Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
Жду Вашего письма. Крепко жму Вашу руку. Всего Вам хорошего и еще раз спасибо за такое хорошее, честное и благородное письмо.
С глубоким уважением.
* А.Т. Шаповалов в годы Великой Отечественной войны был военным разведчиком, внедрившимся в абвер на территории Кракова. Юлиан Семенов познакомился с ним при работе над романом «Майор Вихрь».
1967 год *
Прокурору Московской области
От Семенова Ю.
Заявление
В
Несмотря на то что я показывал, что я нарушил правила охоты, стрелял не со своего места и вдоль линии стрелков (или почти вдоль линии), ни на следствии, ни на суде виновным я себя не признал и по сей день не признаю.
Почему я не обжаловал тогда, пять лет назад решение Мособлсуда? Только потому, что я чувствовал: силы на исходе. В тридцать два года разыгралась гипертония, начали рваться сосуды на ногах. А мне надо было еще много написать из того, что задумывалось до 19 ноября 1962 года. И я написал с тех пор романы: «Петровка, 38», «Пароль не нужен», «Майор Вихрь», повесть «Дунечка и Никита», пьесы: «Петровка, 38», «Особо опасная», «Шоссе на Большую Медведицу», киносценарии: «При исполнении служебных обязанностей», «По тонкому льду», «Не самый удачный день», «Исход», «Пароль не нужен», «Майор Вихрь».
Я работал все эти годы, не щадя себя, по десять — пятнадцать часов в сутки, но все время возвращался к тому трагическому случаю на охоте.
А ведь на судебном разбирательстве моя невиновность открылась для меня с еще большей очевидностью после показаний второго стрелявшего в день охоты — С. Столярова.
Я не стану пересказывать всего этого объемного и эмоционального дела (подчеркивания отдельных фраз в тех или иных показаниях свидетельствуют об этом со всей очевидностью). Я просил бы вытребовать это дело из архива Мособлсуда, прочитать его и сосредоточить внимание на трех основных документах:
1. Схема места происшествия — с моим к ней замечанием, зафиксированным прямо на схеме, и — обязательно — пересмотрев ее в связи с показаниями Столярова на суде, когда он утверждал, что стрелял он в лося СЗАДИ, когда тот отошел от него шагов на ДЕСЯТЬ.
2. Заключение баллистической экспертизы о том, что лось был убит выстрелом СПЕРЕДИ.
Если поверить этим двум документам (я не прошу верить моим показаниям), хотя я с самого начала следствия, еще до того, как пришла баллистическая экспертиза, утверждал, что я убил лося выстрелом спереди, справа — налево, т.е. так, как потом подтвердила экспертиза, то получится, что С. Столяров просто-напросто не мог убить со своего места лося. Может возникнуть второй вопрос: если Столяров лося не мог убить и не убил, то тогда зачем он утверждал, что второй выстрел он произвел по второму лосю, в диаметрально противоположном направлении.
Я не хочу Вас просить о том, чтобы Вы ответили мне на этот вопрос. Я просил бы только об одном: вытребовать из Мособлсуда мое дело, ознакомиться с ним, вызвать меня для беседы (м.б. я все-таки ошибаюсь, тогда вокруг этого дела бушевали страсти, сейчас уже много лет прошло, можно объективнее все рассмотреть) и — если в Вас закрадется сомнение в правильности вынесенного против меня обвинительного вердикта — снять с меня эту тяжесть, которая ранит меня ежедневно и ежечасно, не потому что я ущемлен чем-то (судимости у меня нет, дело забылось и перестало быть притчей во языцех, вдова Н. Осипова может быть тоже вызвана Вами для беседы: в те годы она писала жалобы против меня во все инстанции, а сейчас, когда мы с ней видимся, она дает совсем иную оценку произошедшей трагедии), — не юридически меня что-то ущемляет, хочу повторить, но только морально.
