Неприкаянное Племя: Сурвивалист
Шрифт:
«Проф, вы мне срочно нужны».
Попрощавшись с магом, я связался с Фёдором Георгиевичем, надеясь, что он ещё не лёг спать.
«В лаборатории, - ответил волшебник.
– Ты где? Куда бежать?»
Слава богам (ну вот я и начал мыслить, как местный) Проф бодрствовал и находился в монастыре.
«Через час подойдите в мой кабинет, у нас есть один очень интересный гость. Хочу вас познакомить».
Поднимаясь вверх по ступенькам донжона, я с сожалением подумал о том, как расстроится Яри. Стоит мне оказаться в монастыре и начинаются бессонные ночи, заполненные организационными хлопотами, опять я припрусь под утро и разбужу
Когда я открыл дверь в тёмный кабинет, что-то заставило меня насторожиться, а потом взвыло Предвиденье: Опасность!
Во мраке проявился призрачный силуэт. Убийца! Не задумываясь, я достал посох, автоматически разделил его на две части, превращая каждую в меч.
Парный удар клинками в двух плоскостях должен был, если не убить, то покалечить моего противника, лишив его возможности быстро маневрировать. Правый меч просвистел, не встретив препятствия, левый - глухо звякнул о подставленный убийцей нож.
– Инок, - раздался в темноте ироничный голос.
– А ты заметно прибавил, после нашей последней встречи. Да зажги же ты свет.
Включив освещение, я с удивлением уставился на ночного посетителя.
– Фармак! Чертяка, - спрятав оружие, я полез обниматься, - жив! Как сам? Как твои?
Станислав Маковецкий (он же Фармак) был лидером небольшого клана игроков, специализировавшегося на совершении убийств и прочих тайных операциях. В своё время, мы им помогли, а после они нам - в общем, наше сотрудничество можно смело назвать полезным и обоюдовыгодным.
– Жив, - улыбнулся Фармак и, погрустнев, добавил: - Хотя потрепало нас знатно... многие из братства погибли.
– Земля им пухом, - тихо ответил я.
– Выпьем?
– Давай, - махнул рукой убийца.
Мы уселись за стол, и я достал бутылку Гномьей Настойки (термоядерное пойло), но ничего другого в кабинете не оказалось. Разлил по стаканам и молча, не чокаясь, выпили.
– А я твоего нового сотника знаю, - нарушил молчание Фармак.
– Помнишь, несколько месяцев назад мы напали на кортеж фрейлины принцессы Жданы Дрогичин?
– Подожди. Так барон Дрогичин?
– не договорил я, поражённый догадкой.
– Угу, - подтвердил мои подозрения Станислав, - её отец. А этот сотник командовал охраной её кортежа.
– Надо же, как мир тесен, - пробормотал я.
– Так ты поэтому прокрадывался в замок, чтобы не попасть на глаза сотнику?
– Нет, - хмыкнул Фармак.
– Хотел, так сказать, показать товар лицом.
– Не понимаю. Какой товар? Кому показать?
– Да вот же он, - убийца встал и покрутился предо мной, а потом, посерьёзнев, сел и продолжил: - Сергей, мы с ребятами подумали и решили присоединиться к вашему ордену. Если, конечно, ты не против.
– Не вопрос, хоть сейчас можем посвятить вас в монахи.
– Надо же, - хмыкнул Фармак, - а я тут целую речь заготовил, чтобы тебя уговорить.
– Какие речи? О чем ты?! Мы знакомы не первый день, и я буду рад видеть тебя с друзьями в нашем ордене.
– И, тем не менее, ты должен знать, на что мы способны.
– Фармак сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями, и вывалил на меня гору информации: - Ещё до возрождения богов, мы создали разветвлённую сеть осведомителей-НПС. К сожалению, в братстве осталось всего пятьдесят человек, однако это лучшие из лучших. Но главное - это сеть агентов, которые действуют во всех городах Прайма и многих знатных домах.
–
– Эта сеть цела и невредима.
– Мне очень жаль твоих погибших друзей, - ответил я.
– Стас, повторюсь, с сетью или без неё - мы всегда будем рады видеть вас в ордене. Ну... а наличие осведомителей - это, безусловно, приятный бонус, - улыбнувшись, я подмигнул Фармаку и разлил Настойку по стаканам.
– Серега, поверь, ты не пожалеешь.
– Конечно, а сейчас извини, - я развёл руками, демонстрируя своё сожаление.
– У меня назначена встреча с магами, не мог бы ты подождать?
– Лучше, я схожу к своим (мы тут недалеко в лесочке разбили лагерь) и сообщу радостную весть.
Когда убийца ушёл, мой желудок требовательно заурчал. Достав из инвентаря какой-то бутерброд, я принялся его спешно поглощать, параллельно пытаясь переодеться в чистую одежду. Ночь была в самом разгаре, а сделать предстояло ещё очень много... как всегда.
Глава 11.
Свадьба.
Небо начало сереть, но в спальне было всё ещё темно. Прохладный утренний ветерок врывался в комнату сквозь открытое окно, с трудом шевеля тяжёлыми шторами и надувая парусами лёгкие занавески. Я сидел на пустой холодной кровати, сжимал в кулаке письмо и бездумно пялился в стену; встал, подошёл к окну, сложил лист и разорвал, затем повторил это снова и снова, а потом выбросил в окно. Ветер подхватил обрывки бумаги, унеся их в неизвестность, но слова... слова остались, как будто выжженные раскалённым прутом в моем сознании.
«Мой родной, прости, что не смогла сказать тебе этого в глаза. Если бы ты знал, как трудно мне собраться с мыслями и все сказать. Даже в письме, когда ты не видишь моё заплаканное лицо.
Нам нужно расстаться, и ты сам знаешь причину грядущей разлуки. Не думала, что мне будет так сложно подобрать нужные слова. Ты научил меня любить, с тобой я наслаждалась каждой минутой этой жизни. Ты разукрасил будни и стал её смыслом. Ты подарил мне счастье и безусловную веру, которая будет согревать меня в часы расставания. Я понимаю, что никогда и никого не смогу подпустить так близко к своей душе.
Всё это время я жила и живу мыслями о нас и чувствами к тебе. Ты и сам знаешь, как я люблю тебя, и что разлука с тобой бесконечно ранит моё сердце. Я всё время прокручиваю моменты из нашей истории - знакомство, твои слова, звонки и, конечно, нашу встречу. В тот день я была самой счастливой из женщин... Я отдала бы очень многое, чтобы всегда быть рядом с тобой, но обстоятельства сильнее нас (перечёркнуто) меня... Серёженька, мне кажется, ты всё поймёшь и простишь.
Грусть охватит моё сердце, но я не перестану чувствовать тебя.
Слёзы наполнят мои глаза, но я не забуду твоего лица.
Тоска пронзит мою грудь, но я буду дышать в унисон нашей любви.
Прощай».
Буря необычайно-ярких эмоций, обрушиваясь как штормовые волны, захлестнула меня: недоверие (не может быть, это шутка?); отрицание (Яри не могла так поступить!); жалость (а как же я теперь? что мне делать?); злость (пусть проваливает! тоже мне «принцесса», обойдусь без неё). В конец обессилев, с раскалывающейся головой, я упал на кровать и отключился.