Нелюбимый

Я поднимаю голову и смотрю на его лицо, на его пухлые губы, слегка приоткрытые во сне, и три родинки на его другой шершавой щеке. Его бородка выросла с прошлой ночи, и я вижу пульс, бьющийся на его горле, маленький маяк, который демонстрирует его силу каждые несколько секунд.

Этот мужчина спас мне жизнь.

Несколько раз.

Один раз на горе, когда остановил Уэйна.

Второй раз, когда отнёс меня в безопасное место.

Третий раз, когда он позаботился о моих ранах.

Я восхищаюсь его самоотверженностью, благодарная за такую глубокую доброту и заботу со стороны незнакомца.

Я наклоняюсь и закрываю глаза, вдыхая его запах. Запах его хлопковой фланели знакомый и успокаивающий, и мне хочется снова заснуть в его объятиях, но одна вещь останавливает меня: мой мочевой пузырь так полон, что это причиняет боль. Мне нужна ванная.

Я перекатываюсь на спину и принимаю сидячее положение рядом с ним с гримасой от захватывающей дух боли. Слева от меня — стена, справа — Кэссиди. И впервые, глядя на него, я понимаю, какой он на самом деле большой — он сидит на кровати, но его босые ноги всё же свисают с края. Я не хочу будить его, но не знаю, как маневрировать своим телом над ним, когда моё бедро орёт от боли каждый раз, когда я двигаюсь.

— Кэссиди, — шепчу я, тряся его за плечо. — Кэссиди.

— Ммм?

Он вздыхает во сне, тихо бормоча:

— Пусть это уйдёт. Пожалуйста, пусть оно уйдёт.

Я не знаю, о чём он говорит, но ему, должно быть, снится довольно напряжённый сон, потому что он хмурится.

— Кэссиди?

— Хм? Что?

Он резко просыпается, широко раскрыв глаза — голубой и зелёный.

— А?

— Где ванная? — спрашиваю я, продолжая говорить тихо.

Он зажмуривается и проводит рукой по лбу.

— Ты должна выбираться отсюда. Ты должна идти.

— Точно, — подтверждаю я, энергично кивая. — Мне нужно идти. Сейчас.

Он опускает руки и открывает глаза, мгновение, моргая, глядя на меня, будто сбитый с толку нашим разговором.

— Что?

— Мне нужно выйти! — говорю я, обеспокоенная тем, что если он не поможет мне встать с кровати, я в ней описаюсь.

— В ванную?

— Да! — я киваю, глядя на его ноги, которые занимают больше половины двуспальной кровати. — Ты можешь…?

Он опускает ноги на пол и садится, когда я откидываю одеяло и вытаскиваю свои голые ноги из-под простыни. На долю секунды я осознаю, насколько голыми они выглядят. «Он снял с тебя одежду». Эта мысль проноситься у меня в голове, но я отбрасываю её. Я спрошу его об этом позже.

— Ты знаешь, где? — спрашивает он, затем быстро отвечает на свой собственный вопрос, его голос всё ещё сонно-дезориентированный. — Нет, она не знает, где. Ты должен показать ей, Кэсс.

Кэсс. Как прозвище, оно идеально, и я ловлю себя на том, что хочу сказать его, просто чтобы увидеть, как оно слетает с моих губ.

Он встаёт, вытягивая руки над головой, прежде чем протянуть их мне.

— Двигайся медленно.

Я подвигаюсь к краю кровати и беру его руки, тяжело опираясь на них, когда опускаю одну ногу, затем другую на пол. Когда я встаю, моё бедро пульсирует с такой сильной, обжигающей болью, что я кричу, и Кэсс сжимает мои руки.

— Всё в порядке, — тихо говорит он. — Не спеши.

«Тебе легко говорить, — думаю я. — Я вот-вот описаю твой пол».

Мне требуется секунда, чтобы привыкнуть к боли, и хотя мой мочевой пузырь пульсирует от другого вида дискомфорта, я заставляю себя на мгновение остаться неподвижной. Я не хочу двигаться слишком быстро и тянуть швы.

— Я знаю, тебе больно, — говорит он. — Я принесу тебе обезболивающее, пока ты, ты знаешь, будешь заниматься своими делами.

Я благодарно киваю, следуя его указаниям, когда он медленно тянет меня от кровати к занавеске.

— Станет лучше, — говорит он. — Я обещаю.

Мы вошли в гостиную, и я хочу осмотреться, чтобы найти подсказки о том, где я и кто он, но сейчас не время задерживаться. Я следую за ним в тёмный коридор, и он опускает одну мою руку, чтобы открыть дверь. Я захожу внутрь. Ванная комната тёмная, освещается только восходящим солнцем, проникающим через окно, и ночником на раковине.

Мои пальцы ищут выключатель на стене в пределах двери.

— Где свет?

— Нет.

Я моргаю от этого странного ответа, в то время как он закрывает дверь, оставляя меня одну.

Мои глаза привыкают к тусклому свету, в то время как я опираюсь рукой на раковину и стягиваю трусы. Опускаясь на сиденье унитаза, я испытываю совершенно новую волну неумолимой боли, но после того, как я, наконец, сажусь, мой мочевой пузырь быстро опорожняется, и на мгновение облегчение перекрывает дискомфорт.

Не торопясь снова встать, я оглядываюсь по сторонам. Это самая крошечная ванная, которую я когда-либо видела. Места достаточно лишь для туалета, маленькой раковины рядом со мной и душевой кабины напротив. За дверью крючок, на котором висит одинокое желтовато-серое полотенце. Без сомнения, Кэссиди, поскольку он живёт тут один. Маленькая комната чистая и очень опрятная. На вешалке рядом с раковиной висит полотенце для рук. Больше нет никаких других украшений. Иными словами, больше смотреть не на что, и никаких подсказок о хозяине.

Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, когда тянусь к своим трусикам, но когда я натягиваю их, мой живот переворачивается. Они сероватые и потёртые по краям, как будто их стирали около сотни раз. Но что ещё важнее, они не мои. Что означает, что Кэссиди полностью раздел меня и помог мне надеть эти трусики.

Мои щёки вспыхивают от жара, когда я представляю себя совершенно голой, пока была без сознания. В смысле, я знаю, что он спас мне жизнь, и я благодарна. Но осознание того, что он видел меня голой, заставляет меня чувствовать себя неловко… как будто он взял что-то, что ему не принадлежало.

Пытаясь избавиться от этого чувства, я заставляю себя встать, задыхаясь от боли, и натягиваю бабушкины трусики на свои бинты. Меня ещё больше пугает то, что я ношу чьё-то старое нижнее бельё, но говорю себе не быть глупой. Мне повезло, что он нашёл меня, повезло, что он отнёс меня в безопасное место, и повезло, что вообще было дополнительное бельё, которое можно было одолжить.

Повернувшись, чтобы спустить воду в туалете, я обнаруживаю, что ручки нет. Я смотрю слева и справа. Ничего.