Некромантка 2

Мару положил меч к кинжалам, что валялись на костяном ковре, и пошёл вниз, к ней. Он опустился на корточки перед девушкой, но она его не видела, глядя куда-то на кромку настила, где под ним плескалось озеро, сливаясь с каплями дождя. Мару вытер мокрое лицо Пешет своими тёплыми руками и развернул к себе.

— Я не знаю… Не знаю, что реально. Они были тут. Он хотел ее забрать, или убить. Не знаю… Я их видела. Думала, что они… они здесь. Я так больше не могу… Не могу.

Она надломлено бормотала сбивчивые слова, но Мару понимал. Все так же, молча, он заставил ее подняться на ноги и взяв ее руки, положил себе на голову, там, где волосы его были выбриты.

— Покажи, — произнес он. Имельда не понимая, нахмурилась. Потом замотала головой. Но он настойчиво закивал головой:

— Поделись. — Молчание. — Давай, — раздраженно произнёс он. Таким Имельда его ещё не видела, но она не знала, как ему показать то, что он хочет увидеть и узнать. Он тоже положил свои руки ей на голову, накрывая уши. Он прижался лбом к ее лбу и закрыл глаза. — Тогда смотри.

Имельда вздрогнула, когда почувствовала, как мужчина вцепился в ее голову своими пальцами. Не больно, но крепко. Она увидела перед глазами горы и воинов. Много людей. Одни невысокие и сильные сражались почти без оружия против тех, кто пришёл к ним на их земли со смертельной магией и мечами.

Воины были сильными, ловкими и быстрыми, но смертными. Простыми людьми. И против магии и меча они не могли устоять. Их шатры погорели, их дома, сложенные из камня, были разрушены, их животные забиты, так же, как и семьи. Взрослые и дети, не щадили никого. И не потому, что это был злобный враг, а потому, что они просто не хотели уходить из своего дома.

Имельда увидела маленького мальчика, лет семи, не больше. Он сидел за разваленным каменным домом, замёрзший и зареванный. Одна нога была не обута. В суматохе сражения к нему подбежала женщина. Она схватила его и подняла на руки. Имельда почувствовала ее тепло и любовь. Даже через чужое воспоминание сила ее любви смогла добраться до девушки.

Женщина бежала. Сквозь дым и гарь, сквозь летящие стрелы, сквозь крики боли и стоны умирающих соплеменников, сквозь собственный страх. Ее муж и отец Мару уже погиб к тому времени; и она желала лишь одного: убежать и спрятать, спасти сына.

Она бежала из своего поселения по горной тропке, сквозь редкие почти голые сосенки, что умудрялись расти на этой каменистой почве. Впереди показался обрыв, горная речка падала с уступа, шумя и возмущаясь где-то там внизу.

Женщина почувствовала опасность и развернулась в тот момент, когда стрела уже летела к ней. Единственное, что она успела, это повернуться обратно, чтобы встретить стрелу спиной, чтобы закрыть своё дитя.

Имельда почувствовала эту боль, вонзила свои когти в кожу головы мужчины, не в силах держаться.

Зачем, зачем он ей это показывает?!

Девушка попыталась отпустить его, отстраниться, но Мару лишь уперто и резко шагнул вперед, впечатывая и прижимая девушку к стене своим телом, он накрыл ее руки своими, буквально заставляя удерживать их на его голове.

— Смотри! — прорычал сквозь стиснутые зубы. Имельда видела, как женщина падает с уступа в водопад, спиной вниз, удерживая своего ребёнка, защищая от гибели.

