Немой 1: охота на нечисть
Шрифт:
— Я позавчера ночью поссать вышел, слышу — куёт кто-то. Звенит молотом по наковальне! Я бегом в кузницу. Дёрнул дверь — не поддаётся. Как будто кто-то изнутри запер. А засова-то у меня нет! Вот, сам погляди!
Я с умным видом осмотрел дверь, сколоченную из толстых досок. Снаружи к ней была прибита толстая металлическая проушина под навесной замок. На косяке, вытесанном из целого бревна, крепилась ответная часть.
А вот изнутри запоров, и вправду, не было.
Хрень какая-то!
До этой минуты я надеялся с комфортом расположиться в лопухах у задней стены
Но теперь этот опупительный план рухнул.
Я ещё раз почесал макушку. А потом жестом показал кузнецу, что мне нужна пила.
Ефим порылся в куче разнообразного железа, которое было навалено в углу кузницы. И выудил оттуда пилу с крупными острыми зубьями.
— Только она без ручки, — виновато прогудел кузнец.
А мне не по хер? Не я же пилить буду, бля!
Я показал кузнецу, что внизу двери нужно выпилить небольшое окошко. Такое, чтобы пролез крупный кот.
Ну, а хрен ли? Пути тактического отступления лучше приготовить заранее.
— Жалко дверь портить! — протянул кузнец.
Но я сделал строгий хлебальник и ткнул пальцем в заходящее солнце, а потом в пилу. А сам пошёл в дом кузнеца. Тарелка горячих щей и глоток самогона перед встречей с нечистой силой не помешают.
За спиной послышались мерные шаркающие звуки пилы.
Остаток самогона я забрал с собой, не обращая внимания на печальный взгляд кузнеца. Его жена завернула мне в тряпочку кусок розового сала и половину круглого хлеба.
— Храни тебя боги! — сказала она, с надеждой глядя на меня.
Я пожал плечами, прихватил со стола толстую свечу в деревянном подсвечнике и вернулся к кузнице.
Сумерки только начали сгущаться.
Первым делом я внимательно осмотрел отверстие, через которое, в случае острой необходимости, мог бы протиснуться упитанный поросёнок.
Сойдёт, бля!
Я наклонился и отломил торчащую щепку, чтобы не попортить об неё шкуру.
Прятаться в кузнице было негде. Если только в ящик с углём залезть. Ну, и на хер нужно?!
Я вытащил на середину кузницы деревянную скамеечку и поставил её возле большой наковальни. Прислонил меч в ножнах к стене под левой рукой.
На наковальне очень удобно разложил сало и крупно нарезанный хлеб. Рядом поставил свечу и долго чиркал огнивом о кремень. Зажигалку бы!
В конце концов дрожащий огонёк осветил закопчённые стены и длинный рад молотков и клещей, которые висели вдоль стены. В кузнице сразу стало уютнее.
Другое дело!
Я хряпнул самогона и с удовольствием сжевал ломтик упругого сала, пахнущего чесноком и укропом.
Не ну а чо? В засаде тоже надо сидеть правильно!
Из дыры в двери тянуло ночной прохладой. Я поёжился и налил ещё. Прищурился. Огонёк свечи расплылся, затрепетал.
В печи потрескивают умирающие поленья. Мать сидит возле стола и шьёт Немому новые штаны.
— Леший живёт в лесу, — говорит мать. — Он на мохнатую собаку похож. Спрячется за деревом и оттуда аукает, зовёт. Заманит в самую глухую чащобу и бросит там. Он так свой дом охраняет.
Лес для него — дом. Если пришёл без спросу, начал деревья рубить или жечь — берегись. Заманит леший, заведёт и бросит на съедение медведям.Немой ёжится, представляя чёрную мохнатую собаку, которая скалит жёлтые клыки и аукает человеческим голосом. Страшно!
— Как придёшь в лес — первым делом найди старый пень и положи на него угощение. Хоть хлеба кусок. Если нет хлеба — хоть горсточку зерна насыпь. И скажи: «Леший, разреши в гости прийти!»
После этого можешь ходить по лесу смело. Если и заблудишься — леший тебя на дорогу выведет.
Мать с трудом откусывает крепкую нитку.
— Ну-ка, примерь! — говорит она Немому.
Немой мигом натягивает штаны из крашеного в синий цвет сукна.
Мать крутит его, завязывает на впалом животе верёвочные тесёмки.
— В самый раз, — довольно говорит она. И смеётся:
— Никогда иголку в руки не брала! А тут нужда заставила — и всё получилось. Правильно говорят: нужда — лучший учитель.
Потом подмигивает Немому:
— Настанет лето — поведу тебя к лешему в гости, знакомиться!
Я проснулся от тихого шороха в углу кузницы. Открыл глаза и осторожно положил левую руку на ножны меча.
Что-то поднялось в углу и бесшумно полетело в сторону кузнечной печи. Как её, бля! Горн, во!
Ипать, да это рукавица!
Драная, чёрная от угольной пыли и масла рукавица сама собой подлетела к горну и залезла в него.
Вслед за ней стайкой потянулись щепки, лучины и целые поленья. Они влетали в горн и сами собой укладывались в аккуратную стопку.
Я, тихо охреневая, следил за этим воздушным парадом.
В воздухе рядом с горном загорелся синеватый огонёк. Вот он коснулся рукавицы. Разлохмаченная ткань вспыхнула, по ней побежало расширяющееся рыжее пятно.
Чернея, затрещали щепки. Языки огня лизнули поленья. На стенах кузницы заколыхались тени.
Жестяной совок взлетел в воздух и со скрежетом зачерпнул из деревянного ящика мелко наколотый уголь. Подлетел к горну и ровным слоем высыпал уголь на огонь.
Возле горна шумно вздохнули кузнечные мехи на деревянной раме. Струя воздуха ударила в угли. Огонь заметался, вслед за ним заметались тени.
Угли загорелись малиновым цветом, затем постепенно начали белеть. По кузнице пошёл жар.
Полоса металла сама собой легла на угли. Покраснела, пошла синевой, а затем засияла ослепительно-белым светом.
Тяжёлый молоток поднялся в воздух. Медленно подлетел к наковальне с противоположной стороны от меня. Повисел и нетерпеливо пристукнул по железу.
Дзыннь!
Охренеть!
Я поспешно сгрёб с наковальни сало и хлеб. Отодвинул подальше бутылку с остатками самогона и отодвинулся сам.
Вовремя, бля!
Скрипучие клещи ухватили раскалённую полосу металла, швырнули её на наковальню. Молоток примерился и пошёл звонко стучать, превращая полосу в грубую заготовку клинка. Заготовка потемнела, соскочила в кадушку с водой и зашипела. Над кадушкой закрутились клубы пара.