Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
Шрифт:
– А нельзя без нее обойтись?
– Вряд ли. Если ты ворвешься в церковь без лицензии, священник выкинет тебя вон. Да и вообще, у тебя еще работы невпроворот.
– Работа? В такое время?
– Сейчас и есть то самое время. Тебе звонили полно народу. Придется тебе остаток дня думать на бегу и принимать решения с лету.
– Возможно, ты права. Да, видимо, мне предстоит много будничной работы.
Простак уселся в крутящееся кресло, запрокинул его, забросил ноги на стол, потянулся к шляпе и водрузил ее на голову.
– Ну-с! Расскажи-ка мне,
Динти заглянула в блокнот.
– Было два или три звонка. Один от человека, который хочет купить пьесу для Лондона. Я сказала ему, что ты будешь ставить ее в Лондоне сам.
– Конечно, сам. И в Париже, и в Берлине, и в Москве.
– В Москве нельзя.
– Ну тогда в Брюсселе. Откуда привозят брюссельскую капусту. Брюссель ничем не хуже. Продолжай, – велел Простак, складывая кончики пальцев вместе.
– Заходили двое посетителей. Один не захотел назваться. Держался он довольно таинственно и сказал, что зайдет еще.
– А объяснил, какое у него дело?
– Нет.
Простак нахмурился. Да, допущена небрежность. Необходимо, решил он, подстегнуть служащих офиса.
– Всегда проси посетителей изложить их дело, – укоризненно заметил он. – И пусть оставляют визитки. Будешь передавать их мне, а я решу – принимать посетителя или нет.
– Да, сэр. Непременно, сэр. Спасибо, что указали мне, сэр.
Простак покраснел.
– Я слишком задрал нос?
– Не без того.
– Прости. Я стараюсь не задирать, но от успеха у меня ужасно кружится голова. Я ловлю себя на том, что выпячиваю грудь, пихаю встречных на тротуаре, а иногда меня даже подмывает заскочить в офис к Ли Шуберту и обратиться к нему запросто: «Ли». Ты остужай меня время от времени, ладно? Чуть заметишь, что на меня накатывает, сразу же и крикни: «Эй!»
– Непременно.
– «Эй!», резко так.
– О’кей, профессор.
– Ах, все к чертям! – Простак призадумался, словно его обворовали. – Но отчего бы человеку и не напустить немножко высокомерия и важности и не пораздуваться от гордости после такого успеха? Ты читала статьи?
– Я выучила их наизусть. Все – восхитительные.
– А «Таймс»? – нерешительно сказал Простак.
– Там тоже неплохой отзыв.
– Неплохой, да… Но мне не понравился тот абзац, что сцена в притоне всего лишь «на уровне». – Лицо Простака посуровело. – Вряд ли я приглашу критика из «Таймс» на свой следующий спектакль. Послужит ему хорошим уроком.
– Эй!
– Вот именно что «эй!». Замечаешь, как на меня накатывает? Мгновенно, точно приступ какой. Тикаю вполне нормально, и вдруг бенц! – голова у меня раздувается, как у больного щенка. Не мешало бы заглянуть к врачу. А кто был другой тип?
– Какой тип?
– Ну, другой. Который спрашивал Фиппса. Ты говорила, заходили двое.
– А, да. Твой бывший босс, мистер Андерсон.
– Дж. Г. Андерсон? – выпучил глаза Простак. – Ты уверена?
– Если не врет. Он так назвался.
– Ну
и ну! Будь я проклят!– Сказал, что желает видеть тебя по крайне важному делу.
– Вот как? Тогда знаешь что скорее всего случилось? Он примчался в Нью-Йорк кутнуть, пошел вечером на спектакль, а утром прочитал газеты и узнал, что у меня оглушительный успех. Теперь попытается снова сбагрить мне этот свой отель. В Бессемере, штат Огайо. Ага, разбежался!
– А что? Отель купить неплохо.
Простак презрительно расхохотался.
– Мне? Да зачем мне отели? Вот если заскочит Ли и предложит перекупить с полдюжины его театров, тогда другой разговор. Но отели…
– Эй!
– «Эй» тут совсем ни при чем. Как я смогу управлять отелем в Огайо, если я в драматическом театре?
– Уйди из театра.
Простак изумился. Он ушам своим не поверил.
– Что? Бросить шоу-бизнес, когда я сижу на вершине мира?
– Но театр – это так рискованно и непредсказуемо, милый. Сегодня ты наверху, а завтра – рухнешь вниз. «Жертва» стала хитом, но следующая твоя постановка может и провалиться. И третья тоже, а за ней – еще. Отель – совсем другое, солидный бизнес. Я бы с удовольствием помогала тебе управлять им. И, знаешь, я была бы счастлива в местечке вроде Бессемера. Меня уже тошнит от Бродвея.
Простак опять засомневался, правильно ли он расслышал.
– От Бродвея тошнит?
– Дальше некуда. О, Простак…
Динти умолкла, ибо дверь открылась и вошел Оскар Фричи. Вид у Оскара был такой же, как обычно, то есть очень даже неважный, и с первых же слов стало ясно, что он буквально вибрирует.
– Послушайте, а почему около театра столько народу? – спросил он, даже не отвлекшись на «Доброе утро». – Я только что проходил мимо, а там целая армия. И в вестибюле толкутся.
Простак, сбив шляпу на затылок, издал короткий смешок. Ох уж эти новички!
– Народ покупает билеты.
– Билеты?
– Ага.
– На шоу, что ли? А чего это вдруг?
– У нас огромный успех.
– Кто так говорит?
– Все говорят. Вы что, рецензий не читали?
– Каких?
– О спектакле. В газетах.
– В газеты у меня не хватило духу заглянуть.
– Динти, у тебя есть газеты?
– Здесь нет. Сходить купить?
– Пожалуйста. И на всей скорости.
– Ладно. А позже, если улучите момент, «мистер Шуберт», мне бы хотелось продолжить тему, которую мы обсуждали, когда нас перебили. Мне много чего есть сказать по этому поводу.
Оскар беспокойно дожидался, пока закроется дверь. Потом, повернувшись к Простаку, осведомился хриплым шепотом:
– Ну а теперь честно – как наши дела?
– У нас хит! Грандиознее не бывает!
– Да нет-нет. Она ведь ушла. Можете сказать мне прямо.
– Толпы страждущих звонят, желая купить спектакль для Лондона.
Оскар вздрогнул.
– Сколько вы за него получили?
– Я его еще не продал.
– Что?!
– Разумеется, нет. Продать спектакль, вот так глупость! За каким таким чертом мне его продавать?