Стрелок, проводив взглядом пронзённую женщину, исчез. Но девушка и так прекрасно знала, чья на воинах форма, чьи доспехи. Герб Ваалара красовался на этих багровых одеждах стальным росчерком. После этого картинка воспоминаний сменилась. Перед взором Имельды распростерлись бескрайние степи. И их пеструю гладь нарушали лишь палатки и шатры: тоже чьё-то поселение. Она увидела странных людей. В шкурах зверей, с рисунками на теле, имитирующими шерсть и морды животных. У некоторых людей встречались желтые глаза, или когти, или клыки. Но они не имели ничего общего с оборотнями. Имельда слышала, что этот народ уже давно вымер, но видимо это было не так. Очень далекие потомки существ, что соединили в себе зверя и человека, остались ходить по этой земле. Их предков когда-то очень давно истребляли также рьяно, как и валаров.

Мару показал как они спасли его тело и душу. Река принесла его к ним, и они приняли его как своего. И пусть он и не имел клыков, когтей и говорил на другом языке, но они все равно сделали его частью своего племени…

Воспоминания прервались так же резко, как и начались. Имельда осталась почти без сил, рассматрев чужую жизнь за столь короткий срок. Хотелось сесть.

— Теперь ты.

— Не могу… Я не знаю как.

— Знаешь. Пожелай и я тоже увижу.

— А если я не хочу?

— Давай!

Он впился ей в губы. И это не было поцелуем нежным или грубым, вообще поцелуем не было. Это было чем-то животным, что помогло бы лучше чувствовать другого человека.

Стиснув зубы, Имельда зажмурилась, окунаясь куда-то внутрь себя, внутрь своей души и воспоминаний. Она помнила, как ее, маленькой девочкой, бросили родители. Они привели ее к добротному дому и так и оставили, сказав подождать их здесь, у своего дедушки. А сами вышли за калитку и больше не вернулись.

Имельда помнила, как ждала их весь день и вечер. Как ее нашёл ее же дед на своём пороге и с тех пор она жила с ним. Она помнила, как ей было больно от осознания, что ее бросили потому, что она другая. С самого детства она была иной, и родители видели и чувствовали это. Они боялись, и их единственным решением было сбежать, оставив проблему другим.

С каждым годом было тяжелее скрывать свои способности видеть больше, чем остальные, знать больше, чем другие. В какую бы деревню она и ее дедушка не прибывали, вскоре все вокруг начинали шушукаться, обращать внимание на странную девчушку. Они боялись ее сил знать все и обо всех. И, в конце концов, это закончилось трагедией. Ее дедушка умер, а она стала тем, кем являлась сейчас.

Мару чувствовал всю ту боль, что когда-то вытерпела маленькая девочка в кромешной тьме от когтей невиданной твари; он видел тот кошмар, что она сотворила собственным руками, ведомая жаждой мести и крови. Ему было больно. Он жмурился, стискивая зубы, но не сделал ни шага назад. Он сможет разделить ту боль, которую смогла вытерпеть маленькая девочка. Он сможет также пережить душевные страдания от утраты тех близких, что стали ей родными. Он знает, каково это.

Он видел, как она, сражаясь с упырями на болоте, слышала крики и зов своей матери. Они преследовали ее все время. Именно из-за этого зова она оставила упырей, сбежав к своим родным, и попросту подожгла болота, надеясь, что оставшиеся в живых упыри сгорят. Но они не сгорели, и она не успела к родным. Ее родители погибли. И умерла мать Ренсона Вельта. Своим решением Имельда обрекла на смерть куда больше людей, и так и не смогла помочь родным. И жить ей с этим решением всю оставшуюся жизнь. Так же, как и с виной за погибшую деревню.

Мару резко отстранился, вдыхая жадно воздух, он неловко шагнул назад и рухнул на спину, жадно дыша. Перед глазами прыгали черные пятна. Имельда сползла по стенке на пол. На губах блестела смазанная кровь от прокушенной губы.

— Теперь ты знаешь, кто я, — тяжело произнесла она, совсем не радуясь этому аспекту, было стыдно, она словно оказалась голой перед ним, но на душе действительно стало немного легче. На лицо мужчине падали капли дождя, остужая пылающее лицо.

— А ты — кто я, — произнёс он таким же тяжелым тоном.