Неожиданность
Шрифт:
Ушкуйник, человек редкой хитрости, которую он всегда от меня усиленно прятал, взялся вилять.
— Да тут в Киеве церкви самые лучшие, иконы намоленные, попы особенно опытные…
При Богуславе, пожалуй, правды не дождешься, раскинул я своим слабым умишком. Атаман воеводе не верит, дел с ним особых не имел.
— Пойдем-ка выйдем на конюшню, друг любезный, — позвал я Матвея. — Коней посмотреть надо, хорошо ли обихожены. А то этого конюха-оборотня унесли невесть куда еще вчера, а за лошадями постоянный пригляд нужен.
Вышли на двор.
— А теперь говори истинную причину
Матюха вздохнул.
— Я думаю, что в побратимах ты не выдашь.
— А если просто так, то предам и убегу?
Матвей отмахнулся от моего домысла.
— В бою я в тебе уверен. Биться будешь честно и насмерть. Да и все остальные, кто своей волей, а не по найму идут, такие же. Трусы бы не пошли. Хочу попросить тебя о службе великой, если ты из похода вернешься, а я нет. Побратиму не откажешь.
— Убить что ли кого-то не успел?
— Да это мелочь, Ермошке бы поручил или ушкуйникам кому. Есть большое дело, которое без тебя может трещину дать.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался я. — Слушаю тебя внимательно.
— Пригляди за делами Елены! Столько там забот разных — и лесопилка, и лавка, и земли, и река Вечерка ей тобой в руки дадены, а проследить она ни за чем не сможет. Совсем еще молода, неопытна. Хватки еще никакой нет. Отношения с боярами Мишиничами неизвестно как сложатся.
— Ты же там своего отца для помощи оставил!
— Да на что он годен, только саблей махать и горазд! Сколько денег, золотых и серебряных поделок, дорогих вещей из походов за жизнь навозил — не пересчитать! Терем, вроде боярского, должен был отстроить, в богатстве должен бы купаться, как сыр в масле валяться. А что осталось к концу жизни, когда болезнь прихватила?
Покосившаяся избенка, да плохонькая лавчонка. Серебра на безбедную жизнь уже последнее время постоянно не хватало. Торговлишка дрянь, на кусок хлеба только и хватает. Как я женился, да деньги перестал в их дом нести, пришлось родителям на медяки перейти! — Глаза Матвея горели, голос дрожал. — Перебиваются с хлеба на квас!
А я чем лучше отца? Пять лет плаваю, последний год атаманом. Чего только в дом не тащил: мечи, сабли и кинжалы в ножнах, изукрашенных каменьями драгоценными, хоравшанские ковры, дорогие ткани тюками, монеты разной, драгоценностей немеряно. Где это все? Спустил все на пьянки-гулянки, красавиц любовниц, проституток по разным городам.
На Лене женился, у меня ни кола, ни двора, ни денег за душой, ни имущества — все сквозь пальцы ушло. Она из богатой купеческой семьи, к нашему укладу непривычная, только меня и спрашивала: а почему этого нет? А вот это куда делось? А у нас всего этого сроду и не бывало. Я уж не чаял в поход убежать, чтоб поскорей с добычей воротиться, перед любимой во всем блеске предстать.
Мы с батей два сапога пара — ушкуйники. В бою мы оба просто загляденье — все, кто с нами сталкивался, потом словом «Ушкуйник» деток пугают, а вот в мирной жизни неловки, ох неловки… Да у нас все такие. Богатый ушкуйник — это в редкость.
Другое дело ты. Когда я тебя встретил, крутился ты среди таких же нищих скоморохов, был одним из них — оборванцем с жиденьким голосишком.
А потом? В считанные дни из грязи поднялся. Не имея за душой ни гроша, поставил две лесопилки, выучился на ведуна и волхва, приобрел величественный голос, начал делать и продавать кареты, лепить кирпич и строить церковь, на которую епископ ни рубля не дал.Если выживу, с лесопилкой да лавкой, торгующей досками, с новым домом, с землей, рекой, лесом, да парой деревенек, которые мне оброк станут платить — не пропаду. Всем ты меня в жизни, бестолкового, обеспечил.
А вот ежели где-то за Киевом костьми лягу, ты обо всех моих и позаботься: о Леночке, о родителях, об моем увечном побратиме Ермолае, который сегодня нашим общим кровным братом станет. К тебе деньги сами льнут, а отец…, что отец — так, звук пустой. Не выдай, брат!
— Не горюй — жив буду, не выдам!
Мы обнялись. И завертелся второй день в Киеве.
Завтракать Матвей не велел, — не положено, надо в церковь идти натощак. Умывшись, я засобирался в дорогу — причесал и головушку, и шелкову бородушку. Шелкова бородушка как будто была наверчена из чугунной проволоки. Вернусь — укорочу до стриженного ежика, больше с ней церемониться не стану!
Неожиданно решил пойти с нами и Богуслав. Все попытки ушкуйника отсечь боярина от похода в храм были безуспешны.
— Да пойми ты, у иконы клясться в неизменной братской любви и преданности, это дело тонкое, келейное, касается только меня и Володи. Посторонние любопытные глаза и уши, лишние свидетели нам ни к чему!
— Придем в храм, я сразу куда-нибудь в сторонку отойду, подальше от вас. Не хочу ничего ни видеть, ни слышать. И келейничайте там на здоровье!
— Зачем же тогда идешь?
— У меня там свой интерес.
— Вот и интересничал бы в другой церкви, благо их по Киеву полно понастроили.
— Мне потом Владимир позарез понадобится!
Тут спорить уже было как-то неуместно, и мы отправились в ближайшую церквушку втроем, а если считать и Марфу, то вчетвером.
Золото поручили стеречь протоиерею, больше верных людей под рукой не оказалось. Его рассказы о неотложных церковных делах безжалостно прервал Матвей.
— Я, отче, быстро приду, не задержусь. А упрут золотишко, будем с голоду пухнуть в чужих краях.
— Сын мой, проповедью о правде Христовой и деяниях святых добудем кусок хлеба себе на пропитание!
— Как за границу Руси выйдем, одни язычники вокруг будут. Эти еды нипочем не дадут. С ними ухо нужно держать востро — гляди, чтоб самого не сожрали!
После таких веских доказательств святой отец принял золото на ответственное хранение без лишних разглагольствований.
До церкви дошли быстро. Процесс побратимства длился долго, сопровождаясь целованием иконы какого-то неизвестного мне святого с большой белой бородой, зажжением свеч, чтением какой-то молитвы и проникновенной беседой священника.
Слава Богу, дело обошлось без нанесения ритуальных порезов и смешивания крови в какой-нибудь емкости. С кровушкой у меня последнее время было туговато — только-только восстановил после усиленного донорства. Наконец все закончилось, и окрыленный Матвей убежал.