Непростая служанка

Зун потянул меня за руку, заставляя последовать за ним. К счастью, я вовремя спохватилась, сделав вид, что все нормально, и мой спутник не заметил моего удивления. Мы пошли по широкой улице, минуя аккуратные трехэтажные, видимо, многоквартирные дома. Внезапно Зун остановился перед высоким темно-коричневым зданием с острой белой крышей. Вытянув руки вперед, мой провожатый сцепил пальцы и девять раз потряс ими вверх-вниз; все это он проделал с закрытыми глазами. Я же, не понимая, что происходит, решила осмотреть здание. В отличие от домов, которые мы прошли раньше, тут не было окон, на их месте располагались непонятные символы, смутно напоминающие цветочный орнамент. Перед массивной дверью стоял золотой фонтан — именно перед ним и застыл Зун. По форме здание напоминало протестантский храм, что и натолкнуло меня на мысль о религии. В конце концов, в каждом государстве должно быть хотя бы одно вероисповедание. Чтобы не вызвать гнев Зуна и не нарваться на неприятности (кто знает, вдруг тут есть аналог святой инквизиции), я тут же сложила руки и начала яростно трясти ими, повторяя все действия за своим спутником, но он даже не глядел на меня. Закончив трясти руками, Зун трижды хлопнул в ладоши, произнеся: «Агнус Теивас», и направился к фонтану. Я думала, он туда что-нибудь кинет, в качестве подношения божеству, но, вопреки ожиданиям, Зун вытащил из фонтана две монеты, одну из которых отдал мне. Как ни в чем не, бывало, парень отправился дальше.

Я осмотрела монету: чистый и гладкий золотой кружок блеснул на солнце. Я попробовала ее на зуб: кружок слегка погнулся — наверное, золото. Вот так божество! Вместо того, чтобы принимать подношения, раздает золотые монеты. Впрочем, если подумать, разве это неправильно — за почтение и молитву тут же получать материальную помощь? В моем мире до такого бы точно не додумались. Заметив, что мой провожатый ушел достаточно далеко, я кинулась его догонять.

Мы оказались на рынке. Здесь стоял необыкновенный шум, в сравнении с которым даже московское метро в час-пик показалось бы истинным пристанищем тишины. По обеим сторонам теснились лавочки, в которых разношерстные продавцы торговали различными товарами. Чего тут только не было: и мясо, и рыба, и ткани, и хлеб, даже драгоценные камни попадались. Различные лотки ломились от местных деликатесов и закусок, пестря разнообразием уличной еды. Кроме торгашей с товарами, тут были балаганщики и комедианты, что устраивали уличное представление и смешили толпу. Я невольно глазела по сторонам, увлеченная прогулкой и представшим передо мной зрелищем. Время от времени мы подходили к лавкам, где Зун делал покупки, складывая их в корзину, которую доверил мне. Одновременно он учил меня словам, указывая на покупки и повторяя названия. Может, это Сквалло попросил его сходить со мной на рынок, чтобы я выучила новые фразы? В любом случае, у меня появился еще один помощник в этом мире. После сегодняшних покупок все мои опасения по отношению к Зуну улетучились.

Лавки мы проходили быстро, пока не дошли до ларька с тканями, где за прилавком стоял громадный краснокожий мужчина с белыми волосами. Он сильно напоминал древнегреческого циклопа из мифов об Одиссее, если бы вместо одного огромного глаза у него не было тысячи маленьких. Мысленно я нарекла его Глазастиком. Зун остановился поболтать с ним, кажется, они были давние знакомые. Сути разговора я понять не могла, но по тому, как хозяин лавки кидал на меня взгляды, догадалась, что речь обо мне. Мне оставалось только стоять рядом и миленько улыбаться. В очередной раз посмотрев на меня, Глазастик ласково улыбнулся и достал из-под прилавка фрукт, очень напоминающий яблоко, которое, все также улыбаясь и не прекращая разговор, протянул мне, я приняла подарок и кивком поблагодарила за угощение. Видя, что точно такой же фрукт Глазастик ел сам, я решилась сделать укус. Фрукт по вкусу, действительно, напоминал яблоко. Сочное и сладкое, оно напомнило мне, что я с самого утра ничего не ела.

Увлеченная поедание фрукта, я совсем не заметила, как из-за угла выбежала большая собака. Резво она бросилась ко мне, вырвав из моей руки корзину с покупками, и я тут же кинулась за вором. Такую наглую кражу посреди оживленной улицы я не могла простить. Более того, если я упущу покупки, ничем хорошим это не закончится. Наглая псина все бежала и бежала, никак не желая попасться в мои руки. Краем глаза я заметила, что Зун тоже догоняет хвостатую воришку, переругиваясь с прохожими, что стояли на его пути, мешая преследованию. Собака бежала слишком резво, даже быстрый Зун едва-едва мог коснуться кончиками пальцев ее хвоста. Зверь то и дело ускользал от нас, и так бы длилось очень долго, если бы перед собакой не возник рыжий человек в фиолетовой мантии. Вместо того, чтобы убраться с дороги, как это делали все остальные, он расставил руки, собака не успела притормозить и попала прямо к нему в объятия, жалобно заскулив. Мы с Зуном подоспели примерно через секунду.

