Непобедимые
Шрифт:
– Спрашиваете? – наглел дальше собеседник.
– Нет, чисто риторическое высказывание. Потому как знаю… И очень жалею, что не могу поделиться своими знаниями с остальным миром…
– Что поделаешь, – юродствовал Дирижёр. – Политика – превыше нас. Ах да! Чуть не забыл… Сумма должна быть внесена в течение недели после официального оглашения о назначении на должность Дирижёра. Иначе говоря, последний срок – за день до вступления в должность. В противном случае назначение аннулируется автоматически. Так было обусловлено ещё первыми Дирижёрами Доставки, изменить эти законы мы не в силах при всём желании. Успеете собрать средства?
– Они уже собраны, –
– Зря-а-а, – наверняка заулыбался покровительственно Барайтис. – Мы имеем возможность проследить движение каждого галакта.
– Протуберанец вам в помощь! – искренне пожелал я. – Значит, мы всё решили и теперь будем на связи…
– Только у меня ещё один вопрос, – напряг меня собеседник.
– Да чего уж там, спрашивайте, – позволил я себе барский тон.
– Кандидатура вашего человека согласована с императрицей?
«Ха-ха! Это он на что намекает? – воскликнул в моём сознании господин Хенли Денворт Та. – Дирижёрская его морда!»
«Спокойно, дружище, спокойно! – утихомирил я его. – Так нельзя самых великих и знаменитых людей Галактики обзывать. Тем более что скоро и наш человек там воссядет…»
А вслух высокопарно заявил:
– Наш Союз Справедливости стоит выше любых, даже самых значительных фигур нашей истории! Мы – за справедливость, честность и общее благоденствие. Поэтому руководствуемся только целесообразностью наших деяний и прикладываем силы только для достижения наших целей!
Но Дирижёр не сдавался:
– Но если её императорское величество будет против?
– Вы меня поражаете, господин Барайтис, честное слово! – перешёл я на ворчливый старческий тон брюзги-мизантропа. – Если вы с нами так легко соглашаетесь, то уж императрица тем более согласится. А если нет, так у нас отыщется, чем выкрутить ей руки. Не сомневайтесь!
– Понятно…
– Всего хорошего! – с торжеством и многозначительностью пожелал я и выключил крабер.
Вот так и закончился наш разговор, ставший, можно без сомнения утверждать, поворотной вехой в истории.
Глава 32
На Оилтоне время приближалось к вечеру, а у нас день был в разгаре, и всё уже было готово к проведению основного действа древнего праздника. На улицах царило столпотворение. Создавалось впечатление, что в этом тихом городишке вдруг собрались жители всего герцогства и близлежащих систем.
Увидев всё это по визору, герцогиня воскликнула:
– Ужас! Такого, сынок, даже на твоей свадьбе не было!
Ну, это она чуток ошиблась, всё-таки в Старом Квартале тогда было не в пример больше народа. Просто там улицы и проспекты раз в десять шире, и толпа казалась меньше на фоне громадных, величественных зданий. Там всё внимание людей было приковано к гигантским голографическим изображениям церемонии бракосочетания, висевшим прямо в воздухе.
Здесь, на Лерсане, организаторы тоже недаром провели ночь. Проекторы были установлены где только возможно, их было очень много, и за праздником можно было наблюдать из любой точки города.
Отец вместе с офицерами Дивизиона принял максимальные меры безопасности. Когда он мне их описал, я только ошарашенно покрутил головой: феноменально для здешнего уровня! Так, например, все улицы, по которым проходил ограждённый крепким забором коридор для прогона быков, были перекрыты ещё с вечера, и на них никто не мог проникнуть, не пройдя сканеры поиска
оружия и взрывчатки. Да и вообще любые подозрительные предметы изымались до окончания праздника. Не разрешалось проносить даже напитки в твёрдой таре. На моей памяти более жёсткие меры безопасности были предприняты только на моей свадьбе.Народ гудел, словно многотысячный рой обеспокоенных ядлей. Бросались в глаза разноцветные гирлянды, транспаранты самого разного содержания, голограммы, показывавшие всё что угодно, вплоть до той же записи свадьбы императрицы, а тогда ещё только принцессы династии Ремминг.
Порозовевшая от эмоций мама не знала, что ей делать: переживать за меня или радоваться. Некоторые дальние родственники, прибывшие только сегодня утром и до сих пор со мной не познакомившиеся, смотрели на меня издали, отвесив челюсти. Может, увидели во мне нечто страшное? Или ждали, пока я их рассмешу?
А вот некоторые вели себя более чем естественно и настойчиво. Визжавшие от восторга сестрички умудрялись при этом ещё и слёзно меня уговаривать совершить подвиг и показать свою лихость ради них. И это, кстати, оказалось проблемой – я-то ведь собрался делать забеги с повязанным на шее платком «от императрицы». И юных красавиц обижать было нельзя, но и супругу попробуй не уважь.
Хорошо, что Булька подсказал выход:
«У тебя ведь три забега, дружище! Платок с шеи не снимай, но объяви, что посвящаешь первый забег Кармине, а второй – Элегии. Ну а перед третьим забегом торжественно объяви, кому принадлежит платок и добавь от себя что там полагается… Ну, не мне тебя учить, сам мастак высказаться…»
Моей благодарности риптону не было предела. И уже облачённый в белую форму, которую, кстати, разрешалось надевать хоть поверх самого тяжёлого космического скафандра, я шагнул к микрофону:
– Дамы и господа! Гости нашего славного герцогства! – «О нём до появления тебя никто и слыхом не слышал!» – вставил свой резонный комментарий мой симбионт. – Я несказанно рад, что мой приезд совпал с праздником, имеющим многовековую историю, и безмерно счастлив, что мне удалось завоевать право участия во всех трёх забегах. И первый из них я посвящаю своей младшей сестрёнке Кармине!
Пока она мне повязывала газовый платок на левый бицепс, все экраны демонстрировали крупным планом её милое, зардевшееся от восторга и одновременно страшно сосредоточенное личико. Напоследок я чмокнул её в розовую щёчку и, легко перепрыгнув оградительный барьер возле центральной трибуны, выскочил на булыжную мостовую площади. На мне под трикотажной формой был самый лёгкий из возможных скафандров производства всё той же любимой и проверенной фирмы «Гратя». Пусть он и не остановит тяжёлую разрывную пулю, но уж лёгких ударов хоть три десятка выдержит!
Быки должны были выбегать из восточных ворот городского стадиона, петляя по городу, сделать широкий круг и возвратиться на стадион через западные ворота.
Первыми вырвались на улицу самые молодые полуторагодовалые бычки. Скорее смешно, чем устрашающе взбрыкивая задней частью корпуса, они ринулись прямиком за мной и за присоединявшимися ко мне участниками пробега. Распределение шло по показанным результатам, и сейчас мне следовало как бы соревноваться с четырьмя сотнями мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока лет. Причём показавшие наихудшие результаты при отборе имели право присоединиться к пробегу только в финальной части, а до того имели привилегию восседать на верхней доске ограждающего забора, держась за столб, так называемый «шесток».