Неожиданность

— Да деньги-то дома есть. Я к тому толкую, может нам за ними заехать, и взять мастерам хоть на материалы? Чего там у них идет: ткани, нитки всякие, кожа на сапоги?

— Перетерпят несколько дней. Нам бы не сглупить у сапожников, вечно они норовят вместо завозной дорогущей сафьяновой козьей кожи местную телячью дешевку впарить! А та и трещинами может пойти, и окрас недолго держит. Так что, гляди в оба!

— Это конечно. Я с куском сафьяна в руках и вырос. С него и вскормлен, и вспоен! А сказать по чести, до приезда в Новгород и не видал его никогда. Так что поглядывай сам, из всех своих старческих сил. Я, щегол молодой, аж на целый год тебя моложе, как могу понимать в таких сложнейших для себя делах? Уж не взыщи!

Просмеявшись, Богуслав заметил.

— Постоянно меня твой молодой вид обманывает. Забываюсь, что по сути с ровесником дело-то имею. Да и опыт у нас уж очень разный, целая пропасть между знаниями о жизни лежит. Ты опасаешься, что нас, с нашим затрапезным-то видом, погонят с рынка взашей?

— Именно!

— Здесь ты недопонимаешь чуток. А положа руку на сердце, можно сказать: ни черта не понимаешь! Тебе кажется, что мы одеты одинаково?

— Не вижу никакой разницы, — на всякий случай внимательно обозревая боярина, подтвердил я.

А вдруг он сейчас из-под простой рубахи вытащит вензель какой именной, невиданный, да как даст мне по лбу, исправляя недостаток внимательности?

— А хороший портной враз увидит различие во всем. Разная выделка льна, техники прошива: какая нитка была взята, как ее концы на шве заправлены. У меня, вон, лен мягкий, нежный, ладонью проведешь — так и стелется. А у тебя? Дерюга она и есть дерюга. У меня проведешь пальцем, шов и не учуешь. А у тебя? Как топором вытесали! И концы ниток на стыках висят, сплошная срамота. И мастер еще тьму всяких изысков заметит по своей линии. А обувь? У меня на ногах дорогие козловые сафьяновые сапожки, которым сносу нет, а у тебя? Какая-то иноземная дрянь, неизвестно из чего состряпанная, которая явно дольше года и не проносится. Как ты это зовешь — кроссовки? Рыночным сразу будет ясно: приехал богатейший боярин, хочет приодеть какого-то нищего родственника. Для верности и зови меня по-родственному — дядя.

Так, похоже, пробил и мой звездный час!

— Ну так просто дядя и не говорят, всегда добавляют сокращение от имени: дядя Ваня, дядя Вова. А мне тебя, как лучше называть: дядя Богся? Дядя Гусла?

Отхохотавшись и вытерев навернувшиеся слезы, Богуслав сказал:

— Ну, уел стервец! Ну, поддел! А не зная тебя, и не поймешь, где собака зарыта, и не учуешь гадкого подвоху! Зови по-простому — дядя Слава.

Отправили всю толпу и своих коней домой. Марфу на поводке доверили Ивану, — она стерпела, все-таки целыми днями вместе по двору ошивались, а боярство пешочком отправилось на рынок.

Базар на Софийской стороне привычно шумел. Кричали водоносы:

— А вот вода холодная! Налетай, не зевай! Грош кружка, наливай другу дружка!

Горланили матерые тетки, торгующие пирожками на вынос с лотков, висящих на толстенных животах:

— Пироги горячие! Калачики вкусные! Прямо из печи, сразу в рот мечи!

Пошумливали купцы и приказчики:

— Товар отменный! Дешево, да сердито! Купи, не пожалеешь!

Вяло отругивались покупатели:

— Гнилья, поди, наложили? Знаем мы вашу дешевку…

Все шло, как обычно. Портные попытались было стребовать аванс, но я выстроил чугунную рожу идиота с детства и умильным голоском, тенором, переходящим в фальцет, спросил у боярина, для большего эффекта теребя его рукав двумя руками:

— Дядя Слава! А мы им денюжку из того мешка с золотом отсыплем? Или обождем?