Зун при виде рыжеволосого мужчины что-то залепетал и начал быстро кланяться. Эти действия наталкивали мысль на то, что перед нами очень знатная и влиятельная особа, поэтому я поспешила последовать примеру паренька и склонила голову. Цепкие зеленые глаза незнакомца оглядели собаку, моего спутника, а потом остановились на мне. Таким брезгливым взглядом меня еще не осматривал никто. Поглаживая рыжую бородку, мужчина что-то спросил у Зуна, тот ответил, и мужчина, наградив нас очередным брезгливым взглядом, ушел. Как только он скрылся, Зун плюнул на дорогу и пробурчал что-то явно нелицеприятное. Я же тем временем подобрала корзину и начала собирать выпавшие покупки. В том мире у меня тоже был пес, поэтому к собаке я не осталась равнодушна и угостила животинку кусочком мяса; с нас не убудет, а пес не помрет с голода. Собака, присмирев, улеглась подле меня. Погладив псину по холке, я во что бы то не стало решила уговорить Зуна и Сквалло оставить животное.

Глава 4

Свеча горела на столе. Кроме нее сумрачная комната освещалась только тусклым сиянием луны в проеме большого окна. За письменным столом сидел молодой мужчина. Он что-то писал и был азартно увлечен своими записями. Ровный ряд букв не прерывался ни на миг, а мужчина не поднимал головы от бумаг даже для того, чтобы окунуть перо в чернильницу. Скрипнувшую в пронзительной тишине глубокой ночи дверь он не заметил. Лишь когда на стол опустился поднос с блюдами, мужчина отвлекся, подняв голову от записей.

— Милорд, ты совсем утонул в делах, — черноглазый Зун нахально поставил на бумаги поднос. В тоне его слышалось ехидство. — «О еде не забывай», — твержу тебе каждый раз, а ты все за свое. Так желудок испортить скоро можно, — Зун состроил обиженную гримасу и прыгнул на кушетку, что стояла позади стола.

— Не забывай о приличиях, — Сквалло откинулся на стуле, строго глядя на прервавшего его парня, — памятуя о детской дружбе, памятуй и о нынешнем положении вещей.

— Душемотатель ты, милорд, — не смотря на предупреждение, слуга только вальяжнее вытянул ноги, — Самому же нравится вспоминать прежние забавы.

Собеседник ничего не ответил. Такая словесная перепалка проходила каждый вечер, когда аристократ, забывшись в делах, пренебрегал ужином, а слуга приносил ему еду в кабинет, заботясь о здоровье господина. Слова Зуна были правдой: Сквалло, действительно, любил вот так проводить время. Будучи младшим сыном своего отца, он раньше даже не смел помышлять о герцогстве, поэтому дружбе с сыном торгаша ничто не угрожало. Однако старшие братья погибли один за другим — младший сын стал наследником. Переезд к тетушке в королевский дворец после смерти отца только еще больше переменил судьбу. Как только предоставилась возможность, новоявленный герцог Сквалло разыскал друга детства, предложив тому место слуги, на что Зун, только потерявший работу в лавке, с радостью согласился. Днем они жили, соблюдая роли слуга-хозяин, безупречно следуя правилам этикета, но по вечерам маски слетали, позволяя молодым людям быть просто Зуном и просто Филисом.

— А все же, ответь мне, милорд, какая неведанная мне причина толкает тебя на любезности с новой служанкой? — Зун стащил со стола виноград и принялся со спокойным видом его есть. — Не припомню я, чтобы Филис Сквалло был без причины так щедр со своими слугами: выделял отдельные комнаты, проводил с ними столь большое количество солнц, заводил для них псов с улицы… Ты даже работу ей не назначил, хотя она и числиться служанкой. Беря в расчет ее рабское прошлое, это слишком выходит за рамки дозволенного.

Герцог часто говорил шебутному Зуну не переходить черту приличия, и когда последний уличил того в нарушении собственных правил, то не мог не упрекнуть его. Также роль в этом сыграла ревность: Зун привык быть единственным, кто пользуется расположением хозяина замка.

— Я всего лишь желаю, чтобы она понимала, что говорят ей, — спокойно проговорил Филис. — До тех солнц, пока она не приноровится воспринимать человеческую речь, нет никакого резона давать ей работу. Не зная обязанностей, она, что и понятно, не будет в состоянии выполнить их.

— Если скажешь истину, небеса не разрушаться, — Зун встал с кушетки и подошел к столу. — Три луны и пять солнц прошло, она уже может говорить. Когда-то ты доверял мне свои секреты, что же переменилось сейчас? — ровно и твердо проговорил слуга, заглядывая в глаза господину.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Черные глаза вперились в серые, те же не желали отступать, прямо и без колебаний смотря прямо в душу. Так продолжалось до того, как Сквалло отвернул голову в сторону, проиграв эту битву.