Неправильный боец РККА Забабашкин 3

Это подтвердила и Анна Ивановна, сказав:

— Нормально мы. Готовы следовать за тобой дальше.

— Вот и отлично, — кивнул я, протерев рукой мотоциклетные очки, которые, благодаря своей конструкции, остались на голове.

Алёна отряхнулась, огляделась, глаза её расширились, и она неожиданно зажала себе рот рукой. Это не ускользнуло от моего взгляда, и я сразу же поднял оружие, приготовив его к бою. Однако стрелять ни в кого не понадобилось.

Оказалось, что в шок её привёл, тот необычный пейзаж, что предстал перед нашим взором. К данной картине, что простиралась вокруг, могло подойти только одно описание — лунный пейзаж. Леса поблизости не было вовсе. О том, что он тут когда-то рос, говорило лишь несколько выкорчеванных пней и с десяток, валяющихся на земле стволов деревьев у которых полностью отсутствовала не только листва, но и ветки. Земля под ногами была усеяна воронками и дымилась.

— Вот мы и побывали в космосе, — негромко подвёл итог увиденному. И тут словно бы пришёл в себя, осознав, что ещё ничего не закончилось, и расслабляться нельзя. Поправил вещмешок за спиной и, показав рукой направление к лесу, произнёс: — Хватит отдыхать, товарищи медики. Нам пора отсюда валить! И как можно быстрее! Бежим!

Женщины, хотя были и измотаны, не стали со мной спорить, а беспрекословно повернулись и направились в ту сторону, в которую я показывал.

И нужно сказать, что это было более чем своевременно, потому что по городу и лесопосадке начала работать вражеская артиллерия. Не успели мы отбежать на сто метров, как в то место, где мы только что прятались, прилетел снаряд.

Мои спутницы это не увидели, а вот я прекрасно разглядел разлетающиеся во все стороны осколки и комья земли. Вновь фортуна улыбнулась нам, но не стоило испытывать её терпение слишком долго. Я понимал, что спастись мы можем, лишь углубившись в лес. А потому мы должны были бежать без остановки. И мы бежали вперёд, инстинктивно пригибая головы при каждом взрыве, что раздавался неподалёку. Бежать было трудно, но не столько из-за валяющихся на земле деревьев, сколько из-за глубоких воронок, что оставили бомбы. Они были не только разного диаметра, но и глубины, которая достигала иногда двух, а то и трёх метров. Попади кто-нибудь из нас в такую воронку, и выбраться оттуда будет непросто. Более того, такое действо, будет являться огромной потерей времени, которого у нас сейчас не было.

Когда мы, наконец, оказались на окраине вожделенного леса, артиллерийский огонь закончился. Пушки больше не стреляли ни по нам, ни по городу.

Женщины, устав от гонки, перешли на шаг.

— Дорогие мои, нельзя останавливаться. Нужно уходить в чащу, — сразу же стал я их поторапливать.

— Мы устали. Надо отдохнуть, — за обеих ответила Алёна.

— Потом отдохнёте. А сейчас бегом!

— Ну, давай хотя бы не бегом, а пешком?!

— Нет! Только бегом!

И они вновь побежали. Мои слова моим компаньонкам были понятны, вот только сил у них не было бежать. Усталость, стресс и контузии, что мы все трое получили, не могли не вымотать и не опустошить нервную систему.

Но дело в том, что останавливаться было нельзя. Я помнил об огромном количестве пехоты противника, что наступала через поля. И то, что артиллерия перестала обстреливать лес, могло означать только одно — солдаты противника уже рядом и пушкари, боясь по ним попасть, прекратили стрельбу.

Приказ был отступать юго-западнее города Листовое, поэтому я подкорректировал направление нашего движения.

Однако вскоре возникла проблема.

Анна Ивановна, еле-еле переступая ногами, вообще остановилась и, опершись рукой на ствол берёзы, покачав головой, произнесла:

— Дорогой Забабашкин, я больше не могу. Вы идите, а я тут останусь. Потом Вас догоню.

