Неприкаянное Племя: Сурвивалист

– Почему мне ничего не сказали?
– выдохнул Милич, с замиранием сердца глядя, как тысяча предателей с тыла бросились на ничего не подозревающих лучников Риницы, вырубая всех, до кого могли дотянуться.

– Сейчас Ваша Светлость увидит красивое зрелище, - эмиссар Шиманьского тонко улыбнулся, - Зло будет биться со Злом. Когда все кончится, Вашему Сиятельству останется лишь наградить или убить победителя. В зависимости от того, кто победит. Но, боюсь, придётся не карать, а платить. Катаржина обречена.

– Почему мне ничего не сказали?
– тупо повторил претендент на трон Риницы.

– Его Милость велел держать договорённость в тайне до самого конца. Не стоило вселять в ваше сердце надежду, которая могла оказаться ложной. Полковник Жисько в последний момент мог передумать и подвести.

– Он бы и подвёл, - вмешался Борис Гуровский, сорокалетний воевода Ксаверия Шиманьского, - если б мисальдер не установил железную дисциплину в городских полках, запретив пьянство и разгул. Большинству от этого ни жарко, ни холодно, но в полку Жисько собралось самое отребье. Кстати, мой вам совет, Ваша Светлость: после победы отправьте этих мерзавцев на все четыре стороны. Или перевешайте. Но не держите при себе, сами видите, к чему это приводит - изгоев бывших не бывает, они навсегда останутся людьми без чести.

– Когда мне понадобится ваш совет, сигнор Гуровский, - в резком голосе Святослава Милич зазвучал металл, - я вас спрошу, а пока помолчите.

Воевода пожал плечами. Ему был противен этот тщедушный человечек. Трус и ничтожество... Мгновение назад трясся от страха, а теперь выговаривает ему, Борису Корибут-Гуровскому! Пытается выглядеть князем, чтоб его! Но план Его Милости и впрямь сработал, конечно, приятнее выигрывать честно, но такое вряд ли было возможно.

Что ж, начало положено. Княжна осталась без лучников и лёгких пехотинцев, хотя гвардейцы и латники основательно потрепали центр. Стоит признать, не все серые воины предатели и смутьяны - полк тяжёлой пехоты до сих пор держится и продолжает сражаться.

Бой не закончен, хотя исход его и предрешён. А жаль, хорошо бы Святославу Бледному ещё разок позеленеть от страху.

Борис относился с опаской к монахам-чатра и не переносил трусов, к каковым, без сомнения, относился человек, которого требовалось посадить на трон Риницы. Если б воевода мог выбирать, он бы возглавил нацеленную на Сурру армию, а не помогал отребью, объявившему Рокош. Борис Гуровский - воин, а не интриган и тем более не палач. Он сбросил плащ на руки оруженосцу, наслаждаясь осенним чистым воздухом, и сосредоточился на происходящем. Сохраняя строй, латники Риницы медленно отступают назад. Их командир, кто бы он ни был, головы не потерял и не предал. На фланге идёт драка - княжеские гвардейцы ожесточённо рубятся с рыцарями Лотавы, но обе стороны понимают, что дело решается не здесь. Впереди на холме продолжалась бойня, хотя есть потери и у предателей. Борис постарался разглядеть, что творится на командном пункте Катаржины, но не смог ничего рассмотреть из-за слепящего солнца.

Ну, Василий Гикан, что ты предпримешь? Стрелков тебе, всяко, не спасти, будешь наступать или отойдёшь? Любопытно, в какую из двух вырытых ям ты свалишься?

– Предательство!
– Василий Гикан выглядел удивлённым и растерянным.

– Будь я проклят, - пробасил рядом варвар, - поразительно точно замечено... Ваше Превосходительство.

– Что? Ты смеешь смеяться?! Это всё вы виноваты - проклятые демы, и ваш трусливый мисальдер!

– Во-первых, - сохраняя спокойствие, ответил монах, - я не дем. Во-вторых, не стоит за глаза оскорблять человека, когда он не может вам ответить.

– Плевать! Это по его приказу были приняты в армию Риницы серые воины... изгои! Как он мог им поверить?!

