Необузданные желания

— Ты не причинишь мне боли, — говорит она с уверенностью, которая не соответствует страху в ее глазах.

— Я убивал мужчин и по гораздо меньшим причинам.

Она быстро моргает, как будто пытается сдержать слезы. Черт, лучше бы ей сейчас не плакать.

— Беги, Пчелка, — говорю я ей.

— Нет, — твердо говорит она.

Честно говоря, я не знаю, аплодировать ли ее смелости или наказать за глупость. Как может такая чертовски умная особа, как Люси, мать ее, Кристиансон, стоять передо мной после того, что я ей только что сказал?

— Ты не причинишь мне боли, Доминик. Знаешь, почему я это знаю? — Спрашивает она меня.

— Почему?

— Потому что, если бы я умерла, ты бы тоже не смог прикоснуться ко мне. А я знаю, что тебе нравится прикасаться ко мне. Не так ли? Ты хочешь прикоснуться ко мне прямо сейчас. — Она наклоняет голову, и ее пальцы начинают расстегивать пуговицы на блузке.

— Сейчас я не могу прикоснуться к тебе, Пчелка, — говорю я ей, делая шаг назад.

— Нет, можешь. — Она бросает блузку на пол сарая.

— Нет, потому что, если я прикоснусь к тебе прямо сейчас, то, возможно, не смогу себя контролировать.

— Ты не сделаешь мне больно, Дом, — снова говорит она.

Люси заводит руки за спину и расстегивает бюстгальтер, спуская бретельки вниз по рукам, а затем позволяет материалу упасть на землю. Ее сиськи — ее великолепные, соблазнительные сиськи — вырываются на свободу. Твердые, как камень, соски направлены прямо на меня, взывая ко мне, как маяк в ночи.

— Нет. Остановись.

— Ты сдерживаешься по той же причине, по которой я знаю, что ты не сделаешь мне больно. Если бы ты действительно хотел моей смерти, я бы уже была мертва. Но тебе гораздо больше нравится, когда я дышу.

Я проигрываю битву. Когда она сбрасывает шорты на пол и снимает трусики, стоя передо мной полностью обнаженная, полностью моя, я не могу отказать себе в том, чего действительно хочу.

Ее. Я всегда хочу ее.

Я расстегиваю ремень и вытаскиваю его из петель джинсов. Протянув руку, я хватаю ее и притягиваю к себе.

— Ты играешь в очень опасную игру, Пчелка.

— Тогда ты должен знать, что я не проигрываю. Никогда, — говорит она.

Я хихикаю. Она даже не представляет, насколько сейчас высоки ставки. Я подвожу ее к одной из деревянных балок.

— Твоя слепая вера в меня станет твоей погибелью, — предупреждаю я ее. И моей тоже. Но эту часть я оставляю при себе.

— Я не боюсь смерти, Доминик. Я боюсь, что не смогу жить, — говорит она, не сводя с меня взгляда. Она никогда не разрывает зрительного контакта. — Я никогда не чувствовала себя более живой, чем когда ты внутри меня. Дай мне почувствовать себя живой, Доминик.

Мои глаза блуждают по ее телу. Люси не стесняется своей наготы. Эта ее черта мне чертовски нравится. Я прижимаю свой ремень к ее шее. И, не дожидаясь и не спрашивая, согласна ли она с тем, что я собираюсь сделать, я привязываю ее тело к столбу. Меня не должно удивлять, что она не пытается вырваться. Остановить меня. Я отступаю назад и оглядываю сарай. Найдя на одном из верстаков кусок веревки, я беру его.

Мои глаза не отрываются от Люси, пока я связываю ее запястья вместе. Затем, подняв веревку над ее головой, я наблюдаю, как двигаются ее руки, после чего закрепляю концы на металлическом крюке, висящем над нами. Я делаю шаг назад и любуюсь своей работой. Моя Пчелка… связанная, голая и пойманная в ловушку.

В моей власти.

Глава 24

Взгляд Доминика пронзает меня насквозь, вызывая волну жара, которая разливается по всему телу. Когда я смотрю в его темные глаза, меня охватывает сомнение. Я только что позволила ему себя, голую, привязать к чертову столбу. И все потому, что я жажду удовольствия, которое, как я знаю, он может мне дать. Но еще я хотела доказать ему и себе, что не боюсь его. В глубине души я знаю, что он не причинит мне боли… Конечно, надеюсь, моя интуиция не подводит меня. Я должна верить, что под тьмой скрывается добро. Или, по крайней мере, я рассчитываю на то, что его одержимость будет движущей силой, которая сохранит мне жизнь.

Я знаю, что он следит за мной уже некоторое время. Не сомневаюсь, что именно из-за него у меня в последние несколько месяцев начался период затишья⁵. Я продолжаю напоминать себе, что если бы он хотел убить меня, то уже бы сделал это. Что-то я не припомню, чтобы Тед Банди так долго оставлял своих жертв в живых. Или чтобы он предупреждал их заранее. Я имею в виду, если бы мне действительно суждено было встретить свой конец здесь, он бы точно не стал предупреждать меня… не стал бы пытаясь остановить себя… или сдерживать свои низменные инстинкты…

Кроме того, он сказал, что хочет убить меня, а не то, что собирается это сделать. Я знаю! Семантика и все такое, но, тем не менее, это должно что-то значить.

— Тебе действительно следовало убежать, — говорит Доминик, огибая столб, к которому я привязана.

— Что в этом веселого?

— Ты была бы далеко от меня. В безопасности, — возражает он.

— Мне хорошо там, где я нахожусь. — Я смотрю ему в глаза.

Он усмехается.

— Ты знаешь, почему свиньи — единственные животные, которых я купил для этой фермы?

Я качаю головой и смотрю в сторону загона.

— Они облегчают процесс утилизации. Они съедают 99 % человеческого тела. Практически не оставляя следов. — Кончики его пальцев скользят по моей щеке. — Это было бы такое прекрасное зрелище, — шепчет он.

— Что именно? — Спрашиваю я.

— Твоя смерть.

Я не знаю, как реагировать. Кто говорит подобное дерьмо? И почему сейчас я чувствую влагу между бедер? Почему меня заводят его угрозы?

— Я чувствую твой запах, твое желание. — Кончики его пальцев скользят по моему горлу, по кожаному ремню, который крепко обхватывает мою шею. — Тебя заводит страх, Пчелка?

— Меня заводишь ты, Доминик, — признаюсь я, сжимая ноги вместе.

Он ухмыляется. Хотя я замечаю на его лице легкое удивление. Какой смысл врать? Отрицать, что этот сумасшедший психопат передо мной совершенно не греховно красив?

Кончики его пальцев достигают моего пупка и кружат вокруг него. Я извиваюсь под его легкими, как перышко, прикосновениями. Я хочу, чтобы эти пальцы продолжали двигаться, все ниже и ниже.

— Ты — нечто особенное, Люси Кристиансон. — Улыбается он, по-настоящему улыбается. Ни тени ухмылки, ни оскала, ни других привычных реакций, которые я замечала за ним раньше. — Я буду чертовски наслаждаться каждой секундой, проведенной с тобой. — Он опускается на колени, поднимает мою левую ногу и кладет ее себе на плечо.

Моя голова ударяется о дерево позади меня, когда я задираю подбородок к потолку, а его дыхание ласкает мой клитор, заставляя все мое тело дрожать. Руки Доминика обхватывают мою задницу, а его пальцы впиваются в плоть, когда он раздвигает мои ягодицы. Он проводит языком от моей задней дырочки до клитора, а затем снова вниз. Лаская мой анус.

— Я, блять, заявлю права на каждый дюйм этого тела, — говорит он, засовывая в мою влажную киску, кажется, два пальца.

Я бы ответила, если бы меня не переполняли ощущения, непохожие ни на что, что я когда-либо испытывала. Он вводит пальцы в меня, загибая их внутрь и добирается до волшебной кнопки, продолжая лизать мою попку. Я никогда раньше не делала ничего подобного, но он вызывает у меня непреодолимое желание попробовать все это. Абсолютно все. Если это будет хотя бы вполовину так же приятно, как сейчас, то оно того стоит.