Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Нелинейная хронология
Шрифт:

В туалете и ванной фея задержалась ровно на пять минут.

– Будете проверять работу? – спросила она, стесняясь. – Я не так давно работаю в клининге, может быть, вы найдете какие-нибудь недостатки.

Ромашов для порядка заглянул туда и сюда и поразился блеску и чистоте санузла и ванны.

Это ж сколько на «Утёнке» сэкономить можно, подумал Ромашов. Чудо.

– Пройдёмте к ёлке? – предложил Ромашов торжественно.

В гостиной фея быстро и нежно, не делая ёлке больно, распределила по веткам все мамины игрушки. Мальчика в красной чалме и зелёных шароварах она прикрепила повыше, на веточку покороче, почти у самой верхушки. Взяла в руки звезду для макушки.

– Отвернитесь, пожалуйста, –

робко попросила она Ромашова.

– Зачем? – спросил Ромашов.

– Я буду летать, – прошептала фея, мучительно краснея.

– Летайте! – воскликнул Ромашов, и птички радостно запели, порхая вокруг него. – Летайте при мне, чудесная!

– Вы правда не будете раздражаться, что я летаю? – несмело улыбнулась фея. И плавно поднялась над полом, покачивая попой, и дотянулась до верхушки, и бережно надела на неё звезду.

– Чудо! – вскричал Ромашов и упал перед феей на одно колено и сказал. – Выходите немедленно за меня замуж!

«Чудо!» – подумала Семёнова, аккуратно, чтобы не наступить на Ромашова, приземлилась, протянула ему руку и сказала. – Да.

Ромка.

С Новым годом в этот раз в детдоме №18 не заладилось. Планировали ёлку на конец декабря, но кто-то что-то неправильно понял, не так оплатил, не туда нажал – и представление заказали на третье января. А четвёртого уже надо было вести их в цирк – мероприятие от городской администрации. Не слишком ли, два праздника подряд, подумала зам по воспитательной работе, а потом решила, что ничего, так они устанут быстрее и перестанут ждать.

Ромка ёлки не любил. Он точно знал, что Дед-Морозом опять будет охранник Сергей Иванович, а Снегурочкой – Шурочка. Шурочка очень старалась быть хорошей, весёлой и доброй Снегурочкой, но у неё был такой противный визгливый голос, что каждый раз от её просьбы позвать «Де-едушку Моро-оза!!!» у Ромки начинала раскалываться голова. Хороводы Ромка не любил, на конкурсах терялся и молчал. А если нужно было ещё и куда-то бежать, вроде эстафеты – это было для Ромки совсем кошмарно. Под взглядами разноцветной мишурной толпы ноги его становились ватными и непослушными и бегать не хотели категорически.

На третий детдомовский Новый год Ромка научился хилять от ёлки. Он дожидался, пока перед входом в зал их пересчитают, а потом молча отцеплялся от своей пары Наташки и пятился до самой каморки. Пара Наташка никогда его не сдавала. Хорошая она девчонка, молчаливая.

Замок в каморке был постоянно сломан. То ли его по халатности никогда не чинили, то ли по чьей-то необходимости всё время ломали. На первый взгляд дверь вроде бы была закрыта. Но, Ромка знал, если ручку сначала потянуть вверх, а потом резко дернуть вниз – и вуаля, как говорила Шурочка. Можно было спокойно просидеть всю ёлку среди вёдер и швабр с тряпками, а потом так же незаметно влиться в группу, бочком-бочком к Наташке.

Пол-ёлки прошло, как примерно прикинул Ромка. Ещё пол-ёлки. Это хорошо. Ромка любил сидеть в каморке. Там можно было безбоязненно шалить. Ромка точно знал, что то, чем он занимался – это шалость, и при всех этого делать ни в коем случае нельзя. Потому что никто больше так не делал, ни дети, ни взрослые. Ромка давно научился это контролировать и позволял себе шалить только в каморке или на прогулке, когда ему удавалось остаться в одиночестве в самом дальнем углу двора.