Очень прошу верно понять мою просьбу. По одному и тому же делу, насколько мне известно, не могут судить дважды или двух. Я не прошу об этом. Я прошу снять с меня эту моральную, трагическую тяжесть — в том, конечно, случае, если Вы, товарищ Прокурор, ознакомившись с делом, побеседовав со мной, найдете для себя бескомпромиссную возможность поддержать
мою просьбу об отмене этого приговора об условном наказании и о прекращении этого дела.* Давно уже нет на свете участников драмы, о которой идет речь в нижеприведенном письме, но некоторые коллеги из литературной среды ее до сих пор вспоминают. Мне довелось читать телеинтервью одного писателя, бывшего эмигранта, для юбилейного фильма Семенова — в честь его 75-летия (дали друзья-журналисты, прежде чем смонтировать фильм, «выбрав» хорошие фразы): «Вся его литературная жизнь была сломана в один момент! — горячо говорил писатель. — Вы что, не знаете, что с ним произошло?! — Это были не сплетни, просто люди узнавали и обсуждали. Во время охоты под его пулю попал егерь. Случайно и совершенно насмерть. И все говорили, что будет суд, и вряд ли его пощадят». Несчастный случай произошел на глазах у Е.С. Семеновой. Когда раздались выстрелы, одним из которых был смертельно ранен егерь Н. Осипов, она сразу подбежала к раненому: возле него, отбросив в сторону ружье, стоял на коленях... актер Сергей Столяров и отчаянно плакал. Сперва думали, что виновник — он, потом подозрение пало на Ю.С. У адвокатов есть девиз: «Лучше оправдать виновного, чем осудить невиновного». В той трагической ситуации суд руководствовался иными мотивами. Следствие продолжалось долго: показания свидетелей были противоречивы. Столяров и Семенов уверены, каждый, — в собственной невиновности, эксперты затруднялись с безапелляционным ответом. Перед судьей встала непростая задача — кого осудить за случившееся? Известный, заслуженно любимый народом талантливый пожилой артист — с одной стороны и не менее талантливый, но молодой писатель — с другой. Виновным признали Семенова. Быть может, суд решил, что молодому перенести такое легче? Оказалось, что нет — он горько и тяжело переживал происходившее. Папа не рассказывал мне об этой истории, поэтому много лет спустя, уже после его смерти, я сама сделала вывод о его невиновности, прочтя это письмо.
15 декабря 1968
(к комсомольскому руководителю, фамилия отсутствует)
Уважаемый Евгений Михайлович!
Видимо, нет нужды теоретически обосновывать необходимость каждодневной, яростной, атакующей пропаганды Подвига. Следует, вероятно, приступить к практическому осуществлению этой задачи, к претворению ее в жизнь.
1. О театре «Подвиг». Во-первых, следовало бы сразу оговорить, что это будет Театр Цекамола. Во-вторых, следует отдать себе отчет в том, что сейчас театры — суть площадки для самовыражения таланта режиссера и актера на базе той или иной драматургии, в то время как наш театр должен быть театром темы Подвига, то есть таким театром, в котором драматурги будут главным «рычагом» репертуарной политики.
Несколько частных замечаний. В гостинице «Юность» есть зал, принадлежащий Комсомолу. Там и великолепно оборудованная сцена, и актерские комнаты, и замечательный зал на 600 мест. Следовательно, база, то есть то главное, без чего театр не может начаться, — есть.
Вопрос о труппе. Можно было бы предложить нескольким выпускным курсам московских театральных училищ сделать дипломы по тем пьесам, которые им будут рекомендованы. Это будет своеобразный конкурс: тот курс, который сделает наиболее интересный спектакль, и станет впоследствии главным костяком труппы.
О режиссёрах.
Наш театр не должен быть театром одного режиссера. Наоборот, следует приглашать разных режиссеров, с тем чтобы не было творческого диктата и застоя.
Я вел предварительные переговоры с Ю. Бондаревым, Р. Карме-ном, М. Жаровым, Ю. Егоровым, М. Шатровым, В. Туром, А. Адамовым, В. Липатовым — все эти и многие другие писатели и режиссеры готовы сотрудничать в новом театре.
Вопрос заключается лишь в том, чтобы Театр из мечты сделать явью, реальностью...
2. О телевизионной программе «Подвиг». Телевидение имеет про граммы «Время», «Горизонт», «Кинопутешествия»... Нет только про граммы «Подвиг». Программа «Подвиг» не должна дублировать бла городной работы С.С. Смирнова. Отнюдь. Он обращен в своем по иске лишь к героям Великой Отечественной войны.