Непрошеный Дар

Краем глаза из кухни Вера заметила, что бабуля молча стала гладить и Верино платье.

Ковыряясь в тарелке и заставляя себя есть, Вера наблюдала за очередной перебранкой Ростика и бабули. Казалось, в этом бедламе только отцу Веры удавалось сохранять олимпийское спокойствие.

Вера думала, что потом будет меньше неразберихи, но глубоко ошиблась. Спокойно доесть не дал приезд друзей жениха. Шумная толпа молодых парней ввалилась в квартиру и… стало ещё больше суеты и гама.

Санька, который должен был быть свидетелем на свадьбе, громко ругался, потому что никак не мог прицепить бутоньерку к лацкану пиджака. Двое друзей Ростика вызвались помочь, остальные просто создавали вокруг симуляцию бурной деятельности. А по факту — мешали и себе и другим.

А потом Ростик забыл, кому отдал обручальные кольца… Потом был жаркий спор о том, кто поведёт свадебную машину…

В итоге, Вера попыталась было накрасить ресницы тушью, уже сидя на заднем сиденье машины, направлявшейся за невестой, но… лихо подпрыгнув на ухабе и вымазав щёку, от греха подальше спрятала тушь в сумочку.

По приезду к невесте стало ещё веселее. Юля жила на четвёртом этаже девятиэтажки с самого рождения, так что все соседи объединились в большой дружный коллектив по выкупу невесты.

На первом этаже Ростик с пятого стакана компота нашел "ключик от сердца невесты"… Кто-то из друзей пошутил, что с сегодняшнего дня Ростик возненавидит компот… На втором этаже Ростика встречала толпа детей… На третьем этаже… нет, Вера больше не могла этого выдержать и ушла ждать в машину, чтобы спокойно закончить макияж.

Торжественная церемония бракосочетания прошла под девизом: "плачут все!". Тётя Лида плакала в обнимку с матерью Юли. Бабушки молодых утирали слёзы платочками…Как обычно бывает на свадьбах, почти все приглашенные в гости женщины в момент поздравлений новой семьи прослезились.

Вере казалось, что этот бесконечный день никогда не закончится. Было такое впечатление, что время замедлилось в два, нет, в три раза…

Потом было длительное застолье с тостами, поздравлениями, криками "горько", конкурсами и обязательным обрядом похищения невесты. Молодые не сводили глаз друг с друга. Гости пили и гуляли по команде тамады. А дети просто носились с дикими воплями индейцев на тропе войны между столами и танцующими.

Наконец, ложась спать далеко за полночь на кресло-кровать в квартире тётушки, Вера надеялась провалиться в спокойный, безмятежный сон. Но, не тут то было. Вере "прилетело" совершенно другое видение: она попала в самый разгар сражения и наблюдала за происходящими событиями, как будто находилась рядом…

Сны, связанные с жизнью Мири, Вере снились самые разные. В некоторых снах Вера, как будто ощущала себя в теле другого человека: слышала его мысли, понимала почему в разных ситуациях он поступает именно так и никак иначе. Эти сны Вера, по своей внутренней классификации, называла "попадашками".

Иногда были сны, в которых Вера наблюдала за происходящими событиями со стороны. Как в кино. Такие сны в своём дневнике Вера называла "киношкой".

Сон, который приснился Вере после свадьбы Ростика, не был похож на другие. Ей казалось, что она сразу везде: и внутри человека и со стороны. Это было как полное погружение. Вера сравнила ощущения с подводным плаванием: когда попадаешь в совершенно другое трёхмерное пространство. Вера назвала этот сон "нырком".

***

Геллер Фредерик Август фон Шейн был единственным, поздним сыном и наследником знатного рода. Он родился, когда родители уже нянчили первенца старшей дочери. Его появление на свет было тяжёлым чудом. Через неделю матушка сгорела в родильной горячке. В памяти сына она осталась всего лишь портретом красивой женщины, висящим над камином в огромной гостиной.

По рассказам старшей сестры, после смерти матери, отец на глазах превратился в дряхлого старика, убелённого сединой. Сестра говорила, что когда мать была жива, отец долго сохранял свою военную выправку и даже в гражданской одежде, смотрелся бравым офицером.

Геллер этого не помнил, но сестра, у которой он находился на воспитании всё детство, много рассказывала о том, что произошло. После смерти матери отец сильно заболел. Он был слаб настолько, что все хлопоты о новорожденном наследнике пришлось взять на себя старшей дочери. Именно она и стала приёмной матерью для младшего брата.

Частенько сестра с сожалением вспоминала, что если бы трагедия не поразила их как громом с небес, она бы нашла самую крепкую и здоровую кормилицу из местных крестьян. А так, пришлось малютке Геллеру довольствоваться молоком первой попавшейся дворовой девки..

Впрочем у Геллера не было повода жаловаться на жизнь — о беззаботном детстве в поместье сестры у него остались только яркие, солнечные и очень весёлые воспоминания.

Со старшим сыном сестры — Зикхартом, племянником Геллера, который был старше дяди, они всегда находили интересные места для игр. Геллер помнил, как они тайком пробирались в конюшни и заворожённо наблюдали как конюхи до блеска начищают сбрую и выгуливают лошадей. Там, на широких угодьях у Геллера и Зикхарта появились первые общие секреты…

Геллер вернулся в отчий дом в возрасте семи лет. За все детские годы жизни вместе с отцом, Геллер запомнил родителя хмурым молчаливым стариком, изредка шаркающим по огромному замку в стоптанных домашних туфлях. Его жизнь в родовом поместье не отличалась разнообразием — Геллер помнил всех своих многочисленных учителей и гувернёров, и постоянную учёбу и муштру, сменившие веселую и свободную жизнь двух проказников…

Почему Геллер об этом вспомнил именно сейчас, несясь по полю со своими товарищами по драгунскому полку* навстречу противнику? Ответить на этот вопрос он не успел.

Дикая огненная боль пронзила плечо…

Эх, не так Геллер представлял себе настоящее сражение. В детстве, когда они с Зикхартом воевали друг с другом на палках, или стреляли понарошку друг в друга из самодельных мушкетов, прячась за стогами сена, всё представлялось по другому. Тогда, будучи мальчишками, они мечтали о рыцарской славе и подвигах. Их маленькие войны не шли ни в какое сравнение с той грязью, болью и бессмысленными смертями, с которыми ему пришлось столкнуться в этом бою.

Вторая вспышка боли пронзила бедро. От резкого удара Геллер со всей силы вцепился в гриву своей гнедой кобылы.

Потом была ещё одна вспышка боли, потом ещё… и ещё.

А потом неподалеку взорвалось пушечное ядро. От испуга кобыла с ржанием встала на дыбы, едва не сбросив Геллера. Он смог удержаться от падения только каким-то чудом удержавшись за поводья одной рукой… вторая висела как бездвижная плеть…

Дальнейшие события происходили для Геллера, как в тумане, на грани потери сознания. Кобыла рванула в сторону и понесла Геллера куда-то прочь… кажется к лесу… Перед тем, как окончательно погрузиться в темноту беспамятства, Геллер подумал об отце — как он воспримет смерть наследника?