В каморке, пока все сидели на ёлке, шалить можно было сколько угодно. Поэтому сначала Ромка взглядом сложил все тряпки в аккуратную стопочку. Потом повёл рукой – и швабры выстроились, как солдаты на параде. Ромка представил себя генералом в красивой фуражке, отдал солдатам честь и немножко помаршировал перед ними. Потом он представил, что швабры – это самолёты, и они летят бомбить логово врагов, а он главный наводчик

всех бомбардировщиков и летит на самом первом самолёте. Полетать швабрам, правда, в каморке было затруднительно из-за тесноты, не то что палкам на улице. На улице в дальнем углу двора Ромка с лёгкостью заставлял летать целые эскадрильи палок, а один раз даже одним мановением руки поднял в воздух большущий камень. Правда, сам этого испугался и тут же уронил его со всего маху на землю, хорошо хоть, что не себе на ногу, да и вообще хорошо, что никто не видел. Иначе ему здорово попало бы за шалости. За шалости им всегда здорово попадало. Скорее всего, ему не разрешили бы посмотреть следующий длинный мультфильм в кинозале, а длинные мультфильмы Ромка очень любил, особенно музыку оттуда и песни.

Ромка как раз летел над тропическими островами, возвращаясь после удачной боевой операции против врагов, как дверь в каморку вдруг со стуком распахнулась, и внутрь ромкиного убежища ввалилась Лиса. Лиса была в короткой юбке, в шапочке с ушами (а на кончиках ушей были мохнатые кисточки, а сама шапочка завязывалась под подбородком на веревочку) и в кедах. Свой пушистый хвост Лиса держала в руках.

– Блины-оладушки, – сказала Лиса, и от неё пахнуло табаком, как от Сергей Ивановича. – Сколько раз просила пришить нормально. Чё делать-то теперь.

Лиса подняла голову и увидела Ромку. Ромка молча смотрел на Лису округлившимися от страха глазами и думал только одно – расскажет, и накажут.

– Привет, – сказала Лиса. – Ты чего тут? Не нравится ёлка?

Ромка покачал головой.

– Правильно, – сказала Лиса, – меня тоже всё достало уже. Ещё и хвост отвалился, видишь? У тебя тут нитки с иголкой нет, случайно?

Ромка опять покачал головой.

– Блины-оладушки, – расстроилась Лиса и присела на перевернутое ведро. – Ну и как я теперь Дедушке Морозу объясню, а? Почему я бесхвостая? Чем я следы на снегу за собой заметать буду?

Ромка подумал, что вряд ли актрисе в костюме лисы нужно заметать за собой следы на снегу, да и снега в этом году было так мало, что и не наследишь особенно и следы за собой по-человечески не заметёшь.

– Не боись, я тебя не выдам, – сказала Лиса. – Сама всегда от Деда Мороза пряталась. Напрягает он как-то. Стихи расскажи, хорошо себя веди… Да и вообще не буддист он, Дед Мороз, да?

Ромка не знал, что такое «буддист», наверное, тот, кто на все вопросы отвечает «буду», решил он. Лиса ему понравилась. Она не сюсюкала и не старалась казаться доброй. Он подошёл к Лисе и потянул хвост из её рук.

– Посмотреть хочешь? – спросила она. – Ну, на, посмотри. Только осторожнее. Мне ещё за него отчитываться.

Ромка обошёл Лису, приблизил хвост к её юбке, где-то в районе талии и закрыл глаза. Представил, как все порванные нитки становятся опять целыми, крепкими, и как хвост сам собой пришивается обратно на место. Открыл глаза. Осторожно подёргал. Хвост держался хорошо.

– Ничёсе, – Лиса протянула руку и тоже подёргала хвост. – Ты как это?!

Она вскочила с ведра.

– У тебя что тут, пластилин? Клей? Или всё-таки нитки?

Лиса была хорошая. И Ромка решил показать ей свою шалость. Он улыбнулся и сделал так, что банка с синькой перелетела с одной полки на другую. И не разбилась.

Лиса попятилась и задела ногой ведро. Ведро задребезжало. Сейчас позовёт! Расскажет! – испугался Ромка и тоже попятился, прочь от Лисы в угол.

– Блины-оладушки…, – прошептала Лиса. – Ни хрена себе дети-индиго… Да не бойся ты, – она протянула к нему руку, – не бойся. Я никому не скажу. Ёлки, на сцену пора. К ёлке. Ты это… Ты никому об этом вот, – Лиса показала на банку с синькой, – не рассказывай никогда, понял? Ни-ког-да. На опыты сдадут. На костре сожгут. Осиновый кол в сердце загонят, понял? Ни-ког-да и ни-ко-му!

Поделиться с друзьями: