Необузданные желания
Шрифт:
— Я… — Я не знаю, что сказать. Он прав.
Доминик прикладывает палец к моим губам.
— Но я вижу тебя, и ты далеко не невидима, Пчелка. Ты сияешь так ярко, что прожигаешь меня насквозь.
— Откуда ты все это знаешь? — Спрашиваю я его.
Он заправляет мои волосы за ухо, а его глаза прикованы к моим.
— Мне нравится наблюдать за тобой. Мне нравится знать о тебе то, чего не знают другие.
— Я боюсь, — признаюсь я.
Рука Доминика замирает в моих волосах, его глаза расширяются, а рот открывается и закрывается.
— Не тебя, — быстро добавляю я и наблюдаю,
— Знаешь, почему я называю тебя Пчелкой? — спрашивает он.
Я качаю головой.
— Потому что у меня на них аллергия. Смертельная. Один укус — и у меня начнется анафилактический шок, — говорит он.
— Что? Почему ты мне не сказал? А что, если бы тебя ужалили, а я не знала бы, что делать? У тебя есть эпинефрин? Где он? Мне тоже нужно его купить. На всякий случай. — В голове проносятся образы, которые я предпочла бы сейчас не видеть. У Доминика перехватывает дыхание.… Он падает передо мной на колени… Его глаза, мертвые и безжизненные, смотрят на меня…
— Я ведь говорил тебе. Тогда, в ванной. Когда упомянул, что думал, будто одно прикосновение убьет меня. Ты просто тогда не поняла, что я имел в виду. Откровенно говоря, я дал тебе это имя, моя Пчелка, чтобы напомнить себе, что я могу только любоваться тобой, но не касаться. Что прикосновение к тебе погубит нас обоих. Но мне никогда не хотелось жить больше, чем сейчас. Я хочу всю жизнь трахать тебя, Пчелка, — говорит он.
— Вся жизнь — это действительно долгий срок, Доминик.
— Будем надеяться на это.
— Не разбивай мне сердце.
Он не отвечает на мою просьбу, на мою мольбу, но потом я вспоминаю, что Доминик не дает обещаний, которые не может сдержать. Однако его руки начинают ощупывать мое тело, задирая шелковую ночнушку.
— Блять, Пчелка, на тебе нет трусиков, — рычит он мне в ухо, сильнее прижимаясь ко мне всем телом.
— Ммм, я надеялась, что ты появишься, — шепчу я.
— Перевернись, — приказывает он, располагая меня именно так, как ему хочется. Я ложусь на живот. Чувствую, как Доминик садится и обхватывает меня за бедра. Его руки раздвигают мои ягодицы, а палец нажимает на попку. — Не могу дождаться, когда трахну твою задницу, — говорит он, проводя рукой по моим влажным складочкам. — Черт, ты мокрая. Ты думала обо мне, Пчелка? Скучала ли твоя киска по ощущениям, когда я наполняю ее?
— Да, — бесстыдно признаюсь я. Я хочу, чтобы он вошел в меня. Хочу чувствовать, как он растягивает меня.
Доминик двигается и раздвигает мои ноги. Я пытаюсь встать на колени, но он толкает меня обратно.
— Лежи, — говорит он, прижимая мою поясницу к матрасу.
Я чувствую кончик его члена у своего входа. Он слегка вводит его, а затем полностью вынимает и проводит головкой по моим складочкам, вокруг клитора.
— О боже. — Мои бедра приподнимаются, в неудачной попытке поймать его член.
— Черт, как же ты охренительно ощущаешься, — говорит Доминик, медленно вводя член до конца и вытаскивая его обратно.
— О боже! — Он снова трется головкой члена о мой клитор. — Ты нужен мне внутри, — стону я.
Рука Доминика ложится мне на шею.
— Я знаю, что тебе нужно, Пчелка. Я дам тебе все, что тебе нужно. Все, что ты, блять, захочешь. — Он вонзает в меня свой член и замирает.
Я двигаю бедрами навстречу
ему и вращаю ими так сильно, как только могу, поскольку его вес прижимает меня к кровати. При каждом движении мой клитор трется о простыни, посылая волны удовольствия по моему телу.— Да, блять. Трахни себя на моем члене, Пчелка. Заставь себя кончить. — Пальцы Доминика впиваются в плоть моей задницы, когда он раздвигает мои ягодицы. Я чувствую, как его большой палец прижимается к моей заднице, слегка проникая внутрь.
— О, черт. — Я сильнее прижимаюсь к нему, желая большего. Нуждаясь в большем количестве его ласк. Мои бедра начинают двигаться быстрее. Сочетание члена Доминика, погруженного в меня, и моего клитора, трущегося о ткань простыней, приводит меня к оргазму. Я так близко. Большой палец Доминика погружается глубже в мою попку, отправляя меня на небеса, когда мое тело содрогается, а киска сжимается вокруг его члена, когда я кончаю.
— Блять, да, дои мой член, Пчелка, — ворчит Доминик, входя в меня глубже и наполняя меня своим семенем.
Мне не нужно открывать глаза, чтобы понять, что он ушел. Я чувствую его отсутствие. Это подтверждается, когда я протягиваю руку и обнаруживаю, что простыни холодные. Моя рука на что-то натыкается, и я открываю глаза. Синий тюльпан. Он оставил на кровати чертов синий тюльпан.
Откуда, черт возьми, он вообще его взял?
Я подношу цветок к носу и вдыхаю его аромат. На моем лице появляется улыбка. Не хочу признаваться, но я действительно люблю эти цветы. И те чувства, которые они вызывают.
Встав с кровати, я направляюсь в ванную. Справив нужду и вымыв руки, я иду в гостиную и включаю новостной канал. Я уже на полпути к кухне, с нетерпением ожидая возможности выпить чашечку кофе, когда слышу, как из телевизора доносится имя Кристиансон. Я оборачиваюсь, и мой взгляд падает на фотографию Ксавьера и Шэр — мой брат выглядит таким взбешенным, каким я его никогда не видела, а моя лучшая подруга выглядит так, словно ей только что всадили пулю в сердце.
Я тянусь к пульту и увеличиваю громкость. Нет, этого не может быть. Это не похоже на моего брата. Его обвиняют в сексуальном насилии над сотрудницей.
Я бегу в спальню и отключаю телефон от зарядки. Там куча пропущенных звонков и сообщений. Найдя в контактах имя Ксавьера, я первым делом звоню ему.
Я знаю своего брата. Он этого не делал. Он бы никогда этого не сделал.
— Лулу, сейчас действительно неподходящее время. — У него такой усталый голос.
— Ксав, я только что видела новости. Что происходит?
— Ничего, Люси. Все пройдет. Я все исправлю, — говорит он.
— Что случилось? То есть, очевидно, что кем бы ни была эта цыпочка, она лжет. Но кто она? Зачем ей это делать?
— Я уволил ее прямо перед началом работы Шэр, потому что она пыталась заигрывать со мной. Я отверг ее ухаживания. Думаю, ей это не очень понравилось.
— Хорошо, что я могу сделать? Я хочу помочь.
— Позвони Шэр. Ей, наверное, не помешало бы поговорить с кем-нибудь, кроме меня, — говорит он со вздохом. Я знаю, что признание этого, должно быть, убивает его.