Ненавижу тебя, Розали Прайс

«Я не собака, я – человек» – каждый раз убеждала себя Розали, и три дня были мученьем и испытанием, когда девушка из всех сил боролась за то, чтобы не подтянуть к себе кусок хлеба и буквально глотнуть его. «Лучше умру, чем съем их харчи…».

– Ну же детка, посиди со мной, – Найджел присаживается на кровать, похлопав по постельному, призывая к себе кареглазую. Она же, в свою очередь тут же похолодела, и, не слушая его, отходит к окну.

Найджел наблюдал за ней и наслаждался ее реакцией, ее глазами, ее каждым мельчайшим движением. Он дал понять сразу, кто главный, а кто загнанная в клетку птица. Но, Найджел точно знал, что даже будь клетка закрыта, та будет порхать по ней, не подчиняясь и борясь с тем, что ей преподносят.

– Правильно, бойся меня, девочка, ведь, когда Нильс придет, я убью вас двоих, – зло и ликующим голосом от победы, от той победы, которая сломает жизни двоих людей, Найджел повернулся в сторону Розали. Девушка с ненавистью, что засело в сердце, смотрела на парня. Ее тело продолжало дрожать, а желваки заиграли по лицу, когда она сцепила зубы.

Ненависть – это не то слово, что она чувствовала. Это был какой-то по-своему новый термин, новое значение ненависти, стадия, которую трудно понять, только почувствовать. И ей казалось, что дай кто-то в руки нож, она убьет этого напыщенного ублюдка, что пугает ее, что ломает и рушит всю жизнь. Заново.

Для нее это был грех, но она поистине могла. Из-за ненависти. Не признак ли это развития термина «ксенофобия»?

– Подойди ко мне, – темноволосый подозвал ее приказным тоном, но она не шелохнулась, только сердце кольнуло в груди от угрозы в его голосе. И где же Нильс в такой момент? Сколько можно было ждать? Или же Найджел прав – ждать не стоит?

Говорят, когда любишь, ты чувствуешь человека на расстоянии. Кажется, это не правда.

Розали сделала пару шагов, но не ближе, а еще дальше, в угол, пытаясь избегать любого приближения этого насквозь гнилого человека. Найджел в свою очередь начал раздражаться. Он был готов встрепенуться, подбежать, вжать в стенку наглую, не послушную девицу и колотить ее по всей комнате, пока ее тело не будет обездвижено и у нее не станет сил сопротивляться. От таких страшных мыслей спасла воздержанность. Розали должна быть ранена морально – что будет первым шагом по ее уничтожению, а только потом и физически – и вина убьет Веркоохена.

Найджел поднялся, выпрямился и, глянув в сторону девушки, словно нашел в ней жертву, а так оно и было, пошел к ней медленным, испытывающим шагом. Как только он оказался близко, ее дыхание остановилось, как и само сердце, поднимая руки, защищаясь дистанцией.

Но у нее не получилось отдалиться. Хоффман младший схватил ее руки и почти кинул ее в стену, зажимая как можно крепче, заломив руки сзади.

– Ты сама вынуждаешь меня на грубость, – прорычал парень, теряя голову от того, как стойко стоит Розали, как пытается выкрутиться, как пытается ударить его, но он еще сильнее сдавливает ее, причиняя задыхающуюся боль.

Она боролось с желанием не выкрикнуть ругательство, боролась с тем, чтобы не заговорить. И она молчала, находя в себе силы остановиться, не шелохнувшись в следующую минуту.

– Разумное решение. Но, ты меня вывела, красотка, не хочешь отработать должок?

Розали резво задышала, когда большие руки Найджела с холодом пробрались под данный ей халат хватая края не длинной ночной майки и подтягивая с бедра на верх.

Она вновь вывернулась в его руках, но Найджел намного сильнее девушки, что он ей показал в тот же, момент – ухватив за волосы и оттянув назад.

Как только Найджел ослабил свою хватку, Розали разворачивается, и насколько позволяют ей силы, ее колено поднимается между ног ее обидчика. Тот, сдерживая вой, сгибается, совершенно забывая о девушке, которая пихает его в сторону и освобождается из цепких рук.

Бросаясь к прикрытой двери, которая была не заперта после прихода Найджела, она кинулась в бег. Адреналин тут же разбежался по венах, жар поднялся в теле, а холодный пот выступил на лбу. Она выбежала, часто спотыкаясь и отталкиваясь об стенки коридора.

– Розали! – послышалось ей в след ужасный рык, злобный крик, вой с угрожающим осадком. Задыхаясь уже на первом углу, она теряла силы – их не было. Но девушка боролась не только с этим преступником, который выпрямляясь, пошел по ее следу, а и за себя. Дом был большим, он был запутан, и она, не зная своего нахождения, просто поддавалась инстинкту самосохранения – бежала туда, куда глядят глаза.

Она обнаружила огромную лестницу, что больше напоминала декорацию гостиной палаца или же замка. Ее босые ноги тихо, совсем не слышно поддались по застланной красной дорожке, придерживаясь перила.

В доме громыхал только шорох быстрого бега и выдохов.

Она остановилась, когда ей на встречу вышел какой-то мужчина, удивленно посмотрев на девушку, которая замерла на месте. Мужчина был одет в костюм, белые перчатки и держал в руках веник с совком, у которого была длинная ручка. Его замешательство передавало лицо, а громкий топот приближающихся шагов доносился со стороны лестницы.

Мужчина лишь улыбнулся, незнакомке, пройдя по какому-то узкому коридору, оставляя Розали. Та же, встрепенувшись, от не малого удивления побежать дальше, исчезая за углами. Но в конечном итоге она забежала в открытую комнату, запираясь с внутренней стороны. Оглядев, она понимает, что это какая-то спальня, среднее с ее наверху, что так любезно выделили ей эти люди, но ее ничего не интересовало, кроме огромного окна без решетки.

Она не теряла времени, ни на что не отвлекалась. Это был единственный шанс выбраться с этого дома, а дальше бежать туда, куда можно, настолько быстро и долго, насколько хватит сил. Розали отпирает окно, выглядывая вниз.

В лицо ударяет холод, от чего тело пронизало дрожью уже не от страха, и по коже побежали мурашки. Второй этаж был не таким уж и страшным, если бы пришлось выбирать между жизнью и смертью. Но пугало только одно – зима, снег и минусовая температура. Срывая гардины, она, кое-как привязывая их к батареям, девушка скоро перелазит через окно.

Безусловно, ее сердце трепетало от страха, от холода, от того, что ей приходиться делать и идти на самые крайние меры, дабы спастись. Она опускается ниже, тяжело дыша, а изо рта выходит видимый пар. Но в момент, когда она была только на середине своей спасательной веревки из гадины, она рвется, издавая устрашающий и совсем небезопасный рваный звук, а в следующий миг, ее тело падает на землю, что окутана снегом.

Задыхаясь, то ли от боли, то ли от холодного снега, она теряет ориентир, цокая зубами и осматриваясь. Шелковый халат был тонкий, под ней еще одна ткань ночнушки, а ноги голые, босая, в снегу, промокшая, и она, борясь с болью и ударами о землю – встает.

Розали стала воином не только в сердце, на словах, но и в своей жизни. Она хотела жить, выжить и сбежать.

И она сбегала, по холоду, по снегу. Бег давался трудно. Сугробы были не малы, и ее ноги часто путались одна за одну, подкашивая все тело. Но рано было сдаваться. Девушка упрямо бежала к не высокому забору, что огораживал дом по территории. И только когда она перелезла его, когда она почувствовала глоток свободы, адреналина, который давал ей понять, что вот она – свобода, девушка остановилась, оглядывая местность.