— Да-да, я тоже устала, — тяжело дыша, присоединилась к начальнице Алёна. И, присев на лежащее дерево, закрыв глаза и опустив голову, добавила: — Нет сил. Давайте чуточку отдохнём, а там будь что будет.

К этому моменту от города мы отбежали не так далеко, чтобы совсем выдохнуться. Но бомбёжка и нервное напряжение сделали своё дело. Отсюда и апатия, и усталость. Впрочем, справедливости ради, нужно сказать, я тоже от них недалеко «ушёл». Мне так же, как и им, было очень плохо. Раны, которыми было испещрено всё тело, вновь и вновь стали напоминать о себе глухой болью, а, вероятнее всего, сломанное ребро принялось пульсировать. Но я точно знал, что если мы остановимся, то очень скоро умрём. И хотя ситуация была патовая, так просто сдаваться я не собирался.

Снял с плеч вещмешок и посчитал патроны. Их осталось около сотни. С одной стороны, не так много, а с другой — не так уж и мало. Рассовал пару десятков по карманам. Закрыл «рюкзак», закинул за спину, а затем встал на поваленный ствол лежащего дерева, чтобы быть чуть выше относительно земли. Приложил приклад винтовки к плечу, сфокусировал зрение и стал осматривать местность, словно стрелка часов оборачиваясь вокруг своей оси.

Почти сразу мной были обнаружены цели. И было их «малость» многовато.

Тут нужно сказать, что некоторые солдаты вермахта, очевидно, зная судьбу особо спешащих вперёд, умирать особо сильно не спешили. После того, как бомбардировка и артобстрел прекратились, они только-только начали двигаться в нашу сторону со стороны лесополосы и не спеша втягиваться в лес, очевидно, с намерением провести зачистку.

Сейчас их первые цепи находились примерно в километре от нас. И, в принципе, пока мы были в относительной безопасности. Таким образом, если пехота темп не ускорит, минута на отдых у нас была. Но я опасался, что в любой момент темп немецкого наступления может ускориться. И тогда мы почти сразу станем в прямой досягаемости огня противника.

Разумеется, допускать этого я не собирался.

Оторвался от прицела. Посмотрел на понуро сидящих женщин и решил, что пришло время начать атаку. Длилась эта атака около минуты. И за это время, я уничтожил лишь десять противников. Остальные, как только увидели падающих товарищей, сами залегли и попрятались так, что попасть по ним не представлялось возможным.

Конечно, у меня в прицеле было достаточно других, более дальних целей, которые не были в курсе, что творится в первых рядах, но тратить на них ограниченный боезапас и время я не хотел и не мог.

Выследив из-за деревьев офицерскую фуражку с головой, отправил бедолагу в геенну огненную, а сам повернулся к медработникам.

— Ну, что, бойцы, отдохнули? Вы, давайте, с отдыхом не затягивайте. Помните, нам нужно отсюда бежать со всех ног, пока нас не захомутали.

Женщины удивлённо переглянулись. А затем начмед посмотрела в ту сторону, куда я вёл огонь, и удивленно спросила:

— Вы в кого, Забабашкин, палили? Вы сошли с ума? Там же никого нет.

Нужно сказать, этот вопрос меня натурально поставил в ступор:

«Ну, ничего себе, я тут бой веду. Можно сказать, героически прикрываю отход, а меня не то что не ценят, но и в сумасшествии обвиняют?!»

Хотел было высказать своё «фи» старшему начсоставу в лице товарища Предигер, но тут осознал, что мои действия непонятны окружающим потому, что они просто не видят целей. И для них я просто неожиданно порылся в вещмешке, набрал в карманы патронов, после чего вскочил на дерево и ни с того ни с сего стал палить во все стороны.

Была бы сейчас чуть другая, менее напряжённая обстановка, я бы с удовольствием придумал бы какую-нибудь шутку по этому поводу. Прикололся бы над собой и над невольными свидетелями данной сцены. Но вот только не до шуток было сейчас.