Неприкаянное Племя: Сурвивалист

Попасть в плен (к злобным демам!), потерпев поражение в бою, для них означало только одно: их ожидала судьба рабов - таков непреложный закон жизни. Да, я дал слово не посягать на их свободу, мало того, мы их накормили, но все это не внушало отщепенцам доверия.

Чем больше я изучал этих людей, тем яснее замечал в них сходство с воинами и крафтерами из Риницы. Но одно отличие оставалось неизменным: будь эти люди разодеты в самые аристократические наряды, я все равно распознал бы в них изгоев.

Стоя на телеге, разглядывая эту толпу, мне вспомнился один анекдот:

Стоит Ленин на броневике, а внизу ревёт народ.

– Леннон! Леннон!

– Товагисчи! Я - ЛЕНИН!

– Леннон! Леннон!

– Товагисчи! Нуда ладно... хген с вами... Yesterdey...

Аналогия очевидна и понятна: телега - броневик; рабочие, крестьяне и солдаты - в наличии; остаётся раздуть пламя революции и... стоп. Это у меня от нервов, бывает, заносит. Надо успокоиться, а то ещё точно подниму народное восстание, провозглашу начало социалистической революции и пойду захватывать дворцы.

Когда последние крошки были доедены, настало время объявить им своё предложение:

– Послушайте меня...
– «Вот же, блин, чуть не ляпнул «друзья», но не называть же их «разбойниками»?» - уважаемые. Я Сергей Инок, епископ Риницы. Вы угнали скот из моего владения, и потому вы у меня в долгу. Чтобы уладить это дело по законам чести, я прошу вас со вниманием отнестись к моим словам.

Сидевший в первых рядах, Бажен отставил чашу с вином и ответил:

– Мисальдер, вы чрезвычайно великодушны, если считаете для себя возможным позаботиться о чести разбойников. Все мои товарищи польщены и благодарны.

«Это что такое? Атаман юморит?» - я взглянул Бажену в лицо, пытаясь уловить в нем хоть какой-нибудь намёк на насмешку, однако обнаружил совсем иное: интерес, любопытство и добродушную иронию. Чем дольше с ним общаюсь, тем больше мне нравится этот бывший сотник.

– Есть много причин считать вас разбойниками, так мне говорили. По всеобщему мнению, вы все отмечены злой судьбой, а боги отвернулись от вас.

Один из сидящих впереди бандитов что-то выкрикнул в знак согласия, а другие переменили позу, подавшись вперёд. Когда взгляды всех присутствующих скрестились на мне, я завладел их вниманием и продолжил:

– Для некоторых из вас злая судьба наступила тогда, когда вы остались в живых после смерти господ, которым служили.

Человек с вычурными бронзовыми наручами на предплечьях воскликнул:

– И мы, таким образом, оказались лишёнными чести!

– И превратились в изгоев!
– поддержал его другой.

– Честь состоит в выполнении своего долга!
– Подняв руку, произнёс я.
– Если господин посылает человека куда-то с важной миссией, так что у солдата просто нет никакой возможности его защитить, а, вернувшись домой, воин узнает о смерти хозяина - разве у этого солдата нет чести? Если боец тяжело ранен и лежит без сознания, когда смерть приходит за его господином - разве он виноват в том, что он остался жив, а его наниматель - нет?
– Обведя притихших разбойников пристальным взглядом, я потребовал: - Все, кто были слугами, землепашцами, работниками - поднимите руки!

Около десятка повиновались без колебаний. Другие неуверенно зашевелились, переводя взгляды то на меня, в окружении охранников, то на своих товарищей, желая посмотреть, что будет дальше.

– Мне нужны работники. Я предлагаю вам наняться в монастырь на соответствующие должности.

От какого-то подобия порядка, царившего у ручья, и следа не осталось. Все поднялись с мест и заговорили разом. Одни что-то бормотали себе под нос, другие орали во весь голос. Такое предложение - это было что-то неслыханное в королевстве. Игорь и Олег размахивали руками, пытаясь восстановить спокойствие, но тут осмелевший крестьянин бросился к моим ногам.

