директора СП, получать астрономическую зарплату. Но, при всем уме, логике и деловой хватке, отец отличался романтизмом и ставил на первое место идею.
Хотя, быть может, в этом и заключался его «хороший» прагматизм. В делах он оказался не «однодневкой», стремившейся как можно быстрее урвать куш, а человеком, строившим планы на долгие годы, задумывавшим крупномасштабные издательские и кинопроекты.
По мнению многих, опередивший свое время Семенов в те «лихие» годы умудрялся работать так, как только сейчас начинает в России работать замечательное поколение тридцатилетних — серьезно, честно и доброжелательно — одним словом, цивилизованно.
Отец искренне желал демократических изменений в стране и в письмах к М.С. Горбачеву высказывал интересные и разумные предложения. Надо отметить, что М.С. к этим письмам отнесся серьезно и разослал копии членам политбюро — событие для тех лет беспрецедентное.
Как сказал мне недавно близкий папин друг и прототип полковника Славина в книге «ТАСС уполномочен заявить» генерал-майор разведки В.И. Кеворков: «Воплоти Михаил Сергеевич в жизнь идеи Юлика, мы сейчас жили бы в несколько другой ситуации».
Ольга Семенова
ПИСЬМА ДРУЗЬЯМ, КОЛЛЕГАМ, ЧИТАТЕЛЯМ
Сентябрь 1954 года
(невесте друга — Дмитрия Федоровского — румынской девушке по имени Пуйка)
Bonna siera, draguza!
Или здравствуй, моя черноглазая сестренка.
Заголовок письма совсем в стиле Лопе де Вега. Пуйка, золото! Спасибо тебе за весточку. Я уже вернулся в Москву, попрощался с ласковым, зеленым Черным морем, поцеловал черное небо со многими звездами на прощанье, сел в поезд и приехал в осеннюю — и поэтому особенно усталую и сиреневую Москву.
Приехал — и захворал. Потом поправился, естественно, и поехал на Николину Гору — к Дмитрию. Жил у него 2,5 дня —
дышал воздухом, наслаждался вечерами, приятно проводил с Дмитрием время у Натальи Петровны и пилил его все свободное от этих занятий время.Ты знаешь, хорошая моя, моему брату и твоему нареченному (т.е. грядущему мужу) будет страшно плохо жить в дальнейшем. И ты и я ему говорили об этом — о его неумении вести себя с людьми, о его безобразном отношении к людям.
Беда эта порождена тем, что он шел по жизни счастливчиком, — жил в 2-этажной квартире, ездил на дедушкиной машине, всегда кушал все то, что хотел, и самое лучшее. Ворчанье бабушки — не в счет, — сумей он себя с ней поставить — все было бы очень хорошо.
Ты бы жила не в общежитии, но на Брюсовском, и как было бы это здорово. Родная моя, читал я нежное и хорошее письмо твое и думал — как же моя умница сестра пишет мне, что они — т.е. Митя и Пуйка — снимут комнату и будут жить одни.
К сожалению, ваш брат Julian вносит элемент рационализма в каждое начинание — особенно Митькино. Сейчас придется мне внести этот элемент в твое — не по-твоему детское (т.е. Митькино) письмо. Комната в Москве (снятая) стоит 400—500 руб. Жить вам вдвоем с 3-разовым питанием, с проездом в институт, с прачкой, с ужином (без бабушки) невозможно.
Ибо на все это нужно 2000—2500 рублей. Понял? Дело заключается в том, что Дмитрий заражен этой идеей и вместо подготовки к переэкзаменовке бегает и ищет работу.
Кстати, предлагают ему работу с окладом в 300— 500 рублей! Это неправильный, абсолютно неправильный путь, хороший мой.
Правильный путь, как мне кажется, следующий:
1. Дмитрий сидит, сдает экзамен.
2. Ломает себя, налаживает отношения с людьми, и в первую очередь с бабушкой (я тебе объясню для чего). Бабушка очень хорошо к тебе относится, а то, что она язва — что ж, с этим ничего не поделаешь, видно.
Но будь Митька «не мальчиком, но мужем», он бы лавировал дома, сумел бы стать (а ведь это необходимо) другом бабушке.
А ведь получилось-то, что бабка во всем права абсолютно: 1) две двойки (из них одна по гос. экзамену), 2) угроза исключения из института, 3) несомненный разбор его дела на комсомольском со- брании.
Видишь, сестренка, штука-то какая получается. Я понимаю, с другой стороны, и тебя и его, Пуйка; вам очень хочется жениться, стать мужем и женой. Но пока, в данной ситуации, мне кажется целесообразнее с официальным шагом повременить, — хотя бы до того, как он сдаст зимнюю экзаменационную сессию, а лучше до того времени, когда он станет человеком с дипломом.
Я понимаю, что тебе это больно будет читать, но как брат я не могу не написать этого. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
Если вы женитесь сейчас (а он это во сне видит), то будет очень, очень плохо для н е г о, а следовательно и для тебя.
Ты понимаешь, моя хорошая, что я не играю роль отца из оперы Травиата. Если ты уйдешь от Митьки — все. Для него это означает finish. Слишком уж он любит тебя. Не любить-то тебя вообще нельзя, хороший Пуйка.