Ненаглядная жена его светлости

Герцог со стоном обхватил голову руками.

К счастью для Адель, он не имеет возможности добраться до неё прямо сейчас. Но рано или поздно им придётся встретиться! И тогда...

Если бы ему не заменили память, он обязательно бросился бы вдогонку за Соной! Как только проснулся и услышал, что она уехала, сразу бы отправился в Тополя.

И?

Герцогиня оказалась в другом месте. То есть, не дождавшись жену в поместье, он поднял бы на уши полгерцогства. Разумеется, пропажа скоро нашлась бы.

А дальше?

А дальше он, скорее всего, перевёз бы герцогиню в поместье, как ранее и планировал. Но теперь уже не в ссылку, а на время, пока решает вопрос с леди Адель.

На самом деле, не стоило женщинам встречаться под одной крышей. И в этом случае он не пытался бы сделать графине бастарда. По крайней мере, сам.

Самое вероятное – отвёз бы вдову к де Лирри и лично проследил, чтобы за пару месяцев Рене от контракта на работу дозрел до брачного обряда. Ведь как только графиня станет женой, магическая клятва потеряет свою силу.

И он смог бы со спокойной душой вернуть Сонию в замок и свою жизнь.

Рист! Пожар...

К тому времени возвращать было бы уже некого!

Получается, Адель заменила ему память, поэтому он проигнорировал отъезд жены. Потом Умар перепутал названия, Сония закапризничала и отказалась покидать усадьбу.

И благодаря всему этому она осталась жива.

Рист...

Злость постепенно сходила на нет.

Адель поступила отвратительно, хоть он и понимает, какие мотивы ею двигали. Но одновременно с этим её предательство, по сути, спасло жизнь Сонии.

Что ж. Понять мотивы графини можно, простить – нет.

Поэтому для себя он этот вопрос закрывает навсегда и в судьбе Адель принимать участия больше не будет.

***

В груди неожиданно остро кольнуло. Адель замерла, прислушиваясь к организму.

Но боль не повторилась, и женщина осторожно выдохнула.

Она молода, здорова, не может быть никакой болезни. Или может?

Сердце ни с того ни с сего не болит.

Надо показаться целителю!

– Леди Адель, хоцу!

Графиня опустила голову и улыбнулась двум одинаковым мордашкам.

– Что, мои хорошие? Пи-пи? Пить? Кушать?

Девочки синхронно кивнули.

Молодая женщина тряхнула головой, прогоняя грустные мысли и взяла девочек за руки, чтобы отвести их в дом и разобраться с очередностью желаний.

Потом они умывались и переодевались, потому что Мари испачкала передничек, а Ани оставила отпечаток пятерни на воротничке. Называется, малышки полчаса побегали по саду.

За период бодрствования детей у неё ни минутки свободного времени не было – попробуй угонись за двумя активными девочками! Днём дети спали всего час, она едва успевала сама поесть и разобрать игрушки и одежду близняшек.

А еще ей хотелось уделить внимание и Полю, старшему сыну графа. Мальчик помнил мать и долгое время морозился на новую гувернантку.

Вернее, поначалу она не вызвала у ребёнка неприязнь. Наоборот, Поль принял графиню вполне благосклонно, ведь с её появлением вездесущие сёстры перестали врываться в его комнату и наводить там свой порядок. Да и папа, убедившись, что дочери в хороших руках, заметно выдохнул.

Но стоило Полю заметить, что отец оказывает графине знаки внимания – подаёт ей руку, отодвигает стул, приглашает прогуляться по саду, когда близняшки спят, как ребёнка словно подменили. Теперь мальчик демонстративно игнорировал просьбы гувернантки, перебивал и неизменно требовал от графа внимания к себе, стоило тому обратиться к леди с вопросом или просто подойти близко к гувернантке.

Адель понимала, что мальчик ревнует отца к чужой для него женщине, и старалась сгладить углы.

С сёстрами проблем не было – девочки приняли её сразу и безоговорочно. А через месяц Ани впервые назвала её мамой.

Это случилось, когда они все вместе находились в саду. И надо же такому случиться, что бы именно в это время граф решил к ним присоединиться!

Гувернантка замерла, не зная, как отреагировать, и поймала нечитаемый взгляд де Лирри. Словно мужчина тоже замер, давая ей возможность самой принять решение.

– Что, милая? – отмерла Адель и наклонилась к малышке. – Ты упала?

– Болно!

– Где? Дай, подую. Вот и всё, скоро заживёт!

– И я! – Мари, наблюдавшая со стороны, подбежала и протянула совершенно целую ладошку. – Упала! Воть!

– И тебе подую, – Адель взяла замурзанную ручку и старательно подула, а потом поцеловала девочку в не менее замурзанную щёчку. – Вот и всё! А теперь скорее умываться и переодеваться!

– Она не мама! Не мама! Пусть она уезжает! – выкрикнул Поль и, расплакавшись, бросился вон.

– Я сам, – граф остановил порыв гувернёра броситься за воспитанником. – Леди Адель, не обращайте внимания, Поль со временем всё поймёт.

Да она и не думала обижаться – понятно же, что ребёнок тоскует по матери, и в ней, Адель, видит угрозу для его детского мирка. Мамы нет, что будет, если чужачка заберёт и отца?

Мальчик одновременно и тянулся к ней, и избегал, словно боялся разочарования новой потери.

Слава Всевидящему, постепенно Поль оттаял. И теперь всё чаще и чаще присоединялся к сёстрам, когда Адель гуляла с ними.

Круговерть забот вытеснила из головы неприятный момент, но как только Адель уложила малышек спать и села в своей комнате, чтобы выпить чаю, боль вернулась.

Целитель тщательно осмотрел гувернантку и поджал губы.

– Вы совершенно здоровы, леди.

– А боль? Вот здесь, я говорила.

– Сердце у вас прекрасное, не вижу никаких патологий в этой области, – лекарь пожевал губами и продолжил. – И в других тоже. Разве что у вас неправильно развито детское место, но тут я бессилен – время упущено.

– Почему тогда я чувствую боль? – леди постаралась удержать лицо.

Да, она бесплодна. Так получилось...

Но, Всевидящий, как же это несправедливо! Почему у всех женщин есть дети, а она обречена прожить жизнь сухостоем?

– Боль может быть наказанием за нарушение клятвы. Или являться результатом отката, когда магический договор прекращает своё действие, – заметил целитель.

– Это надолго?

– Только до тех пор, пока вы не поймёте, за что её получили, – ответил лекарь. – Если у вас всё, леди, то я, с вашего позволения, удаляюсь.