Неправедные
Шрифт:
— Что такое? — снова потревожив наши сидения, спросил меня Игорь.
Но, к счастью, и тут мне отвечать не пришлось. Возмущённый, он уже громко и эмоционально делился со мной новостью об отсутствии программок, и о том, что единственным источником хоть какой-то информации о предстоящих номерах служит «сто раз перечёркнутый», по его словам, список на входе.
Сергей
— Серёжа! Я думала, ты не придёшь! — Черкавшая что-то на двери, в списке участников концерта, Валерьевна оторвалась от своего занятия, чтобы встретить меня традиционной головомойкой. — Мне кто-то сказал, что тебя не будет.
Цокот каблучков и вопли ТВ сопровождали меня аж до самой театралки.
— Серёжа, где гитара?! Так ты выступаешь, или нет?! У нас горит всё, Серёжа, давай быстрей инструмент!
— Гитара у Тимониной! — ответил я, распахивая дверь и с лёту окунувшись в бодрящую атмосферу предконцертного хаоса.
Здесь, в небольшом душном помещении, где хранился реквизит, происходило, как обычно, сразу всё: мамки заливали своим чадам глаза и головы лаком, кто-то переодевался, кто-то что-то репетировал… А так, это был типа кабинет ТВ.
— А она где?! — в ужасе спохватилась Валерьевна.
— Я тут!
Я обернулся — и встретился с Машкой взглядом. Она сдерживала улыбку, закрывая за собой беспощадно хлопающую туда-сюда и, походу, только раздражающую всех преграду.
— Хорошо, всё, я убежала! Маша, следи за ним! — погрозила кому-то из нас Валерьевна пальцем.
И скрылась наконец-то. Я, уже скинув в общую кучу куртку, плюхнулся, за неимением других мест, на стол.
— Ты гитару-то принесла? — спросил с усмешкой.
Тимонина хитро улыбалась.
— Нет?
Наш контакт глазами прерывался из-за суеты мелюзги и их родителей, но уже через минуту всё стихло. Остался только голос Валерьевны из дико фонящих колонок, но и он теперь был приглушён. (Я наконец понял назначение этой дурацкой двери)
— Так что? — повторил я свой вопрос. — Гитара на месте?
Тимонина покачала головой.
— Будешь петь под барабаны.
Я повторил траекторию её взгляда — и обнаружил на антресолях шкафа коробку с соответствующей надписью.
— Да без проблем. Хоть а капелла.
Тимонина замолчала. Улыбка понемногу сошла с её лица…
***
После нашего разговора у подъезда её дома, «тусить» я, естественно, никуда не поехал. Часов до трёх ночи тупо провалялся в собственной, отвыкшей от меня, постели, борясь с единственным желанием — вколоть себе что-нибудь такое, чтоб больше никогда не просыпаться. Но постепенно начало отпускать.
Сначала пришла Лилька. Какая-то странная. То есть, она всегда странная. По меркам нормальных, адекватных людей. И это для неё нормально.
То есть, странная Лилька — это нормально.
А теперь была Лилька нормальная, даже трезвая, и это было странно…
Короче, я сам запутался… В общем, она села ко мне, начала что-то жалеть меня, просить прощения за что-то… Я её не очень слушал… Потом дала мне что-то выпить, стало легче.
Потом я обнаружил в своём телефоне сообщения.
«Серёнь…»
«Пожалуйста…»
«Серёнь… мне так плохо»
«А помнишь в 7 классе Лебедь назвал меня жирной а ты сказал что он дебил… Скажи это ты за меня вступился или ты тоже считал меня жирной?»
«А вообще не важно даже если считал…»
«Серёнь
мы можем быть просто друзьями?»«Ответь пожалуйста, это важно»
«Ответь хоть что-нибудь, я же волнуюсь»
«А я сижу сейчас на подоконнике… Интересно если прыгнуть со второго этажа будет больно?»
«А помнишь мы прыгали? Когда с ВПР по географии готовились сбежать»
«Серёнечка… солнышко… я надеюсь ты сейчас улыбаешься»
«Больше всего в этой тухлой жизни я хочу чтобы ты улыбался»
«Знаешь когда ты меня называешь по имени… не Тимонина, а Маша… это вообще ппц как редко бывает»
«Когда ты называешь меня Маша — я потом по полночи прокручиваю в голове каждый такой момент, твою интонацию… и мне всегда кажется что это было ласково»
«А ещё я раньше в школу ходила только из-за тебя. Ну в смысле меня конечно предки заставляли… Но короче, когда тебя не было я вычёркивала этот день из календаря»
«Хотя вру. Сейчас тоже так…»
«Что ты молчишь? Я больная?»
«Предыдущий вопрос снимается, я больная…»
«Почему ты не читаешь?»
«Серёжа ну ответь пожалуйста!!! Пришли хотя бы голосовое…»
И это ещё не всё. В итоге я реально перетрухнул за Машку, набрал ей, и мы до утра болтали.
Про Трунина я не спрашивал.
***
Она подошла ко мне. Очень близко. Встала между разведённых колен, положила руки на плечи…
Ещё чуть-чуть, и наши губы бы соприкоснулись, и я уже почти закрыл глаза…
Как вдруг послышались резкие голоса, и Машку буквально откинуло от меня в сторону.
— Чё это значит, Аверьянов?! — завопила ворвавшаяся, как фурия, Леська. — О, зачепись, они здесь ещё и сосутся! — обратилась она к Бекетовой. — А ты в курсе, С-с-сега, что тебя уже в-в-вычеркнули! Вместо тебя сегодня Ваня Ионов выступает!
— И «Родину» он вместо меня поёт? — спросил я спокойно, съехав со столешницы и уже прощупывая карманы своей куртки в поисках зажигалки и пачки.
— «Родину» нет, но…
— Вот и зашибись. «Луч» я с тобой петь и не собирался, — перебил я, заложив сигарету за ухо, и протиснулся между подругами на выход.
Но, снова оказавшись в залитом ангельским голоском «Маленькой страны» зале, вдруг наткнулся взглядом на знакомый до мельчайшей чёрточки полупрофиль.
Глава 35
Марина
На подобном концерте я присутствовала впервые. Нет, мне, конечно, приходилось видеть выступления бывших Ванькиных одноклассников на всяких там последних звонках, утренниках, и так далее… Но это было не то. Здесь, в местном клубе, выступали дети разного возраста, и способности у этих детей тоже были разные.
Кто-то пел хорошо. Кто-то выступал, умиляя харизмой, как, например, одна малышка, совершенно невнятно, но очень артистично исполняющая песню про маму. Кто-то читал стихи. Был танцевальный номер. Но меня поразило больше не это, а сама атмосфера: я поняла, что у занимающихся здесь ребят принято поддерживать друг друга. Например, когда вышла эта малышка, артисты постарше выстроились за спинами зрителей и так активно хлопали, создавая ей настроение, так подбадривали, что у дебютантки просто не осталось шанса застесняться.