Неприкосновенный запас

Когда в цирке ночевали солдаты, шатер сразу становился похожим на огромную солдатскую палатку. У входа становился часовой с винтовкой. Клоун с афиши подмигивал ему и скалил меловые зубы.

Фронт с каждым днем приближался к городу, в котором застрял цирк.

Утром шатер пустел. Временные постояльцы покидали его. Оставались только обессилевшие и больные.

В это утро в цирке задержалось человек пять. Старики и женщина с больной девочкой. Беженцы лежали на опилках; спали они или бодрствовали, никто не знал. Женщина уговаривала больную девочку:

– Ну сосни... Ну сосни маленько...

И тут в цирк вошел директор. Он осмотрелся, привыкая к тусклому свету, который просачивался сквозь парусину, и громко сказал:

– Граждане! Прошу освободить помещение!

Никто не откликнулся. Те, кто спал, продолжали спать, а кто бодрствовал - не обратили на него внимания.

– Ну сосни маленько...
– приговаривала мать.

Директор выждал и повторил:

– Прошу вас, освободите помещение.

Один из стариков заворочался и, приподнявшись на локте, спросил:

– Ты чего раскричался? Зачем тебе помещение?

– Оно подлежит уничтожению, - пояснил директор.

– Зачем же уничтожать, если оно людям нужно?
– резонно заметил старик.

– Вы хотите, чтобы он достался немцам? Да?
– тихо спросил директор. Вы приказ Верховного Главнокомандующего слышали? Все уничтожать, ничего не оставлять врагу.

– Да кому он нужен, твой балаган?
– неожиданно гаркнул рыжебородый мужик с одной рукой.
– Ты лучше молока достань. Здесь больные. И транспорт нужен.

– Я транспортом не ведаю. Я директор цирка... Если вы не уйдете, вынужден буду удалить силой.

Рыжебородый поднялся на ноги. Он был весь в опилках. Даже в бороде нетающими снежинками белели опилки.

– Ты немца силой удаляй, - трубным голосом пробасил он.
– Немца, а не старых и малых. Бери винтовку и иди туда... удаляй!

Глаза рыжебородого сверкали из-под нависших бровей, а единственная рука пророческим жестом указывала на запад.

– Может быть, вы немцев здесь поджидаете?
– тихо спросил директор.

– Поджидаю, - спокойно ответил рыжебородый, - чтобы драться с ними, когда у начальников вроде тебя засверкают пятки.

– Тише... она уснула...
– шепотом произнесла мать.

В тот же день директор вызвал Орлова.

– Машины не будет. Последний поезд ушел. Возьми винтовку и застрели его, чтобы он не достался немцам.

Орлов ничего не ответил. Он молча взял винтовку и направился к двери.

– Подожди! Ты забыл патроны. Две обоймы хватит?
– холодные стеклышки пенсне поблескивали под бровями.

– Хватит, - буркнул Орлов и взял со стола патроны.

Они были покрыты смазкой и прилипали к пальцам. Он их сунул в карман, а винтовку надел на плечо, как охотник, стволом вниз.

Во дворе его поджидал Максим. Услышав знакомые шаги, слон отвел в сторону ухо и, поскольку не мог повернуть голову - для этого надо иметь шею, - повернулся сам.

Орлов, не глядя на слона, прошел мимо.

На улице он столкнулся с Комовым. Клоун остановил его и скороговоркой произнес:

– Слону могилу руками не выроешь. Проси экскаватор.

Он боялся, что его заставят рыть могилу слону.

Орлов отстранил клоуна плечом и зашагал дальше. Весь день ходил он по разным учреждениям и все просил машину для слона. На него смотрели непонимающими глазами и переспрашивали:

– Слон? Какой слон? Зачем слон? Сейчас война, немцы под городом, а он лезет со слоном.

Орлов поворачивался и уходил. И стучался в другую дверь.

– Я детский дом эвакуирую!
– кричали на него здесь.
– Ты что хочешь, чтобы я детишек бросил ради твоего слона?

В третьем месте его приняли за сумасшедшего.

– Все будет в порядке, - сказали ему.
– Иди домой, успокойся. И не думай о слоне.

– Как же не думать о слоне!

– Очень просто. Взять себя в руки. Мобилизовать все силы. И не думать о слоне.

Орлов плюнул и ушел прочь.

Слон стоял на цепи. Он сохранял спокойствие. Лишь изредка поднимал ухо, прислушиваясь к шагам, к голосам, к несмолкаемым звукам фронта.

Вечером Орлова снова позвал директор:

– Ты что, решил слона подарить немцам?

– Нет.

– Чего же ты, на самом деле, тянешь? Может быть, поручить это дело другому?

– Нет, нет!

Даже сквозь густую темную щетину было видно, что Орлов побледнел.

– Я сам... До утра управлюсь.

– Ладно, - ответил директор, - до утра. Только отведи его подальше. В какой-нибудь буерак... Люди жгут горючее. Взрывают электростанции, мосты, институты. А он не может слона... Мне тоже жалко, но сейчас не время жалеть.

Директор говорил как-то неестественно, он повторял чьи-то чужие слова, но старался выдать их за свои.

– Словом, отведи его в буерак.

– Хорошо. Отведу.

– Смотри, Орлов! Время военное, строгое.

– Да, да, - сказал Орлов и зашагал прочь.

Директор все-таки поджег свой цирк. Выгнал беженцев. Прикатил бочку керосина, облил шатер и поджег. Пламя быстро полезло ввысь. В шатре образовались темные выгоревшие провалы, обнажился каркас. Цирк горел, как парусный корабль, подожженный вражеским ядром.

Афишный клоун с улыбкой пропадал в огне. Едкий дым поднимался в небо. К вечеру шатер догорел. На его месте образовался черный остров, от которого едко пахло гарью.

3

Они двинулись в путь на рассвете. Орлов отстегнул железную цепь и освободил слона. Потом он набросил на спину Максиму попону, навьючил на него два мешка отрубей, ведро, коричневый чемодан с никелированными застежками.

– Пойдем, Максим, - тихо сказал Орлов, и слон качнул головой, будто хотел сказать: "Пошли, раз надо!"

Они вышли на улицу.

Редкие прохожие не обращали внимания на шагающего слона, как будто это был не слон, а собака или лошадь. Людей занимало только то, что имело отношение к войне, несло тревожные перемены, угрожало жизни. Им было не до слона.