— Подождем, Вовка, подождем, — ласково ответствовал оценивший мою актерскую игру Богуслав, — взглянуть надо будет, чего эти смерды смогли натачать, да как тебя, боярина Мишинича, сына самого Твердохлеба, приодеть вздумали!

Лишние дискуссии были сразу оборваны, начались замеры. Боярин-дворецкий, кроме того, что я знал, наперечислял еще кучу всяческих прибамбасов: охабень, терлик, ферязь и прочее. Нас попросили зайти через два дня, при этом интенсивно и подобострастно кланяясь.

С сапожником это номер был исполнен на бис. Аналогичный эффект. Боярин только успел прорычать о санкциях за подмену шкуры козлика на шкурку другого парнокопытного, а я выбрать светло-коричневый цвет сапог, как нас уже с почетом провожали. Явка через два дня.

Клиенты, вроде нас, видимо были редки — бояре не фотомодели, каждый день обувку и наряды не меняют.

Изготовители шапок насчет денег уже даже и не заикались: рыночная молва нас с дядей Славой опережала. Выбрали головной убор с опушкой из соболя, договорились из чего будет сделан верх. От шапки целиком из меха, я отказался — упрею до зимы и реальных холодов. Добавить еще портки на меху — точно сварюсь заживо! Вызнали срок изготовления, и гордо удалились.

Боярство форэвер!

Глава 18

Богуслав отправился исполнять свои должностные обязанности у князя, я воротился домой. Забава меня потискала, поиграла любимым мужем, как хотела, и пока успокоилась.

Надо было завершить вчерашние дела: получить клеймо, рассмотреть через лупу хитрую кузнечную пометочку и объяснить нашу задумку обоим приказчикам.

Вечером конюх приведет братьев.

В принципе, период с обеда до ужина будет у меня свободен. Можно попринимать женщин-льготников. Невелик доход, но запас кошель не трет.

Конечно, пора начинать класть стены у церкви, но Ваня после бега по пересеченной местности, и прочих ужимок и прыжков на сегодняшнем конском родео, был никакой, и в данный момент валялся в отведенной им с Наиной комнате. Без бригадира тащить вялых кирпичников на новое дело, переслушивая их обычное нытье: не знаем…, не умеем…, не можем…, было практически бесполезно. С ними каждый раз охота было рявкнуть: кто без спроса отпустил от мамкиной титьки? На место!

Они, конечно, очень молоды, и, вроде, какой с них спрос, но я себя и своих друзей такими пассивными и не припомню. Когда мы закончили последний класс школы, были отнюдь не старше. Нет нужных институтов в нашем захолустье? Закинули вещички в чемоданы и поехали учиться в другие города, кому что было по сердцу. Выпуск нашего класса взял штурмом ВУЗы, где был конкурс по двадцать-тридцать человек на место (о московских МГУ и МИФИ не берусь судить — там конкурс был просто запредельный — наших прошло трое), освоил самые разные специальности.

А этих кирпичников дальше соседнего переулка и не заманишь. Улучшает процесс только Иван, служит для этих мямлей катализатором. Ворвется в их сарай, где постоянная жара и запах пережженой глины, гаркнет: принюхались? Пригрелись? Вперед и с песней! И пойдут, как миленькие, класть стены. Он сегодня не в силах, и они пусть на привычном месте поторчат, отдохнут перед будущим рывком.

Первым делом потолковал с Федором насчет увеличения доли сырого мяса для Марфы. Повар опять укоризненно повздыхал и высказался насчет выращивания зверины, но уже как-то вяло, без огонька и прежней живости. Чувствую, что когда собака еще блеснет невиданным умом, сказав ему после еды что-то вроде: кордамончика, Федька, сыпь больше, а перец урежь, он подумает: перекормили сырьем, эх перекормили!