– Не стоит судить обо всем стаде по одной паршивой овце. Посмотрите, латники продолжают сражаться, а стрелки бьются против своих вчерашних друзей.
– Голубые глаза северянина сузились, но страха в его голосе не было.
– Предательство Жисько, конечно, крайне не вовремя, однако лучше уж здесь, чем в Ринице.

– Проклятый ублюдок, - рыкнул воевода, - Жисько ещё поплатится. Брат Харальд, недавно вы говорили, что ваш отряд самый боеспособный. Можете ударить в тыл предателям?

– Да, только у меня немного людей и это - последний резерв княжества. Вы уверенны в своём решении?

Верхом на разгорячённой лошади к ним подъехал один из монахов. Всадник натянул поводья в последний момент и скакун замер буквально в двух шагах от лидеров армии. Оставаясь в седле, наплевав на устав, чатра крикнул:

– Вы пожертвуете княжеским обозом, господин воевода?!

– Обозом?
– переспросил опешивший военачальник.

– Миша, что ты задумал?
– уточнил Харальд.

– Черт побери, потом объясню. Если вы отдаёте мне обоз, через полчаса предателей здесь не будет.

– Бери, монах-воин.
– Василий Гикан внезапно засмеялся.

– Я быстро, - заверил Михаил, круто разворачивая коня, - вы только не начинайте без меня, не хочу всё веселье пропустить.

– Лихие у вас монахи. Он справится?

– Конечно, - уверенно ответил Харальд.
– Ваше Превосходительство, я предлагаю нанести удар по вражеской кавалерии. Если мы атакуем пехоту, увязнем в этой массе, а когда поможем гвардейцам, сможем вместе спасти латников.

– Хорошо, чатра, действуй.

Михаил, пришпорив коня, спешил к небольшой золотой осенней роще. В который раз, парень поражался способности их мисальдера принимать быстрые и неожиданные решения. Не видя сражения, основываясь только на рассказе товарища, Сергей предложил интересный план действий:

«Однажды мой дед сказал: Когда во двор твоего дома заберутся бродячие собаки, не стоит их провоцировать, размахивая руками и крича. Выбрось за ворота кусок доброго мяса, и они сами уберутся, а если повезёт, то передерутся за него. Миха, я прекрасно помню, какой большой и богатый обоз сопровождал мою жёнушку. Отдайте его Жисько».

Самое интересное, что этот план мог сработать! Говорят: Дерьмо притягивается. Полк Жисько был своеобразным штрафбатом в Ринице, в него попадали наиболее неблагонадёжные личности. Воевода же, решив найти союзников среди городских полковников, сделал ставку именно на Жисько и его команду. С кем-то другим план мисальдер мог и не сладиться, но это отребье...

Низкий, но широкоплечий боец на лесной опушке чувствовал себя как дома. То, что рядом воевали, его мало волновало. Бородатый дядька лет сорока, вольготно скинул ватный поддоспешник, расстегнул косоворотку, и спокойно выпивал, не забывая изредка закусывать, спрятавшись за ореховый куст, дабы не искушать товарищей, квашеной капустой и смагой. Мише это было на руку. Собственно говоря, вся затея мисальдера вертелась вокруг милых обычаев серых воинов. Этот, без сомнения, был оставлен охранять лагерь и улизнул перекусить. Что ж, он умер счастливым, с фляжкой в руке и набитым пузом. Монах, с отвращением сморщив нос, торопливо вытряхнул свежеиспечённого покойника из его фирменной рубахи с косым воротом, одел валявшийся рядом долгополый поддоспешник и куяк. Шлем с прямым наносником довершил образ и скрыл лицо чатра.

Стреножив лошадь, Миша накинул плащ, предварительно стряхнув с него любовно разложенные солдатские деликатесы и, уже не скрываясь, выбежал из рощи. В спину ему не стреляли, в грудь, к сожалению, тоже - ублюдки Жисько своё дело почти сделали, и, задержись Михаил ещё немного, предатели обрушились бы на латников или гвардейцев.

Переодетый чатра оказался в тылу «сослуживцев», уставшие ренегаты вытирали пот и кровь, громко переговаривались, радуясь одержанной победе. Не таясь, Миша начал во все горло кричать, что за рощей стоит богатый княжеский обоз, а эти пускай сами теперь справляются. И вообще - они своё дело уже закончили.