– Господин!
– воскликнул мужчина и, вспомнив, как ко мне обращался атаман, поправился: Мисальдер, когда барон Шиманьский сжёг поместье моего господина, я убежал. Но закон гласит, что я становлюсь рабом победителя!

– Закон не гласит ничего подобного!
– явственно прозвучал мой ответ над общим гвалтом.

В наступившей тишине все глаза обратились ко мне. Усталый, сердитый, но кажущийся в своих богатых одеяниях таким величественным на взгляд этих бродяг, переживших месяцы, а то и годы безнадёжности в лесной глуши, я твердо заявил:

– Традиция гласит, что работники - это военная добыча. Победитель решает, кто представляет собой ценность как свободный человек, а кого надлежит обратить в рабство. Шиманьский - мой враг, и если вы - это военная добыча, то мне и надлежит решать, каким будет ваше положение. Вы свободны.

На этот раз молчание стало гнетущим. Люди беспокойно переминались с ноги на ногу, озадаченные нарушением порядка, который они привыкли считать незыблемым: в своё время, разработчики детально прописали все тонкости общественных отношений, определяющих каждый шаг НПС, но... теперь-то они не программы. Я собирался изменить самые глубинные основы, санкционировать бесчестье и какие последствия это будет иметь для всего континента - не задумывался.

Мои слушатели пребывали в растерянности. Взглянув на крестьян, чьи лица светились надеждой, а потом на самых скептических и суровых серых воинов, я решил воспользоваться уроками философии, полученными в институте на далёкой Земле.

– Традиция нашей жизни подобна реке, которая берет начало в горах и течёт всегда к морю. Никто из людей не в силах повернуть течение вспять, обратно в горы. Предпринимать такую попытку значило бы отвергать закон природы. Как и члены ордена Серый Мисаль, - я специально не стал акцентировать внимание на том, что мы «демы», а пытался найти общие точки соприкосновения между изгоями и монахами.
– Многие из вас познали беду и злосчастье. Я предлагаю вам объединиться, чтобы изменить ход традиции, в точности так, как ураганы иногда заставляют реку проложить себе новое русло.

Всё что мог, я сказал. Момент был решающим: если хоть один разбойник вздумает протестовать, контроль над ними будет утрачен. Молчание казалось невыносимым. И тогда, Харальд спокойно спустился со скалы и стал рядом со мной - взгляды всех присутствующих скрестились на гиганте.

– Вы все знаете, откуда я, - в тишине голос побратима был подобен горному обвалу.
– Варвар, северянин! Мои соплеменники могут оказаться в южных королевствах только в двух качествах: как захватчики, совершающие набег, или как рабы. Однако посмотрите на меня!
– Харальд гордо вскинул голову.
– Я не только свободен, но и по праву занимаю высокую должность в ордене. И никто (ни духовенство, ни аристократия) не смеет криво смотреть в мою сторону, потому что я - Серый Мисаль, равно как и любой другой член ордена.

У Бажена вырвался возглас изумления. Все были поражены: варвар, северянин, который считался природным врагом для южан, руководил несколькими сотнями воинов! В очередной раз меня поразила преданность Харальда; благодаря его столь своевременному вмешательству, изгои мне поверили. Я улыбнулся - это была победа. Признательно посмотрев на побратима, я вновь обратился к скопищу людей, живущих вне закона:

– Этот человек состоит в ордене и гордится этим. Никто из вас не желает такой судьбы?
– Крестьянину, лишившемуся крова по милости Ксаверия Шиманьского, я сказал: - Если барону, который победил твоего хозяина, понадобится новый землепашец, пусть попробует прийти за тобой.
– Кивком указав на Харальда и воинов епископства, я добавил: - Чтобы забрать тебя, ему придётся повоевать. А на земле Риницы ты будешь свободным человеком.